Литмир - Электронная Библиотека

Гринсвельд, отодвинувшись к стене, молча смотрел, как капает с лезвия его вонючая кровь прямо на босые ноги Конана. Тот трюк, коему когда-то научился он еще в Ландхааггене, до полусмерти пугая свою приемную мать, сработал. Варвар не смог убить ребенка, хотя сам Горилла не в силах был этого постичь. Враг есть враг, и нужно быть готовым к любому его действию; нужно уметь рубить не раздумывая, кто там перед тобою — ребенок ли, женщина ли, дряхлый ли старик… Жаль только, если придется отдать ему маттенсаи… Впрочем, он уже и так ее взял…

* * *

Выхватив маттенсаи из высокого золотого кубка, Конан бегом ринулся к лестнице. Он больше не смотрел на скорченное у стены детское тело; он ненавидел — ненавидел так, как не приходилось ему прежде. Огромная, много выше и здоровее его обезьяна на его глазах превратилась в ребенка! Конан мог ожидать от Гориллы чего угодно, но только не этого. В первые мгновенья боя, когда Гринсвельд вел себя так уверенно, так спокойно, он невольно почувствовал нечто вроде уважения к врагу. Оказалось, то было не более чем лицедейство. Дешевое гнусное лицедейство!

Киммериец перепрыгнул нижнюю ступеньку, бросился к двери, ведущей в подземный ход.

— Эй!

Тонкий голос сверху заставил его резко остановиться, с замирающим сердцем посмотреть наверх. Гринсвельд, все в том же обличье, стоял у лестницы на втором этаже, и голова его едва достигала перил. Простирая ручонки к варвару, он с мольбой пялил на него круглые черные глаза и хныкал.

— Отдай, Конан. Отдай мне маттенсаи! Я погибну без нее!

— Нет! — яростно выдохнул Конан, отступая. — Нет!

— Прошу тебя, отдай! Отдай!

— Кром… — В отчаянье киммериец пнул дверь ногой, завороженный видом несчастного. Он не питал особой любви к детям, но и никогда не поднимал руку на них. Но то был не ребенок! Эта мысль билась в его мозгу, хотя полностью осмыслить ее он не мог, не имел времени и опыта. Будь сейчас жив Иава, он знал бы, что делать…

— Конан, отдай! — жалобно пискнув, Гринсвельд соскочил на ступеньку, чуть не подвернув при этом тоненькую ножку, и с детским бессмысленным смехом начал прыгать вниз. — Отдай… Отдай…

— А-а-а, — заревел варвар, в ужасе пятясь к черной дыре подземного хода. — Не подходи!

— Отдай-отдай-отдай…

Спрыгивая с предпоследней ступеньки, Горилла Грин подвернул-таки тонкую детскую ножку. Падая, он кувырнулся в воздухе, и рухнул прямо на осколки статуи Густмарха.

* * *

Несколько мгновений Конан не дышал. Не отрывая глаз от распростертого в груде камня Гринсвельда, он ожидал, что тот сейчас снова встанет и снова, протягивая руки и жалобно хныча, пойдет к нему… Нет, Горилла не вставал. Тогда киммериец решился, подошел ближе.

Осколок с глазом Густмарха вошел ему точно между бровей; черные глаза мертво смотрели в потолок, тонкие руки еще подрагивали, но Конан знал: больше Гориллы Грина нет.

Качнув головой, он начал медленно подниматься наверх, за телом Иавы. Завороженный всем, что произошло, он ощущал всем существом своим, что ни мыслей, ни чувств в нем сейчас нет, что внутри его зияет бесконечность — пустая и темная как колодец. Прижимая к груди маттенсаи, другой рукой он волок за собой меч, и длинная черная полоска обезьяньей крови тянулась ему вслед…

Он не услышал — почувствовал этот странный треск. Остановился, прислушался… Треск раздавался отовсюду: и сзади, и спереди, и с боков что-то как будто рвалось, тяжело, с болью… Инстинктивно Конан напрягся, сбрасывая оцепенение и снова становясь собой; в его синих глазах отразилась лестница, потом витражи, потом распростертое тело маленького Гориллы… Рушится башня! Он понял это внезапно, еще и не увидев трещин в стенах. А поняв, кинулся к подземному ходу, проклиная себя за то, что не успел унести из этого проклятого места тело Иавы. Хорошо, что сумка его лежит у него в мешке! Там его записи, он отдаст их Халане… О, Митра… Ведь Халана ждет… Что он скажет ей? Как объяснит?

…И подари нам жизнь и любовь.
Пусть буря грянет, пусть снег повалит,
Пусть трясется под нами земля —
На все твоя воля, пусть рушится все,
Но только не жизнь и любовь…

Если бы Конан не был сыном сурового бога Киммерии Крома, он бы не удержался сейчас от злых слез. Но он был истинным варваром и гордился этим всегда. А потому, ступая в черную дыру хода, он обернулся, с обычной ухмылкой бросил короткий взгляд на Гринсвельда, подмигнул ему и нырнул вниз, унося с собой то, за что погибло все племя антархов. Почти все…

Волны сами несли его к берегам Аргоса. Бросив весла, Конан смотрел на удаляющийся Желтый остров, который уже озаряли светлые лучи ока благого Митры. Теперь ему предстоял еще более долгий путь — в покрытый льдом и мраком Ландхаагген… Кто знает, встретится ли ему когда-нибудь такой друг, как Иава? Насмешливый, сильный, умный и верный… Конан усмехнулся, припоминая… Потом повернулся к Желтому острову спиной, взял в руки весла и начал размеренно и быстро грести к Аргосу — надо торопиться, ведь ему предстоит еще такой долгий путь!

Отчего-то счастливо рассмеявшись, Конан, не переставая работать веслами, оглянулся назад — на небесно-синей глади колыхался легкий ровный след его лодки — и громко крикнул, с удовольствием слыша в утренней тишине свой сильный уверенный голос:

— Хей, разноглазый! Ты слышишь меня? Асвельн выбрал нас! Нас обоих!

Он снова рассмеялся, налег на весла и более уже не оглядывался.

·
Чужая клятва - i_001.jpg
25
{"b":"113675","o":1}