– О? Так ты теперь собираешься сказать, что я – убийца? Странно, очень странно, Снейп, – глаза Блэка сузились от гнева. – Ты кричал этому… этому мальчику, что ТЫ – убийца, что ТЫ не достоин быть его отцом!

Снейп шагнул к Блэку и, наклонившись к его лицу, сердито прошипел:

– Почему? Ты знал, каким я был, не так ли?

– Не до этой весны, Снейп.

– Ты знал, что я был в Азкабане.

– Знал. Я тоже был там, невиновный.

– Невиновный, – протянул Снейп и противно улыбнулся. – После двух покушений.

– Я никого не убил, Снейп!

– Но пытался. Это не твоя заслуга, что жертвы выжили, – он остановился и посмотрел на Блэка. – Я не был так удачлив, Блэк. Мои жертвы умерли. Все, – с этимм словами он опять повернулся к окну.

Что-то в голосе Снейпа остановило Блэка от того, чтобы тут же отреагировать. Что это было? Вина? Стыд? Ненависть?

Блэк закрыл лицо руками. Внезапно он почувствовал себя виноватым. Он пришел не для того, чтобы кричать, спорить со Снейпом, а чтобы так или иначе дать ему понять, что этот мальчик нуждается в нем – и после того рокового столкновения с аврорами молодой Квайетус заслужил называться сыном мерзавца, если это было то, чего он желал.

И искренность в голосе другого мужчины также подтолкнула его. Снейп признался ему в своих убийствах. В своих грехах.

«Я не был так удачлив, Блэк. Мои жертвы умерли.»

Осознание было слишком внезапным и полностью захватило Блэка.

«Я не был так удачлив.»

Что, если бы Квайетус умер?

«Удачлив.»

Что было бы тогда? Их бы исключили? Их приговорили бы к пожизненному заключению в Азкабан без шансов снова освободиться? Они бы там умерли или сошли с ума из-за вины?

Смог бы он перенести страшную тюрьму, зная, что кого-то убил? С памятью об этом? С разочарованием Дамблдора, с ненавистью Энни, с неприятием отца, просто сидя там и зная, что ему нет прощения?

«Удачлив.»

Что, если бы Снейп был убит Люпином?

Его бы не обвинили, это Люпина приговорили бы к пожизненному заключению или даже к смерти.

«Я не был так удачлив.»

Блэк встал.

– Северус. Извини меня за мои слова. Они были необоснованы… И извини за своего брата. Я… я не мог… Я не знал, просто… – его голос прервался.

Снейп крайне недоверчиво посмотрел на него.

– Ты что болтаешь, Блэк? – сердито спросил он.

– Ты прав. Я ничем не отличаюсь и ничем не лучше тебя, Сн… Северус. И… возможно, я был неправ насчет тебя и Квайетуса. Однако я должен был знать. Энни всегда любили тебя и доверяла тебе, и даже когда ты оставил ее, она была уверена, что однажды ты вернешься.

– Я не вернулся, Блэк. Я был темным с самого раннего детства. Я перешел на сторону противника, когда Квайетус был убит рукой Волдеморта. Мои родители приговорили его к смерти. Они доставили его туда, – его руки сжались в кулаки, пока он говорил. – А теперь я, если можно, хотел бы оставить эту тему. Быстро скажи, зачем ты пришел, и уходи.

Блэк вздохнул.

– Я пришел поговорить о Квайетусе. Нет, не твоем брате, – быстро добавил он, увидев, как стиснутые пальцы Северуса побелели, – а мальчике. Его сыне. Или… твоем сыне.

– У меня нет сына, Блэк. Хотя я должен притворяться его отцом по приказу Дамблдора. И для этого я хочу, чтобы ты никому НЕ говорил об этом. Даже своему другу-оборотню.

Блэк подошел к Снейпу и вслед за ним посмотрел на побелевший сад.

– Он хочет быть твоим сыном, ты это знаешь. И он заслужил право называться им, если хочет. И… ты тоже заслужил это право. Вы любите друг друга, беспокоитесь друг о друге, нуждаетесь друг в друге.

– Он слишком хорош, чтобы называться моим сыном, Блэк, – серьезно ответил Снейп, но в его тоне не было неприветливости и злобы, обычных при разговорах с анимагом. Скорее, это прозвучало просто устало.

Блэк задумчиво потер подбородок.

