«Большинство итальянцев, — пишет Вильгельм Ферреро, — стало на ступень высшей цивилизации, приобрело новые потребности, стремится украсить свою жизнь известной долей комфорта, культуры, а на это их средств не хватает... Италия не может видеть великие и прекрасные вещи без желания ими пользоваться. Сколько разочарова­ний, неистовой злобы, огорчений должна вызывать у большинства лиц повседневная жизнь в таких условиях!.. Сосчитайте, какой необычайный запас раздраженности скапливается во всем обществе, и вы легко поймете ужас­ную неустойчивость его равновесия».

Легче всего социализм развивается у людей с весьма большими потребностями, но лишенных той степени спо­собности и энергии, которой достаточно для приобретения средств к удовлетворению этих потребностей. Социа­лизм предлагается как средство против всех зол. Вот почему Италия кажется обреченной самой судьбою на самые рискованные опыты социалистов.

В стремлении к роскоши, к наслаждениям и великолепию Италия очень отличается от Испании. Что касается внешней стороны цивилизации, то очевидно, что в этом отношении Испания стоит гораздо ниже Италии. Но сред­ние и низшие слои испанского населения довольно мало страдают от нужды, так как их потребности не увеличи­лись и, следовательно, по-прежнему удовлетворяются легко. Так как пути сообщения, особенно железные дороги, в Испании мало развиты, то целые провинции, оставаясь отрезанными от остального мира, сохранили свой прежний образ жизни. По-прежнему жизнь там осталась невероятно дешевой. Так как потребности населения не велики, и роскошь ему неизвестна, то оно вполне довольствуется местными изделиями. Если не принимать во внимание большие города и внешнюю роскошь, — единственные вещи, которые известны, так как только они одни заставля­ют о себе говорить, — то Испанию можно считать обладательницей цивилизации, конечно, не особенно утончен­ной, но вполне соответствующей ее умственному развитию и потребностям. Поэтому, социализм не может особен­но серьезно угрожать этой стране.

Впрочем, у большинства народов латинской расы все более стремятся к дорогостоящей утонченной цивилиза­ции лишь так называемые правящие классы. Стремление это весьма похвально, когда чувствуешь в себе достаточ­ный запас энергии и умственного развития для достижения такой утонченной жизни. Стремление это менее по­хвально, когда качества эти гораздо менее развиты, чем сами потребности. Когда хотят разбогатеть во что бы то ни стало и не в силах этого достигнуть своими способностями, то становятся малоразборчивыми в средствах; чест­ность падает, и безнравственность вскоре делается всеобщей. Это замечается у большинства народов латинской расы. Все с большим беспокойством мы наблюдаем, что нравственность у них среди правящих классов часто стоит гораздо ниже, чем в массе народа. В этом и кроется один из самых опасных признаков могущего наступить упадка, так как прогресс цивилизации или гибель их всецело зависят от состояния высших классов общества.

Слово «нравственность» так неопределенно охватывает собой предметы столь между собой различные, что употребление его неизбежно влечет за собой серьезные недоразумения. Я его здесь беру просто в смысле честности, привычки исполнять свои обязательства, в смысле чувства долга, т. е. в том самом смысле, в каком понимает его неоднократно цитируемый мною английский писатель, который указывает, что благодаря лишь этим скромным с виду, но важным в действительности качествам, англичане быстро преобразовали кредит Египта и довели финансы своих колоний до столь цветущего состояния.

