«Загадка Ковпака». А ее не существовало. Встречаясь с Ковпаком, беседуя с ним, обмениваясь мнениями, слушая его оценки, замечания, суждения, люди сами находили ответ на вопрос: в чем секрет его личности? Зарубежные собеседники Ковпака быстро удостоверялись, насколько он прям, честен, доброжелателен, насколько чужды ему лесть, лицемерие, ложь в любой форме. Ковпак представал перед ними в своем многообразии: человеком большой и щедрой души, простым, но далеко не простоватым, умницей, правдолюбцем, солдатом и военачальником одновременно, государственным мужем.

Раньше Ковпак никогда за границей не бывал, если не считать пребывания в Польше во время первой мировой войны, впрочем, Польша была тогда окраиной Российской империи. Казалось бы, Деду, всю жизнь прожившему в селах и небольших городах, многое должно было на Западе показаться в диковинку. Он и в самом деле приглядывался ко всему с живейшим интересом и с нескрываемым, однако тактичным любопытством. Но и в непривычной, порой сложной обстановке зарубежной поездки он, как всегда, схватывал самое главное, самое существенное, соответственно и реагировал на то, что видел.

Скажем, задают ему традиционный вопрос: «Нравится ли вам наш город?» Заранее предвидится вежливо-банальный, никого и ни к чему не обязывающий ответ. А тут вдруг такое:

— Как-то цыгану поднесли кварту водки. Он выпил. Его спрашивают: «Ну, как?» Отвечает: «Не распробовал!» Подают вторую кварту. Он и эту опрокинул. «Ну а теперь как?» — «А теперь, понимаете, перепробовал я!» — отвечает. Вот и я, извините, скажу так: «Не разобрался еще, каков он, ваш город». Не знаю еще, как здесь живется людям, — вот главное. Ну а выглядит он, конечно, хорошо, красиво, ничего не скажешь…

Римляне как-то полюбопытствовали:

— Синьор Ковпак, ваше мнение о Колизее?

— Колизей? Пожалуй, когда его строили, то, наверное, с таким расчетом, чтобы всякий глядел на него снизу вверх. А кто может глядеть именно так? Раб, конечно. Его-то Рим и пугал такими вот Колизеями — громадными, вечными. Смотрите, мол, рабы, и знайте: вечно Рим будет вашим господином… А что вышло? — Ковпак лукаво улыбнулся провожатым. — Понятное дело, вы об этом не задумывались, я знаю. Вам просто ни к чему… А вышло то, что хоть Колизей и стоит, да память о времени, когда его строили, можно сказать, повержена, человек смотрит сверху. Потому что человека не сделать навсегда рабом никому. Прошу не думать, будто это открытие мое. Ничуть! Просто я ответил на вопрос, как мог.

Однажды Ковпак посетил парламент. Он, сам депутат Верховного Совета, видел это буржуазное учреждение вблизи впервые. Слышал, конечно, многое. Шло очередное заседание. Ковпак быстро оглядел зал и усмехнулся. Так, чуть-чуть, чтобы не обидеть сопровождающих. Те, однако, поняли: половина присутствующих депутатов откровенно дремала на своих скамьях. Почти никто не слушал оратора, что-то бубнившего на трибуне.

— Что он говорит? — спросил Ковпак переводчика.

— Читает библию, — отозвался тот.

— Зачем? — удивленно вскинул седые брови генерал. — Это же парламент, а не церковь.

— Видите ли, синьор Ковпак, у нас демократия, свобода, и потому всякому депутату предоставлено право говорить или читать что угодно..

— Вот оно как! Спасибо за пояснение о свободе и демократии. Теперь я буду знать, что это свобода делать что вздумается..

Переводчик молчал. Не мог же он объяснить советскому гостю, что многочасовое чтение библии или, скажем, прошлогодней газеты вовсе не такое бессмысленное занятие, как могло показаться неискушенному человеку. Это проверенный парламентский трюк, используемый депутатами какой-либо фракции, если им нужно по тактическим соображениям тянуть время, чтобы не уступать трибуну своим политическим противникам.

Между тем Ковпак встрепенулся:

— У меня вопрос!

— Прошу, синьор…

— Кто является здесь депутатом?

— О, синьор, но ведь это общеизвестно! Конечно же, самые уважаемые сограждане…

— То есть рабочие и крестьяне?