– Знаешь, этот ребенок напоминает мне Гарри. Может, потому, что оба выросли у магглов? Я не знаю, Северус. Но я могу увидеть, что он отчаянно тоскует по семье, по отцу, чтобы уважать и почитать… – он неуверенно махнул рукой. – Он делает все, чтобы получить твою любовь, твое уважение…

– Сириус, как ты сказал, я его люблю и уважаю, только… – Северус прервался, но Блэк не позволил ему закончить предложение.

– Да, ты делаешь это своим собственным глупым способом, Снейп, и я уверен, что ты стараешься. Но ты должен любить его ЕГО способом, как ОН любит. Прими его, его чувства, его признательность. Понимаю, ты не чувствуешь себя достойным этого, возможно, это действительно так, но дело не в этом – не в том, чего ТЫ заслуживаешь. ОН этого заслуживает. И этого достаточно.

Долгие минуты оба стояли, уставившись друг на друга. Наконец Блэк шагнул к двери и открыл ее, но прежде, чем закрыть ее за собой, он обратился к Снейпу:

– Сделай это ради Гарри, если ты действительно его любишь, – он глубоко вздохнул, чтобы набрать воздуху для следующего предложения. – И еще раз извини. Я никогда больше не оскорблю память твоего брата. Он был лучше меня. Я был несправедлив к нему – и к тебе. Извини. И… я никому об этом не скажу.

Не дожидаясь ответа, он спокойно закрыл дверь.

Северус не мог двигаться. Он только безучастно и оцепенело смотрел на закрытую дверь и, вероятно, впервые в жизни не мог найти подходящих слов, чтобы выразить свои чувства – ни к Блэку, ни к Гарри.

**************************************************************************

Гарри взволнованно ворвался в гостиную с новой совой в руках.

– Эй, Северус, гляди, что купили мне профессор Люпин и Сириус! – широко улыбнулся он. Предполагалось, что он не получит подарков до ужина, но он убедил Люпина, что ему нужна сова, чтобы отправить подарки друзьям. Наконец мужчина сдался, и Гарри смог гордо получить свою сову, только с легкой жалостью о Хедвиг, которая сейчас была совой Гермионы, с тех пор, как директор ее отдал – так же, как после похорон отдал Рону метлу Гарри. Другие, менее узнаваемые вещи, которые достались Гарри, были: сундук, сделанный А.Х.Поттер, бабушкой Гарри, Дамблдор показал ему ее подпись на дне, плащ-невидимка, к крайнему раздражению Снейпа, его карта (он, однако, еще не показывал Северусу ее тайну – Гарри не хотел, чтобы тот использовал ее против студентов, блуждающих ночью по коридорам) и его старая палочка.

После неудачной встречи с аврорами Северус приказал Гарри прятать его настоящую палочку в одежде. Он заколдовал палочку, чтобы она была невидимой – ее не способно было выявить даже заклинание Ревело – и с тех пор Гарри всегда носил при себе две палочки, которые давали ему чувство безопасности.

– Красивая сова, Квайетус, но я думаю, ты должен был получить ее вечером.

– Знаю, знаю, я только хочу послать подарки Гермионе, Невиллу, Аресу и… – Гарри внезапно покраснел и быстро добавил: – и другим.

Северус поднял бровь.

– Кто эти «другие», Квайет?

Гарри упрямо посмотрел на свои ноги и не ответил.

– Квайет! Я кое-что спросил! – Северус наклонился вперед и угрожающе упер руки в бока.

Гарри ощутил дискомфорт. Люпин и Энни с любопытством смотрел на них, а он не хотел, чтобы кто-нибудь знал о Лиэ и его чувствах к ней. Он повернулся на каблуках, сбежал из гостиной в спальню и запер за собой дверь. Он слышал голос Северуса, кричащего на лестнице ему вслед, но это его не беспокоило. Почему ему нужно знать? Это было не его дело, особенно после холодного обращения последних дней.

Он боялся, что Северус последует за ним в спальню, чтобы отчитать, но тот долго не приходил, и через десять минут Гарри достаточно успокоился, чтобы завернуть все подарки и отдать их Артуру (так звали его новую сову), который быстро исчез в наступающей вечерней темноте.

Он все еще чувствовал себя неуютно, когда пришел Люпин, чтобы позвать его на ужин. Он не хотел ни с кем спорить в рождественский вечер, и уж конечно не с Северусом. Он любил мужчину и точно знал, что его чувства взаимны, и мог понять его дискомфорт после того разговора несколько ночей назад. Так что Гарри решил изобразить хорошее настроение, даже если кто-то будет на него хмуриться или усмехаться.