– Удалось, – улыбнулся Артем. – В такой дыре побывали. У людей даже радио нет, не то что телевизоров. Уголь и дрова по домам собирали, чтобы печь в клубе протопить. Зато зал был битком набит, и принимали нас, как в день премьеры не принимают. В основном деды да бабки, молодежь вся разъехалась… И клуб ведь старенький, после войны всем миром строили, и зал маленький, но атмосфера, скажу тебе… Пока туда добирались, устали до чертиков, замерзли, а увидели их глаза, и второе дыхание открылось! А после спектакля они столы накрыли. И закуски, и вино – все свое, домашнее! А песни какие пели! – Артем шмыгнул носом. – Леса кругом глухие, зимой, говорят, волки по улицам бегают. Школа не работает, некого учить, медпункт давно закрыт, не едут в эту глушь медики. А люди живут, держатся. И силы духа не потеряли! Летом нас приехать приглашали. Старики овацию устроили, салом накормили… А я, чего скрывать, там бы не выжил. Хаем дары цивилизации, а сами присели на нее, как нарк на иглу!
– Я тебе завидую, – вздохнула Алина, – послушала тебя, и так тоже захотелось куда-нибудь в глушь, подальше от забот и проблем. Только разве от них спрячешься? Настигнут и задавят!
– Трудно тебе будет, – мрачно сказал Артем. – Все в театре уже знают, что ты на работу приходила устраиваться. Новость намбер ван. По всем переулкам-закоулкам судачат. Косточки перемывают.
– Ты думаешь, мне это в диковинку? – Алина весело посмотрела на Артема. – Хуже, когда не замечают.
– Не скажи, наши примы о-очень возбудились. Джип на стоянке возле театра видела?
– Серебристый?
– Серебристый… Самый толстый кошелек Староковровска пожаловал. Серпухов. Пивной король. Карнаухова ломать приехал.
– Понятно. – Алина постаралась сделать вид, что это известие ее не задело. – Главный поклонник Мельпомены?
– Вернее, ее служанок, – скривился Полуянов, – хотя они себя служительницами называют. Только от перемены названия содержание не меняется.
– Понятно, – протянула Алина. – Ты намекаешь, что роли Джульетты мне не видать, как собственных ушей?
– Далась тебе эта роль! Свет на ней клином не сошелся. Сережа Марков, наш режиссер, сейчас за Грибоедова взялся, на «Маскарад» Лермонтова замахнулся. Талантливый, скажу тебе, парень. Работал пять лет в Перми. Карнаухов пригласил его в прошлом году «Мнимого больного» поставить, а он и вовсе к нам перебрался. Мы вчера о тебе говорили, так он, единственный, наверно, искренне обрадовался. Алина, говорит, Заблоцкая? С ней мы теперь горы свернем! Видишь? А ты говоришь, Джульетта! Пусть Верка Белова этой ролью подавится! А Серпухов, может, и впрямь денег на спектакль отвалит…
– Карнаухов большие ставки на «Джульетту» делает? – спросила Алина. – А труппа оправдает его ожидания?
– Посмотрим, – пожал плечами Полуянов. – От прежней труппы мало кто остался. Кто запил, кто вовремя уехал по другим театрам счастья искать. Энтузиазмом, сама понимаешь, сыт не будешь. В «Джульетте» актерам и актрисам несколько ролей приходится играть, а стражников, горожан, родню у нас студенты колледжа изображают. Есть среди них с пяток по-настоящему талантливых ребят. Карнаухов иногда берет их на роли второго плана. – Артем внезапно остановился и взял ее за руку. – Постой!
Алина остановилась.
– Что случилось?
Полуянов вытер бескозыркой лицо.
