Точно так же юная Золотинка, что спешила на помощь пигалику, девушка-призрак в простеньком, выцветшем платьице и босиком, как ходят моряки на палубе судна, была лишь воспоминание. Можно было предвидеть, что и Золотинка изрядно изменилась в чужом обличье.

И все ж таки она растерялась. Когда призрак проскочил пигалика насквозь, на мгновение с ним слившись, когда пигалик грянулся в прекрасную златовласую девушку в темно-синем наряде, пигалик — уже Золотинка! — охнула, уронив левую руку, тяжелую, как свинец… Как золото.

Левая рука ее от кончиков пальцев и по запястье обратилась в чистое золото и онемела. Можно было поднять руку, но нельзя было пошевелить пальцами. И волосы, разумеется, позолотились до последнего волоска. И хотя ничего действительно неожиданного в этом превращении не было и не могло быть, Золотинка стояла в горестном изумлении.

— Да, подруга! — присвистнул поседевший Рукосил, который тотчас заметил призраки разрушения.

Больше он ничего не успел сказать, Рукосил-призрак хищно кинулся на двойника, своего старшего брата, и зажал ему рот… Показал, что зажал рот, потому что призрак, разумеется, оставался бесплотен.

— Ни слова! — вскричал младший Рукосил. — Ни слова злорадства! Ни одного злорадного чувства!

Только теперь, кажется, Рукосил по-настоящему понял всю трудность положения и побледнел, застывши. Он сделал еще судорожное движение горлом, будто пытаясь проглотить непотребную мысль, от которой не так-то легко избавиться… тогда как очень просто, не ойкнув, провалиться на месте в тартарары.

— Как мне отсюда выбраться? — спросил он некоторое время спустя, переведя дух.

— Пойдем! — несколько замявшись, сказал младший и не совсем удачно подмигнул, показывая, что остальное объяснит по дороге.

— Вы думаете, я от вас отстану? — звонко рассмеялась младшая Золотинка и ступила так близко, что поседевший Рукосил неловко проткнул ей грудь. На что девушка-призрак, по видимости, не обиделась, но Рукосил посчитал необходимым изысканно и с видимым огорчением извиниться — он уж начинал перестраиваться.

— Да, бесполезно! Не укроешься! — должен был прийти к заключению и Рукосил-призрак. Потом он улыбнулся товарищу по призрачной доле самой широкой и ослепительной улыбкой. — От вас ничего не скроешь, юная моя победительница!

— Ну, мне ли тягаться мудростью с величайшим чародеем нашего времени! — учтиво возразила Золотинка-призрак.

— Это преувеличение! — продолжал состязаться в любезностях младший Рукосил.

— Едва ли я смогла бы растолковать так ясно и убедительно происхождение блуждающих дворцов! — заявила младшая Золотинка.

— Я дольше прожил, — возразил младший Рукосил. — И соответственно больше постарел. Вот и все.

— Жаль только что выдающиеся способности направлены… что они не направлены на добрые дела, — вздохнула Золотинка-призрак.

— И мне жаль! — с искренним огорчением отозвался призрак Рукосила.

Призраки улыбались друг другу все шире, и казалось, что, переполненные доброжелательством, они способны лопнуть, как только улыбки перейдут известный предел. С призраками чего не бывает!

Однако старшему Рукосилу, так же как старшей Золотинке, которые не разделяли в полной мере призрачные качества своих двойников, эта мышиная возня стала уже надоедать.

— Как мне отсюда выйти? И что потом? Как уберечься? — резко напомнил двойнику Рукосил, он не видел надобности нянькаться с самим собой и тут, надо признать, был совершенно прав.

— Нужно узнать имя змея, — улыбнулся призрак, который и слова уже не способен был сказать без того, чтобы не очаровать собеседника.

— Ну да… — сообразил Рукосил. — Имя змея Смок — это имя для непосвященных, для чужих. Но ты-то настоящее имя знаешь?

— Ничего подобного! Откуда? — очаровал его призрак. — Я — это ты. Я не знаю ничего сверх того, что доступно твоему воображению, знанию и уму. А кабы знал, то сказал.

— Но я-то где узнаю тогда? — возмутился Рукосил.

— Имя здесь, во дворце, — сверкнула белозубой улыбкой Золотинка-призрак, обращаясь к своей старшей сестре. — Думаю, за той дверью, перед которой ты в прошлый раз остановилась. Во дворце под Межибожем.

