Я положила трубку. Несколько дней назад я читала в «Тайм» интервью с мистером Уорнером, вице-президентом одной из крупнейших нефтедобывающих компаний Америки.

– Твою маму! – охнула Леля, когда я рассказала ей о случившемся. – Так ты что, переспала с миллионером? А потом он тебя еще и гулять звал?!

Вечер мы потратили на подсчеты Максовых доходов.

– Понесло ж тебя в эту Африку! – стонала Леля. – А вдруг он уже передумал?

Я и сама боялась этого «вдруг». У меня было ощущение, что перед моим носом пронесся ШАНС и я его проморгала.

Леля разложила картишки.

– Ого! Да у тебя такой король выпадает! Дашь миллион взаймы, когда вы с ним… ну, это самое?

Интернет-поиск показал, что Макс в разводе и имеет дочь.

– Так, завтра идем в магазин и покупаем тебе приличное платье. Это я беру на себя.

Я не слушала Лелю. На меня внезапно накатила апатия и отвращение: я его не хочу. Мне было страшно от его миллионов.

Лука несколько раз заезжал после командировок – он так и не снял новую квартиру. Я отдавала ему ключи и уходила к Леле.

– Ты не вернешься? – каждый раз спрашивал он.

– ТЫ не вернешься, – констатировала я.

Мне нужно было заново придумывать свое будущее. За два года я написала несколько рассказов по-русски. На полученные гонорары купила себе шляпу, диван и заправила машину.

– А что ты хочешь? – удивлялась Леля. – За такую херню никто по-нормальному платить не будет.

Я жила на деньги Луки. Он присылал мне чек, не требуя никаких отчетов. И это было ужасно.

– Позвони Максу! – уговаривала меня Мелисса. – Он тебе подскажет, на чем можно заработать.

Но звонить никуда не потребовалось. Макс сам появился на пороге – с огромным осетром под мышкой.

– Коллеги из России прислали, – сообщил он. – Я подумал: может, ты любишь?

Я с суеверным ужасом взирала на чудовище.

– Ты уверен, что мы сможем его съесть?

«Сможем! Сможем!» – заскакал вокруг Ронский-Понский.

Макс был странным мужчиной. Слишком спокойный, слишком тонко улыбающийся. Когда он был рядом, меня не покидало ощущение, что мне необыкновенно повезло. Макс, вероятно, считал так же.

«А полы-то у меня грязные!» – думала я, приглашая его на кухню. Бабушка как в воду глядела, говоря: «Дом у девушки всегда должен блестеть! Никогда не знаешь, когда к тебе заглянет очередной жених».

Стесняться я перестала только после распития бутылки Cardinale. Если бы на свете не было алкоголя, я бы ни разу не вышла замуж.

Макс не пьянел – меня же развезло. Я вывалила на него все проблемы – от немытых полов до отсутствия дохода.

– Занимайся тем, что ты любишь, – посоветовал Макс.

Я фыркнула:

– Я люблю только одно – прославляться. Кто мне за это будет платить?

– Напиши хорошую книгу.

– Она все равно затеряется. Таких, как я, знаешь сколько? Чтобы тебя заметили, нужны связи.

– Ну так заведи! Стань литературным агентом и помогай другим опубликоваться. Заодно наведешь мосты и изучишь рынок. А когда напишешь бестселлер, отдай его издателям, которые не просрут его.

Пазлы, рассыпанные в моей голове, сложились в картинку.

Соседи давно уже погасили свет, обожравшийся Ронский храпел в углу, а мы все болтали. Привкус чужеродности стал чуть заметным.

Макс умел слушать совсем не так, как мои прошлые мужчины. Пьющенко в принципе не верил в мой ум; Кегельбана чужие мечты только бесили; Лука слушал из вежливости и уважения. Максу же было интересно. Он наблюдал за мной, как наблюдают за кошкой: что еще она отчебучит?

Это была его форма любви: кормить, баловать и чесать за ушком. Но при этом дистанция «хозяин» – «питомец» никогда не нарушалась.

Герой нашего времени (мемуары)

[1997 г.]

Макс был обязан своим рождением нефтяным аппетитам США. В начале 1950-х правительство Ирана отобрало у иностранцев все нефтепромыслы, и в Тегеран была срочно направлена группа американских экспертов – свергать антидемократический режим. В числе этих засланцев был и молодой нефтяник Джонни.

