Наконец король поднялся с колен, снял с себя святую рубашку, попрощался с архиепископом, попрощался с королевой и направился к выходу из собора.

Однако на полпути он остановился: ему на глаза опять попался Бюсси.

– А, это вы, сударь, – сказал Генрих, – по-видимому, наше благочестие вам не по нраву, коли вы не решаетесь расстаться с золотом и шелками в то время, как ваш король одевается в грубое сукно и саржу.

– Государь, – с достоинством ответил Бюсси, побледнев от сдерживаемого волнения, – даже среди тех, кто сегодня облачен в самую грубую рясу и больше других изранил себе ноги, не найдется человека, ближе меня принимающего к сердцу службу вашему величеству. Но я прибыл в Париж после дальней и утомительной дороги и только сегодня утром узнал, что ваше величество отбыли в Шартр. Я проскакал двадцать два лье за пять часов, государь, торопясь присоединиться к вашему величеству. Вот почему у меня не было времени сменить платье, и ваше величество не попрекнули бы меня, если бы вместо того, чтобы поспешить сюда с одним желанием слить свои молитвы с молитвами вашего величества, я остался бы в Париже.

Король, казалось, удовлетворился этими объяснениями, однако, взглянув на своих друзей, он увидел, что некоторые из них при словах Бюсси пожимали плечами. Не желая обижать своих сторонников знаками доброго расположения к придворному герцога Анжуйского, король прошел мимо Бюсси с сердитым видом.

Бюсси, не моргнув глазом, снес эту немилость.

– Что с тобой? – сказал герцог. – Разве ты не видел?

– Чего?

– Что Шомберг, что Келюс, что Можирон пожимали плечами, слушая твои оправдания.

– Все так, – с полным спокойствием отвечал Бюсси, – я это отлично видел.

– Ну и что?

– Ну и то, неужели вы думаете, что я способен перерезать горло себе подобным или почти что себе подобным в церкви? Для этого я слишком хороший христианин.

– А, коли так, все прекрасно, – сказал удивленный герцог, – мне-то показалось, что ты этого не заметил или не пожелал заметить.

Бюсси, в свою очередь, пожал плечами и при выходе из собора отвел принца в сторону.

– Мы идем к вам, не правда ли, монсеньор? – спросил он.

– Немедленно. У тебя должны быть интересные новости для меня.

– Да, несомненно, монсеньор, и даже такие, о которых, я уверен, вы и не подозреваете.

Герцог удивленно посмотрел на Бюсси.

– Да, да, – сказал Бюсси.

– Ну хорошо, позволь мне только распрощаться с королем, и я к твоим услугам.

Герцог отправился к королю испрашивать разрешения покинуть его свиту, и король, в силу особой милости богоматери несомненно расположенный к терпимости, даровал своему брату позволение уехать в Париж, когда ему заблагорассудится.

Герцог поспешно возвратился к Бюсси и вместе с ним закрылся в одной из комнат отведенной ему гостиницы.

– Ну вот мы и одни, мой друг, – сказал он, – теперь садись и расскажи мне свои похождения. Ты знаешь, я считал тебя мертвым.

– Вполне в это верю, монсеньор.

– Ты знаешь, весь двор, прослышав о твоем исчезновении, на радостях разоделся в белое, и немало людей вздохнули свободно впервые с того дня, когда ты научился держать шпагу. Но не в этом дело. Давай рассказывай! Ведь ты меня покинул, чтобы следить за прекрасной незнакомкой. Кто же эта женщина и чего я могу от нее ждать?

– Вы пожнете то, что посеяли, монсеньор, то есть стыд и позор!

– Что такое? – воскликнул герцог, более пораженный загадочным смыслом этих слов, чем их непочтительностью.

– Монсеньор слышал, – с ледяным спокойствием ответил Бюсси, – и мне нет необходимости повторять.

– Объяснитесь, сударь, и оставьте Шико загадки и анаграммы.

– О, нет ничего легче, монсеньор, для этого мне достаточно обратиться к вашей памяти.