— Это нечестно! — укоризненно воскликнул Рукосил-призрак. — Я не знаю той двери!

— Дверь и дверь! — своевольно пожала плечами девушка. — Как я ее опишу? Надо видеть. И вот что, конюший, дайте мне руку! — она повернулась к призраку Рукосила с очевидным намерением увести его прочь.

— Охотно! — тотчас же откликнулся Рукосил-призрак, который, конечно же, не мог отказать даме в просьбе.

— Но где искать? — крикнул Рукосил вослед любопытной парочке, которая чинно удалялась в небытие.

— Я думаю, в сундуке, — обернулся напоследок кавалер. — Все самое ценное хранится обычно в сундуках.

— Послушай, — крикнула Золотинка, — в Параконе были четыре жемчужины, что с ними?

— А истукан, что Порывай? Он разве не одолеет змея? — надсадно кричал Рукосил.

— Не одолеет… не одолеет… — И уж неясно, кто это сказал и сказал ли вообще.

Прошло время, прежде чем раздосадованный Рукосил опомнился и бросил взгляд на прекрасную девушку-калеку с золотой рукой, что стояла рядом, терпеливо ожидая внимания.

— Но почему конюший? — спросил он вдруг с подавленным раздражением, которое походило на беззаботность. — Почему она назвала его конюшим?

— А большего ты не заслужил. Выше конюшего так и не вырос, — сказала Золотинка, наклонив голову к плечу. Чудесные карие глаза ее, всегда живые, оставались печальны и только губы дрогнули… призрачной, неуловимой улыбкой.

Рукосил не ответил резкостью, а… помолчал. Недоброе чувство не отразилось в его лице и не испортило утонченной мужественной красоты. Он сказал учтиво, совершенно владея собой:

— Позвольте предложить вам руку!

Мгновение Золотинка колебалась.

— Охотно!

— Что у вас с пальцами? — участливо спросил кавалер, когда они пошли мерным прогулочным шагом. — Не болит?

— О, нет, нисколько, благодарю вас! — ответила она с деланной улыбкой. — Только чувствую, на руке гиря. Знаете, махнешь этой чушкой и что-нибудь тут нечаянно развалишь.

— Попробуйте! — предложил озорной кавалер.

И Золотинка походя огрела золотой пястью колонну. Грохот, каменная сечка ударила в лицо и в глаза, так что оба зажмурились. А в колонне осталась выбоина внушительного размера, какую и молотом выбьешь не с одного раза.

— Не отшибли пальцы? — обеспокоился кавалер, когда несколько пришел в себя.

— Да, ощущения непривычные, — призналась Золотинка.

— Под горячую руку вам лучше не попадаться! — засмеялся Рукосил уже совсем искренне.

— Ну уж… — смутилась девушка. — Небольшая это радость чувствовать себя дуболомом.

— Что ты говоришь! — воскликнул Рукосил с таким чувством, что Золотинка остановилась глянуть ему в глаза. Они оба остановились перед широкой, как улица, лестницей, что вела вверх на залитый золотым светом ярус. — Что ты говоришь! — повторил Рукосил, страдая, и она уже не могла различить, где кончалось притворство и начиналось нечто такое, что трудно было объяснить одним лишь самообманом. Он перехватил руку, живые, гибкие пальцы, не давая им убежать и спрятаться. — Золотинка! — молвил он звучным переполненным голосом и с юношеским проворством опустился на колени. — Клянусь, я никого никогда не любил! И если кого любил, то тебя!

Надо думать, он остался бы безупречно точен, когда бы ограничился этим ловко скроенным признанием, но Рукосил уж не мог остановиться. Да и то сказать, ему не нужно было особенно напрягаться, чтобы, отставив в дальние тайники сознания все, что имело значение не сейчас, а потом, прочувствовать влечение к златовласой красавице с чудесными карими глазами и слабой, никогда как будто бы не сходящей улыбкой ее по-кукольному ярких и больших губ. Темно-синее платье со шнуровкой на груди рисовало тонкий и стройный стан, который не нуждался ни в каких перехватах, — свободно повязанный на бедрах атласный шарфик провис небрежным бантом, бледно-сиреневые концы его свисали до полу и не могли миновать взора, когда застенчивый кавалер опускал глаза.