Там он познакомился с Диной, дочкой местного генерала. Иранская элита уже тогда была космополитична. Религиозный фанатизм, чадры и ослики – это все для народа, а генеральские дети умели и по-английски объясняться, и экспертов-нефтяников очаровывать.

Переворот удался на славу, и Джонни отправился домой – шокировать родню персидской супругой.

Не знаю, что уж там впитал Макс с молоком матери, но нефть – это то, чем всегда была заполнена его голова.

Карьеру он начал в 1973 году, когда страны ОПЕК наложили на Израиль и его союзников нефтяное эмбарго. Америка на всех парах влетела в затяжной кризис: цены на бензин поднялись в четыре раза. А двадцатилетний Максик незадолго до этого накупил дешевых нефтяных фьючерсов.

Все шло замечательно: нефть наливалась в трубопроводы, бабло – на счета, но в середине 1980-х счастливая звезда Макса перегорела. Во время ирано-иракской войны чей-то бомбардировщик – до сих пор неизвестно чей – потопил принадлежащий ему танкер. Еще несколько судов были повреждены при ракетном обстреле.

К тому же цены на нефть ухнули вниз.

Но Макс не отчаивался. Он съездил в Китай и в Индию, побеседовал со знающими людьми и решил, что не все потеряно.

– Мы здесь понятия не имеем, какой потенциал заложен в Азии, – говорил он партнерам. –

В Китае, если ты гений – один на миллион, то таких, как ты, тысяча человек. Сейчас компартия постепенно ослабляет хватку, и знаете, что будут делать эти гении, когда им развяжут руки? Они будут строить заводы и богатеть! А это означает потребление нефти в промышленных масштабах.

Оставалось придумать, где закрепиться и начать все заново. Выбор Макса пал на Россию.

Он не прогадал: его партнеры, вложившиеся в Кувейт, потеряли все во время иракской оккупации 1991 года. Саддама, конечно, вышвырнули из страны в два счета, но было поздно: перед уходом его соладты сожгли все, что горело. А в России нефтяной бизнес как раз начал набирать обороты.

Со временем Макс разобрался, что там к чему.

– Московские бюрократы работают по принципу автоматов со «Сникерсами», – говорил он. – Ты ему денежку, а он тебе – шоколадку. Иногда, правда, автомат заедает: ни денег нет, ни «Сникерса». Ну, тогда его пнуть надо. И все будет о’кей.

Приехав в Россию, Макс обнаружил, что там можно делать прибыль не только на нефти. Российские нувориши отчаянно нуждались в посредниках для переправки денег за рубеж. Тогда еще мало кто знал, как работают швейцарские банки и как купить замок в Англии. Макс давал советы, предоставлял счета и получал щедрые комиссионные.

Потом грянула приватизация – населению раздали ваучеры. Макс в спешном порядке создал инвестиционный фонд «Доверие» и разослал бойких мальчиков по деревням – менять ваучеры на акции «Доверия».

– Мы вложим их в рентабельные заводы и будем получать сказочные дивиденды!

Собственно, они, то есть Макс и K°, действительно их получили: на чужие ваучеры они прибрали к рукам несколько нефтеперерабатывающих предприятий. А селянам было сказано: «Если вас что-то не устраивает, переизберите директора». Ага, переизберите: акционеры жили за сотни километров друг от друга, ни черта не смыслили в праве и не имели ни денег, ни возможности нанять адвокатов. Впрочем, переизбирать гендиректора уже не имело смысла: Макс продал все заводы самому себе, а вырученные деньги потратил на мифических консультантов. «Доверие» обанкротилось, а с ним и все три тысячи акционеров.

– Ты жулик! – возмутилась я, выслушав его историю.

– Ничего подобного! – горячо запротестовал Макс. – Я – Робин Гуд! Простым людям никогда не принадлежали эти заводы и не могли принадлежать – они не знают, что с ними делать. Они бы все равно отдали свои ваучеры за водку. Я отобрал богатства у партийцев и профинансировал пятнадцать детских домов. Неужели оно того не стоило?

Я промолчала. Отступать было поздно. Я влюбилась в святого негодяя.

О старости