– Главное, не принимай решений с кондачка! Как бы ни повернулся твой разговор с Карнауховым, не отказывайся от работы в театре. Ты нам нужна! Твой опыт, слава! Это теперь не только твое… Ты многое можешь… – Артем говорил сбивчиво, глотая окончания слов, и все сильнее сжимал ее ладонь. – Дай слово, что останешься в театре на любых условиях…
Алина освободила ладонь и покачала головой:
– Артем, я все понимаю… И я бы согласилась на любые предложения при одном условии: будь я одинокой. Но у меня трое детей, Артем! И я хочу, чтобы они жили достойно. Не шиковали, нет, но чтобы не заглядывались на мандарины в витрине, каждый день пили молоко, и чтобы у меня не болела голова, чем их накормить и во что одеть. Оказывается, невозможно заниматься творчеством, если знаешь, что твоему ребенку хочется кушать. Поэтому ни на какие условия, которые унизят меня, прежде всего, как человека, а потом уже как актрису, я не соглашусь. Даже ради возрождения театра, ради самых возвышенных идей… Повторяю, будь я свободна, будь я одна, как перст, я бы не думала ни секунды… Увы! – Алина развела руками и улыбнулась. – Прости меня, Артем! Речь не идет о баснословных гонорарах…
– Какие тут гонорары? – усмехнулся Полуянов. – Мы даже не областной, а уездный театрик…
– Ты забыл, что этот уездный театр хорошо знают в Москве, а когда-то на его спектакли слетались стаями театралы Курска, Липецка, Орла… А какие актеры у нас начинали?
– Па-а-аберегись! – неожиданно гаркнули басом над ее ухом.
И Алина отпрянула в сторону, уступая дорогу рабочим сцены, которые пронесли мимо них статую горниста из папье-маше.
Она проводила рабочих и статую взглядом. Рабочие были кто в чем, а ступни горниста изрядно объели мыши.
– Карнаухов пригласил художника из Волгограда специально для «Джульетты», ты, наверное, знаешь Протасова, его работу номинировали на «Золотую маску». Он делал декорации к «Королю Лиру»… – Артем вздохнул. – Так вот, Карнаухов заплатил Протасову за спектакль тысячу долларов. Вернее, Серпухов заплатил, поэтому Беловой отдали роль Джульетты. Чуешь, где здесь подводные камни?
– Чую. – Сердце Алины скатилось куда-то вниз, в область коленок. Конечно, она уже поняла, что Карнаухов давно не хозяин своему слову, и все-таки на что-то надеялась… Но лучше прояснить ситуацию заранее, чем получить удар по самолюбию в присутствии людей, которые с болезненным интересом будут наблюдать за ее реакцией и надеяться – ох, как они будут надеяться! – что тем самым выведут ее из равновесия.
«Ни за что! И никогда!» – Алина стиснула кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони, но она сумела абсолютно безмятежно улыбнуться Артему.
– Спасибо, но я о чем-то подобном и сама догадывалась. Ты только подтвердил мои подозрения.
– У нас все на этом построено, – Артем нахмурился. – Только не думай, что я любитель сплетен. Просто я не хочу, чтобы всякое дерьмо помыкало тобой и диктовало тебе свои условия.
– Артем, ты меня плохо знаешь, – тихо сказала Алина. – Спасибо, конечно, за заботу и внимание, но я справлюсь. И никому не позволю помыкать собой! – Она пожала ему руку и, улыбнувшись, посмотрела ему в глаза: – Будет и на нашей улице праздник! Я тебе обещаю!
– Удачи тебе! – Он сжал ее ладонь и оглянулся. – Побегу, а то на репетицию опоздаю. «Максимку» для детей решили поставить. Между прочим, Белова и здесь в главной роли.
– С чем вас и поздравляю, – засмеялась Алина и помахала ему рукой. – Пока, артист, ни пуха тебе, ни пера! А я тоже побежала. Думаю, Карнаухов и Серпухов уже договорились!
– К черту! – отозвался Артем. – Как раз к раздаче пряников поспеешь!
Она и вправду успела. Вошла в приемную именно в тот момент, когда радостно оживленный директор пожимал руку пивному королю. Появление Алины вмиг разрушило эту идиллию. Лицо Карнаухова вытянулось, а глаза забегали.
– А-Алина Вадимовна? – произнес он растерянно. – А мы вас не ждали…
– Почему же вы меня не ждали? – произнесла она весело, направляясь к продолжавшим пожимать друг другу руки мужчинам. – Мы ведь, Геннадий Петрович, как раз вчера договорились о встрече. Или что-то изменилось за время нашей разлуки? Вот и Роза Артуровна, – Алина кивнула в сторону монументальной фигуры секретарши, застывшей возле окна с детской пластмассовой лейкой в руках, – в курсе, что вы пригласили меня для серьезного разговора.
Лицо Карнаухова пошло красными пятнами. Он перевел взгляд с Алины на Серпухова и жалобно улыбнулся:
– Вот, Юрий Борисович… Позвольте вас познакомить… Алина Заблоцкая… Алина Вадимовна… Звезда сцены… Звезда московской сцены… так сказать…