Он весело и беззаботно чмокнул ее в щеку. Такого поцелуя Пат не получала уже давно.
– Ты что, Стиви?
– Открываем сегодня «кабель». Сколько я с ним провозился! Приходи к трем в первую, я буду толкать там речь! – Стив рассмеялся и, подавая Пат конверт, сказал, не смущаясь и не осуждая: – Вот твое интервью с Ямагути. Как бы там ни было, материал классный, я уже просмотрел. – И предупреждая все вопросы ставшей белее, чем конверт у нее в руках, Пат, поспешил добавить: – Пакет лежал у нашей двери рано утром. Там тебе еще письмо, очень красивое. – Лицо Пат исказила гримаса, в которой Стив без труда прочитал одновременно страх, отвращение, любопытство и возбуждение. – Не переживай так, моя девочка, ты самостоятельный человек и вольна поступать как знаешь. Теперь мы спокойно сможем поговорить о многом. Все в порядке. И не забудь – в три!
Стив побежал вниз, прыгая, как мальчишка, через три ступеньки, а Пат, прижавшись спиной к шершавой бетонной стене, вытащила полупрозрачные листки. Буквы плясали перед ее глазами, но даже в таком состоянии она поняла, что такого интервью с Ямагути ей самой было бы не сделать никогда. Это был настоящий, щедрый подарок. Второй же листок она сразу скомкала, едва взглянув на него. Что этот человек может открыть ей в письме, после того, что открыл своим каменным и гладким, как обточенная морская галька, телом? Теперь она сама будет владеть, или вернее, может это делать – с нее довольно сознания такой власти. Ее даже не слишком взволновало то, что Стив, наверное, прочел письмо до конца.
И, медленно поднявшись к себе в кабинет, Пат с удивлением обнаружила, что из зеркала на нее смотрит лицо с тем же выражением облегчения и свободы, какое она только что видела у мужа. Осознав возможность своей власти над другой половиной человечества, Пат осознала и свое превосходство. Мир стал понятнее и упорядоченней. И Пат рассмеялась прямо в лицо своему отражению.
А через несколько часов, стоя среди других приглашенных, она искренне радовалась за Стива, который в своем светло-сером костюме, сияя загорелым и, несмотря на начинавшие седеть усы, молодым лицом, обращался к тысячам и сотням тысяч людей: «Телевидение должно пробуждать в нас мечты, удовлетворять нашу тоску по прекрасному, увлекать нас в путешествия, превращать в участников событий. Оно должно знакомить нас с настоящей жизнью и великим искусством!»..
После записи Пат, с трудом протолкавшись сквозь толпу, подошла к Стиву, обняла, а потом протянула ему ладонью кверху свою маленькую руку:
– Мы нужны друг другу несмотря ни на что?
– Да.
– И мы оба свободны?
– Да.
– И наша работа – это наша работа?
– Да.
И Стив опустил свою ладонь на ладонь Пат.
В субботу Патриция Фоулбарт показала в «Чемоданчике» интервью с Дзюнко Ямагути в вопросах и ответах, иллюстрированное ее песнями. Перед тем как выпустить интервью в эфир, она долго сидела над ним в глубоком раздумье: как профессионал, Пат все же не была уверена, что такая подача материала будет понятна ее зрителям – американцам и европейцам. И, несмотря на возражения Стива, она все-таки переработала текст, расставив акценты по-своему. А через пару месяцев интервью было признано телезрителями лучшим интервью года на канале Си-Эм-Ти, а ведущая получила приз «за взаимопроникновение культур».
Доктор Наоэ смотрел передачу с большим интересом, отдавая при этом свое блестящее и узкое, как меч, тело трем молоденьким гейшам.
* * *
Это было первое Рождество, на которое Пат и Стив приехали в Ноттингем вместе. Теперь, когда между ними не стояли те сложности, которые неизменно порождает телесная близость, они могли полностью и без оглядки наслаждаться обществом друг друга. Взрывная восторженность Пат уравновешивалась мягким юмором Стива, а его воистину энциклопедические знания дополнялись той яркой эмоциональностью, которую Пат вносила в любое дело.