Переводчик замялся. Он понимал, куда бьет этот остроглазый старик, но попытался ответить заученным:

— Синьор Ковпак, наверное, согласится, что простые рабочие и крестьяне просто не сумеют управлять государством…

— Вы так думаете? — прищурился генерал. — Только напрасно думаете, что я с вами соглашусь. Никогда! Моей страной правят рабочие и крестьяне. Один из них — я сам, крестьянин. Судите сами, могу ли я с вами согласиться. Получается, что ваша демократия без рабочих и без крестьян. Стало быть, без народа. Тогда с кем же она и для кого? Впрочем, чего я спрашиваю, и так понятно…

И друзей, и врагов за границей Ковпак повстречал немало. Он один, пожалуй, знал по-настоящему, чего ему стоило давать отпор всякого рода молодчикам, пытавшимся спровоцировать старика. Зато он же бесконечно радовался, видя, как любят и чтут его Родину люди труда. Провокаторов же обрезал решительно, не стесняясь в выражениях. В одной из поездок Ковпака буквально преследовал по пятам корреспондент какой-то, судя по поведению ее представителя, антисоветской газеты. На одной из пресс-конференций этот корреспондент спросил Ковпака:

— Господин Ковпак, вы коммунист и воевали за коммунизм?

— А вы как бы хотели?

Журналист смешался, но попытался выкрутиться:

— О да, мы понимаем… Как же иначе. Потому-то вы собираетесь насадить коммунизм и в некоммунистических странах тем же вооруженным путем?

Их глаза встретились. Ковпак словно целился из нагана по врагу — так остер и беспощаден был его прищур. Он весь подобрался, как, бывало, в бою.

— Подойдите ближе, молодой человек! Хочу получше разглядеть ваши глаза… Одна ли там пустота, или, может, хоть кроха порядочности осталась. Не хотите? Ладно, не надо. Тогда я издали скажу. Ничего у вас не выйдет. Ничего! Вы же ловите тех, кто глупее вас. А таких нет. Перевелись, понятно? С той поры люди поумнели, как Гитлеру шею свернули. Они сразу раскусывают тех, кто вроде вас коммунизмом стращает и экспортом революции запугивает. И вас насквозь видно тоже, видно и тех, кто вам платит за ваши старания.

Насчет же экспорта революции, то вы хоть раз в жизни попробуйте, если сможете, сказать людям правду… Какую? А ту, что всякая революция дело свое, домашнее. Понадобится она людям, они и совершат ее, ни у кого не спросясь. Понятно! А таких, как вы, — тем более. Вот оно и получается, что «экспорт революции» — это не наше дело, а ваша басня. Вот ежели поговорить о контрреволюции, то это уже точно, ваше дело! И как оно бывает — я лично знаю. Имел с нею дело в нашу гражданскую. Чем она кончилась, наверное, слыхали? Вот я и говорю: еще кому захочется руки обжечь — пусть пробуют. Не советуем! Так и запишите, молодой человек.

…Чехословакия, 1948 год. В феврале народ сокрушил последнюю, как и казалось тогда, попытку старых хозяев вернуть буржуазные порядки. Порядки, прямой дорогой приведшие страну к Мюнхену и гитлеровской оккупации. Коммунистическая партия подняла рабочих и крестьян — настоящих хозяев, и они доказали, что возврата к прошлому нет и не будет. Буржуазная Чехословакия умерла в мае сорок пятого, и никакие силы в мире, ни внутренняя, ни внешняя контрреволюция, ее не воскресят. Ковпак посетил Чехословакию вскоре после февральских событий. (Кстати, Украинским отделением Общества советско-чехословацкой дружбы Сидор Артемьевич руководил около 10 лет.) Гостей из СССР повсюду принимали как кровных братьев, как самых близких и дорогих людей, без чьей помощи не стала бы свободной их родина — народная Чехословакия. Прага… На городской площади — море голов. Идет митинг в честь чехословацко-советской дружбы. Выступает Сидор Артемьевич Ковпак:

— Друзья и братья! Товарищи! Пражане! Ценю ваше внимание и потому буду краток. То, что у вас сей час происходит, — это экзамен. Да, экзамен, который, как известно, без знаний и подготовки сдать успешно нельзя. Рабочие и крестьяне это понимают, поэтому они сорвали затею врагов новой, народной Чехословакии. Ленин учит, что всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться. И вы теперь это знаете не хуже меня!