– Но кто эта женщина?

– Думаю, что вы, монсеньор, ее узнали.

– Так это была она! – воскликнул герцог.

– Да, монсеньор.

– Ты ее видел?

– Да.

– Она с тобой говорила?

– Конечно. Только призраки не говорят. А что, разве у монсеньора были основания считать ее мертвой или надеяться на ее смерть?

Герцог побледнел и замер, словно раздавленный под тяжестью слов того, кто, казалось, должен был бы вести себя как подобает куртизану.

– Ну да, монсеньор, – продолжал Бюсси, – хотя вы и толкнули молодую девушку благородного происхождения на мученическую смерть, все же она избежала погибели. Однако подождите вздыхать с облегчением и не думайте, что вы уже оправданы, ибо, сохранив свою жизнь, она попала в беду большую, чем смерть.

– Что с ней случилось? – спросил герцог, дрожа всем телом.

– С ней случилось то, монсеньор, что один господин спас ей и честь, и жизнь, но этот человек заставил заплатить за свою услугу такой ценой, что лучше бы он ее не оказывал.

– Ну, ну, кончай.

– Диана де Меридор, монсеньор, чтобы избежать уже протянутых к ней рук герцога Анжуйского, любовницей которого она никак не хотела стать, Диана де Меридор бросилась в объятия человека, который ей ненавистен.

– Что ты сказал?

– Я сказал, что Диана де Меридор нынче зовется госпожой де Монсоро.

При этих словах волна крови внезапно прихлынула к обычно бледному лицу Франсуа, герцог побагровел так сильно, что, казалось, кровь вот-вот брызнет у него из глаз.

– Смерть Христова! – зарычал разъяренный принц. – Неужели это правда?

– Да, черт побери, раз это говорю я, – высокомерно ответил Бюсси.

– Я не то хотел сказать, – поправился принц, – я не сомневаюсь в вашей правдивости, Бюсси, я только спрашиваю себя, возможно ли, чтобы один из моих дворян, какой-то Монсоро, дерзнул похитить у меня женщину, которую я почтил своим расположением.

– А почему нет? – сказал Бюсси.

– И ты бы сделал то же самое, ты?

– Я сделал бы лучше, монсеньор, я предупредил бы вас, что чести вашей грозит опасность.

– Минуточку, Бюсси, – сказал герцог, снова обретая спокойствие, – послушайте, пожалуйста. Вы понимаете, мой милый, что я не оправдываюсь.

– И допускаете ошибку, мой принц: во всех случаях, когда затронута честь, вы не более чем дворянин.

– Ну хорошо, вот поэтому я и прошу вас быть судьей господина де Монсоро.

– Меня?

– Да, вас, и сказать мне: разве он не вел себя по отношению ко мне как предатель, вероломный предатель?

– По отношению к вам?

– Да, ко мне, ведь мои намерения были ему известны.

– А в намерения вашего высочества входило?..

– Заставить Диану меня полюбить, я не отрицаю.

– Заставить полюбить вас?

– Да, но ни в коем случае не прибегать к насилию.

– Таковы были ваши намерения, монсеньор? – сказал Бюсси с иронической улыбкой.

– Несомненно, и эти намерения я сохранял до последней минуты, хотя господин де Монсоро возражал против них со всей убедительностью, на которую он способен.

– Монсеньор! Монсеньор! Что я слышу! Этот субъект подбивал вас обесчестить Диану?

– Да.

– Он давал вам такие советы?

– Он мне письма писал. Хочешь, покажу тебе одно такое письмо?

– О! – воскликнул Бюсси. – Если бы я мог этому поверить!

– Подожди секунду, ты сам увидишь.

И герцог побежал за шкатулкой, которая всегда находилась в его кабинете под охраной пажа, вынул оттуда записку и сунул в руки Бюсси.

– Читай! – сказал он. – Раз уж ты сомневаешься в слове твоего принца.

Бюсси с сомнением дрожащей рукой взял записку и прочел: