Кассандра терпеливо молчала, пока Риордан с любезностью, которой она от него не ожидала, отвечал на беспорядочные вопросы ее кузена. Когда пришло время отправляться, он повел ее к дверям, легко и бережно держа под локоток, а потом усадил в карету со всей учтивостью, какая подобает истинному джентльмену в общении со своей престарелой тетушкой.
Она не сомневалась, что он вернется к своим обычным замашкам и начнет издеваться над ней, как только они останутся наедине, но, к ее величайшему облегчению, этого не произошло. Он уселся рядом, но на приличном расстоянии от нее, и послал ей вежливую, лишенную всякой двусмысленности улыбку.
– Я рад отметить, Касс, что сейчас ты выглядишь лучше, чем несколько минут назад, – заметил он с вроде бы искренней озабоченностью. – Ты не заболела?
– Нет, спасибо, я совершенно здорова. Это можно было считать правдой: головная боль у нее почти прошла, а день стоял прекрасный.
– Хорошо, что с утра был дождь, – добавила она, чувствуя себя дурой и надеясь, что в его ушах ее слова прозвучат не так глупо, как в ее собственных.
– Да, верно, – согласился он и сам отпустил несколько светских замечаний о погоде.
Наконец Кассандра успокоилась и даже начала получать удовольствие от поездки. По причинам, известным лишь ему одному, Риордан, видимо, решил вести себя примерно. Осознав это, она почувствовала благодарность к нему и вознамерилась ответить тем же. Правда, ее кольнуло легкое ощущение разочарования, но она приписала его расшалившимся нервам и собственной глупости.
Их вчерашняя встреча вышла столь бурной, что последние двадцать четыре часа она была не в состоянии думать ни о чем другом. Она проиграла пари и тем самым дала ему понять, что ее поведение в саду клуба «Кларион» ничего общего не имело с притворством. Кассандра знала об этом с самого начала; от полного унижения ее отделяла лишь слабая надежда на то, что он не догадывается об истинном положении вещей. Но во время последней встречи эта надежда рухнула.
Невыносимо стыдно было сознавать, что он считает ее женщиной, готовой по первому приглашению отправиться домой к мужчине, с которым она была знакома всего полчаса. Пока он думал, что она принимает его за Уэйда и именно с Уэйдом собирается уйти из клуба, позор еще можно было стерпеть, но теперь он знал всю правду. Она не могла противиться именно ему, Филиппу Риордану.
Однако сегодня он, казалось, совершенно позабыл о постыдном происшествии, и это сбивало ее с толку. Кассандра ожидала, что он непременно начнет отпускать самодовольные, полные злорадства шуточки по поводу ее капитуляции в карете, но его поведение было безупречным. Несмотря на всю свою растерянность и нелепые сожаления, ей пришлось признать его отношение к случившемуся более здравым и несравненно более мудрым. Она твердо решила последовать его примеру.
Район, по которому они проезжали, напомнил Кассандре о парижском квартале, где она в детстве ходила в школу. Она сказала об этом Риордану, и он начал расспрашивать ее о жизни во Франции. Сперва она отвечала нерешительно и кратко, стараясь придерживаться только фактов. Да, ее всегда помещали в закрытые пансионы, даже когда тетя Бесс жила в городе. Нет, Фредди ее никогда не обижал, уж скорее это она его обижала. Было ли ей одиноко? Пожалуй, нет. Ну, может быть, иногда, время от времени, но ведь все дети порой чувствуют себя одинокими! Расспросы продолжались, и Кассандра постепенно стала привыкать к мысли о том, что Риордан проявляет искренний интерес к ее ответам. Ее сдержанность растаяла, и она, сама себе удивляясь, принялась рассказывать ему такие вещи, которыми до сих пор делилась только с друзьями, и даже кое-что из того, о чем до сих пор не говорила никому.
– А что за человек был твой отец? – спросил он, положив руку ладонью вниз на разделявшее их сиденье. – Но, может быть, тебе тяжело о нем говорить?
– Конечно, я тоскую по нему, но могу о нем рассказать. Я его очень любила, хотя мы почти не виделись. Он был красив и полон жизни, с ним всегда было весело. Когда я была маленькая, я все время мечтала о нем. Грезила наяву.
– О чем же ты грезила?
