– Ах! – Дятлова вся подалась вперед. – Вы, наверное, с ним встречались!

– Только на страницах его книг, – внес ясность Владимир Дионисович. – Увы, судьба развела нас во времени. Борис Пастернак скончался, когда я еще был ребенком.

– Как же повезло Пастернаку! – вырвалось у Герасима.

По классу вновь прокатились смешки. Гриппов не отреагировал. То ли не расслышал реплики Муму, то ли счел ниже своего достоинства отвечать.

– Знаете что, – спешно вмешалась Ольга Борисовна, – я бы хотела, Владимир Дионисович, для начала поговорить о вашем творчестве. Ребята подготовились. У них наверняка есть к вам множество интересных вопросов.

За неделю до сегодняшнего визита Ольга Борисовна и впрямь раздала ученикам несколько сборников произведений Владимира Дионисовича. Варе, Марго и Ивану достались стихи. А Герасиму и Павлу – последняя книга прозы, в обширном предисловии к которой автор напыщенно объявлял, что ему «наконец удалось нащупать литературно-виртуальную концепцию современной реальности». Герасим и Луна честно попытались разобраться, в чем суть этой концепции. Однако успеха не достигли. Поэтому, едва Ольга Борисовна умолкла, Герасим без обиняков объявил:

– У меня лично одни вопросы.

– Опять вы! – обратил к нему марсианский взгляд Владимир Дионисович. Так смотрят на человека, которого не видели добрых двадцать лет, а потом случайно повстречали на улице.

– Ну, – мрачно подтвердил Герасим. – Я вас, между прочим, целую неделю читал.

И он продемонстрировал книжку, из которой торчало множество закладок. Гриппова передернуло, однако он сдержался и, выдавив кислую улыбку, сказал:

– Кажется, молодой человек, вы серьезно поработали над творчеством скромного современника.

– Я все делаю серьезно, – заверил Муму.

– Тогда я вас слушаю, – сказал Гриппов, и голос у него почему-то сорвался.

– Нервничает, – еле слышно проговорила Варя. – Кажется, Муму, ты его достал.

Ольга Борисовна, по-видимому, была того же мнения и, спеша разрядить обстановку, обратилась к Гриппову:

– Владимир Дионисович, неплохо, если сперва вы сами расскажете о своей жизни, творчестве. А уж потом ребята вам зададут вопросы.

– Извольте, – легко согласился известный поэт и прозаик. – Родился в Петербурге, который тогда назывался Ленинградом. Жил в большой коммуналке, где, кроме нашей семьи, обитало еще целых двадцать.

– Ну и ну, – прошептала Варвара на ухо Маргарите. – Кто бы мог подумать! Мне-то казалось, что он к нам прямо с Марса свалился.

– Все детство я спал на раскладушке! – все больше вдохновляясь, рассказывал Гриппов. – И на все двадцать семей у нас в квартире имелась только одна уборная. Каждое утро я стоял в большой очереди!

– Слушай, Луна, а какое отношение эта питерская коммуналка с ее уборной имеет к его литературно-виртуальной концепции современной реальности? – спросил Герасим у Павла.

– По-моему, самое непосредственное, – усмехнулся розовощекий кудрявый Павел. – Он стоял в очереди и, чтобы отвлечься, думал о разном. Вот у него концепция и возникла.

– Наверное, ты прав, – проворчал Каменное Муму.

– Школу я все-таки закончил, – продолжал тем временем Владимир Дионисович. – Хотя протест мой зрел.

– Как интересно! – воскликнула Наташка Дятлова, которая первый раз в жизни видела живого известного поэта, а к тому же еще и прозаика.