Не в уголовной статистике, куда заносятся только случаи чрезвычайные, надо искать мерило нравственности на­рода. Нужно непременно вникать в подробности. Финансовая несостоятельность служит показателем только конеч­ной фазы состояния, прошедшего предварительно ряд последовательных ступеней. Чтобы составить себе мнение, основанное на серьезных данных, нужно проникнуть в интимную жизнь каждой страны, изучить ведение дела фи­нансовыми обществами, нравы торговой среды, независимость или продажность судебной власти, честность нота­риусов и чиновничества и многие другие признаки, требующие непосредственного наблюдения, и обсуждения ко­торых нельзя найти ни в одной книге. В Европе едва ли найдется несколько дюжин людей, вполне знакомых с по­добными вопросами. Однако если вы хотите без долгих изысканий составить себе верное представление о нравственности различных наций, стоит только просто порасспросить известное число крупных промышленников: строителей, заводчиков, предпринимателей и прочих, неминуемо соприкасающихся с торговлей, администрацией и судом разных стран. Предприниматель, который в разных странах устраивал железные дороги, трамваи, электриче­ство, газ и прочее, назовет вам (если захочет) такие страны, где покупается все — министры, судьи и чиновники; такие страны, где на подкуп идут немногие, и такие, где нельзя никого подкупить; такие, где торговля ведется чест­но, и такие, где она совсем бесчестна. Если при всем разнообразии источников таких сведений они окажутся совер­шенно согласными между собой, то, очевидно, их можно признать вполне верными.

Бесполезно было бы входить в подробности этого расследования, которое я мог произвести во многих странах, благо­даря связям, созданным моими путешествиями. Я скажу только одно: мне было крайне приятно установить тот факт, что из латинских стран Франция, за исключением нескольких политиканов, финансистов и журналистов, является той стра­ной, где администрация и суды оказываются наиболее честными. Представители суда часто имеют ограниченный круго­зор и весьма легко поддаются политическим давлениям и вопросам о служебных повышениях, но всегда остаются чест­ными. Только у промышленников и коммерсантов нравственность иногда довольно слаба.

Существуют страны, например, Испания и Россия, где продажность судей и администрации, недостаток в честности дошли до такой степени, что подобные пороки не стараются даже чем-либо прикрывать.

Наш беглый обзор латинских рас не может быть полным, если не прибавить к нему Францию, игравшую когда-то столь блестящую и выдающуюся роль. Франции еще далеко до упадка, но она значительно расшатана в настоя­щее время. Она в одно столетие узнала все, что только может испытать народ: и самые кровавые перевороты, и славу, и бедствия, и междоусобные войны, и вторжения. Меньше всего она знала покой. Особенно бросаются в глаза в настоящее время ее утомление и равнодушие, доходящие до расслабления. Если судить по внешним призна­кам, то она могла бы представляться жертвой того биологического закона, по которому «чем великолепнее был расцвет данного типа, тем полнее его истощение».

«Сравнительно с буржуазией английской и немецкой, — писал недавно один швейцарский памфлетист, цитиро­ванный во «France exterieure», — французская буржуазия представится вам этакой особою престарелого возраста. Личная инициатива все уменьшается, дух предприимчивости как бы парализован; потребность в отдыхе и спокой­ных занятиях все увеличивается. Увеличивается также число государственных вкладов, число чиновников, т. е. капиталы, ум и способности отстраняются от дел. Поступления сокращаются, вывоз товаров уменьшается; рождае­мость падает; заметно уменьшение энергии; чувства авторитета, справедливости и религиозности падает; наконец, ослабевает и интерес к общественным делам; растут расходы, увеличивается импорт, растет наплыв иностранцев».

Изучение торгово-промышленной борьбы среди западных народов, о которой вскоре мы будем говорить, пока­жет, до какой степени изложенные заявления, к сожалению, справедливы.

§ 4. РЕЗУЛЬТАТЫ УСВОЕНИЯ ЛАТИНСКИХ ПОНЯТИЙ НАРОДАМИ РАЗЛИЧНЫХ РАС

Редко теперь можно найти такие нации, которые, находясь на низкой ступени цивилизации, внезапно и всецело переносят к себе учреждения других народов. В настоящее время я только и могу назвать Японию и Грецию.

Греция любопытна тем, что она всецело приняла воззрения латинской расы, особенно в деле воспитания. Полу­ченные результаты поразительны, и отметить их тем более важно, что еще ни один писатель не обратил на них вни­мания.