– Ну… что он приедет и заберет меня из школы, а потом мы заживем с ним вместе в Суррее, в нашем старом доме.
– Сколько лет тебе было, когда умерла твоя мать?
– Шесть. После ее смерти мы с отцом прожили вместе еще около года, но потом он стал крепко выпивать… и все такое. Поэтому он отослал меня в Париж к тете Бесс.
– А-а-а, милейшая леди Синклер. Мы с ней только, что познакомились. Скажи, она всегда кокетничает с твоими кавалерами?
– Да, всегда, – откровенно призналась Кассандра. – Правда, иногда она утверждает, будто это я отбиваю у нее кавалеров.
– Значит, отец представлялся тебе рыцарем в сверкающих доспехах, который в один прекрасный день приедет и спасет свою принцессу?
– Да, мне так казалось. Он и вправду называл меня своей «принцессой». Но я с детства отличалась понятливостью. К тому времени, как мне исполнилось пятнадцать, я уже твердо знала, что этого никогда не случится. И еще я поняла, что ни мой отец, ни тетя не хотят видеть меня рядом с собой.
– А почему, как ты думаешь?
Риордан задал вопрос сухим, деловитым тоном, без единого намека на жалость в манерах или в голосе. Это помогло ей дать правдивый ответ.
– Я никогда не могла понять почему, – тихо призналась Кассандра, собирая юбку в мелкие складочки на колене. – Полжизни я пыталась быть хорошей девочкой, благовоспитанной и послушной, какой им хотелось меня видеть. Но из этого никогда не выходило ничего путного, Я хочу сказать: это не помогало мне завоевать их любовь. И в конце концов я перестала стараться.
Она чисто по-французски слегка пожала плечами и улыбнулась, чтобы разбавить горечь своих слов.
– А потом у меня появились друзья, которые принимали меня такой, какая я есть, и я наконец почувствовала себя счастливой.
У нее появилось много новых друзей, думала она про себя. Они все время менялись; одни уходили, их место занимали другие, но им всем чуточку не хватало благопристойности: супружеская пара, чей ребенок появился на свет всего через семь месяцев после венчания, молодые люди, добывавшие средства существования исключительно карточной игрой, девицы, посещавшие разного рода сомнительные вечеринки без сопровождения и, если верить слухам, позволявшие своим кавалерам немыслимые вольности.
Их всех скорее можно было назвать «бесшабашными», а не «отпетыми», «богемой», но отнюдь не «дном». Отличаясь легкомыслием и либеральной широтой взглядов, они приветливо приняли ее в свой круг именно в тот момент, когда она остро нуждалась в товарищах. Ни один из них не стал ее близким другом, но порой ей не хватало их всех разом.
– А сейчас ты счастлива, Касс? – ласково спросил Риордан.
– Вполне, – машинально ответила Кассандра. Вопрос потряс ее: она поняла, как неосмотрительно далеко зашла в своей откровенности.
– А вы, мистер Риордан? Как могло случиться, что богатый, уважаемый член парламента берет на себя роль праздного повесы? – парировала она, прекрасно понимая, что ее отвлекающий маневр будет немедленно разгадан.
Несколько секунд он смотрел на нее в молчании, потом ответил таким же небрежным тоном:
– Как-то раз Оливер спас мне жизнь, если можно так выразиться. Когда я стал членом парламента, он попросил, чтобы я отдал ему долг благодарности вот таким вот необычным образом. Это всего лишь на два года, из них уже почти половина прошла.
– Мистер Куинн спас вам жизнь?
Он кивнул, явно не желая вдаваться в подробности.
– Наверное, по временам эта беспутная жизнь кажется вам очень утомительной, даже скучной. По крайней мере, мне бы так казалось.
– Неужели она показалась бы скучной тебе, Касс?
– Да, представьте себе, – ощетинилась она.
– Но, если бы поблизости был фонтан, тебе, я полагаю, сразу стало бы гораздо веселее.
Кассандра вспыхнула.
– Вы всегда верите всему, что слышите? – гневно спросила она, хмурясь в ответ на его ухмылку. – Если так, значит, вы ничем не лучше мистера Куинна. Мне казалось, что уж вам-то сам Бог велел быть осмотрительнее и не все принимать на веру. Ведь вы тоже являетесь невинной мишенью злых сплетен.
