– Перехвати Биту, – сказал я Анчару. – Она в море.

– Так, да, – сдавленно проговорил он и вышел из кабинета.

Я прошел к письменному столу. На нем лежала записка с обычным в таких случаях содержанием (прошу, мол, в моей смерти никого не винить, ухожу из жизни сознательно и добровольно и т. д.). Ее я не тронул.

Отдельно лежали два конверта. В записке на мое имя Мещерский благодарил за помощь, просил его понять и не судить слишком строго, а также просил позаботиться об Анчаре и Вите. Здесь же была пачка долларов (мой гонорар) и красивое женское кольцо – подарок Женечке, последний ей привет.

Князь он и есть князь.

Пожал плечами и застрелился.

Письмо Вите я тоже положил в карман. Я понимал, что совершаю преступление, но мне слишком была дорога их любовь.

Поняв, что результаты ночных трудов могут быть не только на столе, я заглянул в корзину для бумаг – она была полна клочков разорванных страниц. Я поворошил их, на глаза попался обрывок со словами: «…у меня было все, но у меня ничего не было…»

Итог всей жизни талантливого и красивого человека.

Зачем-то я положил и этот обрывок в карман, забрал корзину и вышел в гостиную.

Выглянул в окно – в дали моря белела шапочка Виты.

В камине тлели угли, и я вывалил на них все содержимое корзины. Следствию они вряд ли помогут, а Мещерскому так спокойнее.

Бумаги начали чернеть, зашевелились и разом, торопливо вспыхнули – как взорвались.

И тут же раздался еще один выстрел.

Я подскочил к окну – белой шапочки в море больше не было.

Перехватил абрек Виту…

Я выбежал из дома.

С крыши сакли спустился, плача, Анчар с карабином.

– Ты с ума сошел! – Я зачем-то вырвал у него ружье.

– Лучше, чтобы она повесилась, так, да?.. Или чтобы ее опять схватили грязные жадные руки… Как Сулико… После Саши, да… – Анчар говорил непривычно для него быстро, лихорадочно, слизывая слезы с усов. – Вита сказала: Арчи, я умру в один час с Сашей… И посмотрела на меня… Я не обманул ее… – И он зарыдал, припав к моему плечу, содрогаясь всем телом.

Я обнял его.

Мне было страшно.

– Стыдно, – наконец сказал Анчар, вытирая ладонями лицо. – Арчи – не женщина. Скажи – кто виноват, и Арчи…

– Никто, Анчар, – сказал я тихо. – Просто двое людей прожили свою жизнь. Спрячь карабин и езжай в город за милицией

– 

Приехала оперативная группа, в полном составе. Во главе со следователем прокуратуры.

Володя сделал мне глазами знак, чтобы я не очень афишировал наше знакомство. И не лез в бутылку.

Пошла обычная в таких случаях работа. Медэксперт констатировал смерть от огнестрельного ранения в висок. Добавил, что, по его мнению, картина типичная для самоубийства. Следователь, поглядывая на меня, выразил сомнение.

Мне это не понравилось. Не хватало еще осложнений с родной милицией.

– А где же тогда оружие, посредством которого совершено это так называемое самоубийство? – И снова «проницательный» (я тебя насквозь вижу) взгляд на меня.

– Ищите, – я чуть было не пожал плечами.

– А вы пока помолчите. Вас еще не спрашивают.

Вошедший сотрудник что-то шепнул ему на ухо.

Следователь с еще большим интересом, я бы сказал, с многообещающим интересом взглянул на меня и вышел из кабинета. Быстро вернулся и обратился ко мне:

– Как вы объясните пулевую пробоину в стене дома? Заделанную, кстати, весьма тщательно. И недавно замененное стекло.

– И кто жег бумаги в камине? – бросил и свой вопрос сотрудник.

– В какой последовательности отвечать?

– Как вам удобнее, – ухмыльнулся следователь.

– Хорошо, я отвечу. Но это мои последние слова без протокола. Бумаги скорее всего жег покойный. Разбитое стекло и пулевой след – результат недавнего нападения на виллу хулиганов.

– И что же? – Он все-таки втянул меня в разговор. – Вы заявили в милицию?

– Да зачем? Обычное дело – постреляли и ушли.

– Так-таки и ушли? – И «поймал» меня «неожиданным» вопросом: – У вас есть оружие?