Владимиру Дионисовичу ее внимание польстило. И он, стараясь смотреть на Наташку и не видеть порядком раздражавшего его Герасима, перелистнул еще одну страницу своей доблестной биографии:

– После школы я поступил в университет. На филологический. Но мои взгляды на искусство не совпадали с концепциями консервативной профессуры. Мы с друзьями и единомышленниками создали литературный кружок «Вольные пилигримы». Разразился жуткий скандал. Нас обвинили в отрыве от народа, масонстве, пропаганде чуждых идей и религии. В общем, нас с треском выгнали. Мы ушли в андерграунд.

– Ах! – воскликнула Наташка Дятлова. Глаза ее уже блестели от слез.

Гриппову ее реакция нравилась все больше и больше.

– Да. Я ушел в андерграунд! – повторил он. – Подобно лучшим творческим людям того времени, которые жили в нашей многострадальной стране, я устроился кочегарить в котельную. Было трудно, но весело. Какое единство душ и порывов! Мои друзья собирались у меня в кочегарке ночами. Они приносили с собой…

Ольга Борисовна выразительно закашляла. Гриппов осекся. Внимательно посмотрев на учительницу, он крайне неуверенным голосом произнес:

– Стихи приносили с собой. И… рассказы. Мы… – Гриппов снова замялся, – читали их вслух. А потом обсуждали. В общем, я до сих пор считаю это время лучшим в своей жизни. Мы были юными, чистыми и наивными. И, несмотря на удушающую атмосферу окружающей нас жизни, всем казалось, что будущее принадлежит нам.

Голос у Владимира Дионисовича дрогнул. Марсианские глаза подернулись слезами. Гриппов часто заморгал. По всей видимости, воспоминания о мятежной юности порядком его растрогали.

– Владимир Дионисович, – занудный голос Герасима вторгся резким диссонансом в патетическую атмосферу, – а как вы в Москву-то попали?

Гриппов вздрогнул. Ему снова пришелся не по душе вопрос Муму. Ольга Борисовна это почувствовала.

– Ребята, ребята, – обратилась она к классу, – мы ведь договорились: все вопросы потом.

– Как я попал в Москву – это долгая и сложная история, – нашелся наконец Гриппов. – Не буду вас утомлять. В Москве я поступил в Литературный институт. В нашей многострадальной стране уже наступила перестройка. Но мне все равно пришлось бороться.

– И вас снова выгнали? – вкрадчиво поинтересовалась Варя.

Марсианские глаза с отвращением посмотрели на девочку.

– Увы! – воскликнул известный поэт и прозаик. – Талант всегда гоним, и путь его тернист.

– По-моему, мы уже перешли к стихам, – усмехнулся Иван.

– Ошибаешься, – мрачно откликнулся Герасим. – Стихи у него гораздо хуже. А уж о прозе вообще молчу.

Ольга Борисовна безошибочно почувствовала: поэту пора закругляться с автобиографическими экскурсами.

– Владимир Дионисович, может, вы согласились бы почитать стихи?

– В общем-то я сегодня несколько не в форме, – манерно произнес тот. – Но если вы просите…

Одернув модный, но вытянутый свитер, Гриппов направил маниакальный взгляд на Наташку Дятлову и провозгласил:

– Эпизод номера десять, или казус инфернале!

– Это еще что такое? – осведомился Сеня Баскаков.

– Молодой человек, молодой человек, – скорбно покачал головой Гриппов, – я к вам пришел нести свет искусства, а вы не знаете элементарных вещей.

– Я думал, может, вы мне объясните, – смешалcя Баскаков.

– Придете домой, прочтите в энциклопедии, – не снизошел до объяснения элементарных вещей известный поэт и прозаик. – Итак, эпизод номер десять.

Гриппов засунул руку в карман брюк и, выставив вперед правую ногу, начал:

Гриппов умолк. Класс тоже молчал.

– Это все? – спросила Наташка Дятлова.

– Все, – с чувством собственного достоинства подтвердил Владимир Дионисович.

– Гениально! – воскликнула Наташка и от полноты чувств захлопала в ладоши.

Гриппов одарил ее благодарным взглядом.