Тридцатидвухлетняя Пат, уже давно утратившая девчоночью угловатость, приобрела взамен пластику туго натянутой и готовой в любой момент развернуться пружины. Стиву, частенько с любопытным одобрением смотревшему на жену, всегда в такие моменты приходило на ум сравнение с породистой горячей лошадью, знавшей цену и себе, и опытной руке умелого всадника. Гонявшая на «порше» быстрее, чем он сам, и заставлявшая обращать на себя внимание в самых блестящих компаниях спокойной уверенностью, среди друзей Пат была проста и всегда ровно весела. Приятели Стива завидовали ему, не подозревая, что Шерфорды на самом деле никакие не супруги, а отлично понимающие друг друга старинные друзья. Пат с удивлением смотрела, каких замечательных девочек умудряется находить ее муж, а Стив с уважением, не исключавшим, впрочем, абсолютного непонимания, признавал, что женщина может иметь вместо любовных страстей совершенно другие интересы. Тем более что поклонников у нее, звезды Си-Эм-Ти, было, пожалуй, даже слишком много.
Вечерами, сидя в крытом прозрачным куполом патио, где журчал маленький водопад – Пат уверяла, что душа прелестной Ла Беллиот переселилась именно в него, иначе он не мог бы так соблазнительно лепетать и грассировать – она со смехом рассказывала Стиву об очередных ухаживаниях и так точно умела показать нелепость мужского поведения, что ему оставалось только поднимать руки вверх, сдаваясь.
Как-то душным августовским вечером, когда падали звезды, и сам воздух, казалось, был наполнен истомой, Стив, переживавший очередное увлечение, все-таки рискнул спросить у Пат:
– Послушай, но ведь ты вполне чувственная здоровая женщина…
Пат рассмеялась.
– Ах, Стиви, не заставляй меня думать, что и ты такой же, как все! В мире есть уйма вещей куда более интересных, если действительно проникнуть в их суть. К тому же после того, что я испытала тогда в Саппоро…
– Ну, ведь это же были лишь первые шаги в великом искусстве.
– Что?!
– То, что написал тебе этот твой загадочный НК. Разве ты не помнишь?
Пат задумчиво потерла переносицу.
– Я не читала. Как только ты ушел тогда, я сразу выбросила второй листок. И… Теперь это уже все равно.
Но после этого разговора Стив, привыкший по-прежнему подмечать все тонкости в настроении и поведении Пат, все же обнаружил, что она стала чуть более пристально смотреть на кого-то из мужчин. Правда, дальше этого не пошло.
И вот они сидели в просторном салоне, так непохожем на узкий и тесный летающий гроб, который доставил Пат в Штаты больше десяти лет назад. Она свернулась калачиком и задремала, положив голову на колени Стиву, а он еще долго смотрел в черную бездну за иллюминатором и думал о том, как странно повернулась жизнь. Вот он, процветающий телемагнат за сорок, летит к абсолютно чужой девочке, которая ему дороже всего на свете, и обнимает мать этой девочки, женщину близкую и одновременно тоже совершенно чужую. Разве в шестьдесят пятом, мотаясь начинающим журналистом по дебрям Боливии в надежде вырвать интервью у призрачного Че Гевары и валясь с ног чуть ли не под копыта мулов, он мечтал об этом? Разве, принимая младенца у вздумавшей рожать прямо среди их хипповской коммуны под Энсенадой девицы, он так представлял себе свою семейную жизнь? Эх, Вирц, бродяга из бродяг… И Стив осторожно убрал руку с теплого плеча Пат.
В Лондоне висела обычная морось, и, не задерживаясь, они прямо из аэропорта покатили в Ноттингем в надежде приехать еще засветло. Пат сама села за руль, а на Стива всю дорогу сваливались большие и маленькие коробки с подарками. Город встретил их зелеными венками омелы над каждой дверью и белыми шапками на статуях. Джанет нетерпеливо разгуливала перед домом, встряхивая копной золотистых волос и, пока Пат возилась с машиной, она уже повисла на шее у Стива.
– Папочка! Ты бист зо пунктлих![15] – куда возможно вставляя немецкие слова, кричала она и в восторге болтала ногами, как маленькая. Два года назад Джанет, очарованная немецкими сказками, начала учить немецкий язык.