– Откуда? Я мелкий частный детектив мелкой сыскной конторы. Мне не положено. Тем более что я на отдыхе.

– Неплохо отдыхаете… – Намек такой прозрачный.

– Все, – сказал я. – Отключаюсь.

Да и Володя сделал мне знак глазами: не задирайся.

Мне бы понять, что нужно следователю, тогда и защищаться можно конкретно. Или он работает по наводке Бакса, или хочет мужик выслужиться. На хрена ему какое-то самоубийство, если он может взять убийцу на месте преступления. Это, стало быть, разные вещи.

– Ну, что же, – согласился следователь, – давайте знакомиться ближе. Принесите свои документы. – И, усевшись за стол Мещерского, достал бланки протокола.

Предупредил меня, что допрашивает как свидетеля и об ответственности, естественно, за дачу ложных показаний.

Просмотрел мои документы, ухватился:

– Так что же вы отрицаете наличие у вас оружия? – торжествующе-уличающе потряс над столом моей лицензией. – Вот же, здесь же, прямо сказано: «Имеет право на хранение и ношение личного огнестрельного оружия…» Ваш ответ?

– Лицензия просрочена, посмотрите внимательней. Повторяю, оружия у меня нет. И я бы просил вас вести расследование в установленном порядке. Явный обвинительный уклон, с которым вы его ведете… – Я замолчал, потому что Володя опять сигналил: не задирайся.

А я и не задирался. Я отстаивал свое право на презумпцию невиновности: «Никто не может быть признан…» и т.д.

– Что вы делали на вилле? – Он не обратил никакого внимания на мою просьбу. – Гостили?

– Исполнял свои обязанности. Охранника…

– С просроченной лицензией? – перебил он.

– Мог бы и вообще без лицензии.

Эх, ворвалась бы сейчас сюда Женька, врезала бы ему двумя пятками с каблуками в лоб, выпрыгнули бы мы, обнявшись, в окно и спрятались бы в сакле, под буркой… Нет, под буркой жарко с Женькой…

– Чем занимался владелец виллы?

– Отдыхал.

– Он крупный авторитет в прошлом, – вставил Володя, желая смягчить обстановку и «перевести стрелку».

– Интересно. У вас, гражданин Сергеев, что, были общие дела с убитым?

Все-таки с убитым. Козел упрямый!

– Были, – я усмехнулся. – Он воровал, а я его ловил.

Напрасно я это сказал – вырвалось. Дал ему «на почве неприязненных отношений…» – и большего не надо, мало не покажется.

По довольному лицу следователя я догадался, что и его посетила эта радостная мысль.

– Кто еще проживает на вилле?

– Его товарищ Арчил, фамилии не знаю. Жена Мещерского, но, по-моему, они не зарегистрированы…

– Сожительница, – злорадно по складам вписал следователь.

– Где они находятся в настоящее время?

– Мне это неизвестно, – наполовину соврал я.

Арчил ведь еще до приезда милиции исчез, будто его никогда и не было. И правильно сделал.

Мне б, дураку, тоже слинять. Вот-вот море вынесет тело Виты. Вот-вот обнаружат труп Боксера, правда, он убит не пулей, а ядом, но все равно мне легко не отвертеться.

– Последний вопрос. – Следователь эффектно отбросил «перо», откинулся на спинку стула. – Мне все ясно. Ответьте: куда вы дели пистолет, из которого застрелили гражданина Мещерского? Где он? – громовым голосом Закона.

– Под тумбочкой, – спокойно сказал я. – Отлетел после выстрела.

– Вы лжете! – Он стукнул кулаком по столу. Но слишком сильно – ушибся. – Так не бывает.

Вот именно – так и бывает в большинстве случаев, когда стреляют в голову, – рука еще держит пистолет, но уже слабо, и силой отдачи его отбрасывает в сторону.

Даже медэксперт с недоумением взглянул на следователя.

Сотрудник двумя пальцами поднял пистолет и положил перед ним на стол.

– Все равно, – не сдался он. – Возьмите у него отпечатки пальцев.

– На пистолете наверняка будут мои следы, – сказал я примирительно. Мне хотелось, чтобы они поскорее убрались. – Покойный показывал его мне.

И они наконец убрались. Взяли с меня подписку о невыезде, забрали вешдоки: записку Мещерского, пистолет, гильзу, собрали в камине сгоревшие бумаги. Но вряд ли им это поможет, я успел разрушить пепел кочергой дотла.