— Подослал именно названый брат любовницы герцога. По крайней мере я буду так считать, пока не найду доказательств обратного.

— Похвальное устремление, похвальное… — Наблюдатель повернулся к столу. — У вас есть что-то, о чем вы можете нам поведать, мастер Гизариус?

Лекарь скучающе опустил закатанные перед осмотром тела рукава:

— Немногое, но скажу.

Мы все внимание, Мастер.

Мужчина молодой, но весьма хорошо тренированный. Он вполне мог бы быть наемным убийцей.

Но не был? — уточнил Поллан, распознав в голосе лекаря нотку неуверенности.

Есть одна крохотная деталь, вызывающая… нет, не сомнение, а скорее вопрос-Гизариус указал на кисть правой руки мертвеца. — Видите этот предмет?

Лично я на кольцо успел насмотреться еще в переулке, а нот наблюдатель увидел украшение впервые и заинтересованно наклонился поближе к мертвецу, чтобы разглядеть причудливый орнамент.

— Полевка? Он самый.

В столице? Это против правил.

— Против правил оставлять знак на виду, — проворчал лекарь и, заметив мое недоумение, пояснил: — Такие кольца носят полевые агенты Гнезда.

Вот так новость! Мы с Ролленой довели до самоубийства человека, находящегося на государственной, хоть и тайной, службе? Можно было бы улыбнуться, если бы удивление позволило это сделать.

— Но почему вы сказали, что он не мог находиться в Виллериме?

Поллан нехотя буркнул:

— Потому что в Виллериме полно своих полевок, а этот… Если глаза меня не подводят, этот должен был прочесывать какой-то из северо-западных квадратов.

— Точно сказать может только один человек, но его сейчас нет в столице, так что придется подождать, — вздохнул лекарь.

— И долго?

Гизариус развел руками:

— Никто не вправе прерывать отдых ректора Академии. Очередные заморочки кузена? Развел шпионов, уже скоро

шагу ступить будет невозможно, чтобы не столкнуться с кем-то из орлят. А я-то думал, в Орлином гнезде нехватка обученных людей! Хотя… Если этот так нелепо попался, трудно говорить о высоком уровне его знаний и умений.

— Значит, все останавливается?

— С нашим мертвецом? Да. Я могу только сказать, что он умер от яда, которым снабжаются все нолевые агенты и который поступает в кровь от укола одним из фрагментов кольца. Для этого кольцо следует повернуть орнаментом внутрь ладони и…

Я посмотрел на безвольно свесившуюся с края стола руку убийцы.

— Кольца выдаются не по размеру?

— Что ты имеешь в виду? — растерянно переспросил Гизариус.

— Взгляните сами. Он с трудом повернул кольцо.

— Просто его пальцы немного распухли.

— От чего?

— Так бывает, когда пьешь много воды, а погода стоит жаркая, нет ничего удивительного в том, что…

— Полевой агент пренебрег безопасностью и позволил своим пальцам опухнуть, тогда как должен был не только заботиться о средствах отступления, но и уметь переносить жажду?

Поллан басовито хмыкнул:

— А парень прав… Да и разве это жара? Так, цветочки придорожные.

Лекарь задумчиво смерил лежащее тело взглядом, потом дернул шнуровку правого сапога и стащил обувку с мертвеца.

— На нижних конечностях тоже есть признаки прижизненного отека. Любопытно.

— Ему ведь по возрасту еще рановато отекать?

— Разумеется, рано. Да и все его сложение не предполагает… Сосуды сильные, крупные, мышцы, привыкшие к движению, в таком теле жидкости не застаиваются. Не имеют права застаиваться.

— И все же такое несчастье произошло. Есть объяснения?

Гизариус нервно постучал пальцами по столу, потом, словно внезапно вспомнив нечто важное, ринулся к голове трупа и раскрыл еще не успевшие окоченеть челюсти пошире.

— Я так и думал! Ох уж эти придворные веяния!

— О чем вы?

— Взгляните сами. Видите этот вязкий зеленовато-белый налет на языке и деснах?

Мы с Полланом, как два послушных ученика, посмотрели туда, куда указывал лекарь, и кивнули.

— Он остается от настоя ворчанки. Такая неприметная травка, сорняк, правда, обладает приятным вкусом, нужно только особым образом приготовить. — А при чем тут двор и веяния?

— Этой весной кто-то попробовал добавить ворчанку в вино, получился бодрящий терпкий напиток, главное, не вызывающий сильного опьянения, и теперь вся знать поголовно мешает вино с травой. А ведь ее настой нельзя пить каждый день и помногу, потому что ворчанка хороша при обезвоживании или необходимости сохранить влагу внутри тела, если же ее пьет здоровый человек, могут возникнуть сильные отеки. — И как часто нужно пить эту траву, чтобы пальцы опухли?

Лекарь быстро сосчитал в уме:

— Этот парень пил каждый день, но, поскольку еще довольно молод, состояние не особенно плачевно.

А вот Магайон снял кольца давным-давно: на его пальцах уже и следов от украшений не осталось. Значит, его светлость запал на ворчанку еще в начале лета, если не раньше. — Говорите, ее пьет вся знать?

— Вся. Без исключения. — А простые люди?

Гизариус посмотрел на меня, как на сумасшедшего: — Простым людям есть чем заниматься, нет нужды тянуть в рот всяческую гадость. И потом, простой народ пьет эль, а не вино, а с элем эту траву лучше не смешивать, иначе не отплюешьея.

Не скажу, что новость радостная, но, с другой стороны, это не Вэлесса, вынужденно глотающая отравленную воду, а придворный каприз. Кстати о королевском дворе:

Полевые агенты тоже причисляют себя к знати?

— С какой еще…

— Этот пил ворчанку и помногу, как вы сами сказали. Разве он — знатный человек?

Лекарь и наблюдатель тревожно переглянулись, потом оба позарились на меня примерно с одинаковым выражением лица.

Вы что-то связали воедино? — спросил Поллан. — Возможно.

Слово вырвалось изо рта раньше, чем я успел сообразить, на что подписываюсь.

Ох, хотелось бы оставить все свои выводы при себе, например, до появления господина ректора Академии, но в таком случае просто подведу людей. Тех нескольких, с которыми разговариваю. Роллену. Борга. Магайона и его сестричку, чья зависть в кои-то веки вдруг попала в точку риска. Я могу помочь им и могу оставить без помощи, так что же выбрать? Как поступить, если даже трудно предположить, чем обернется мое вмешательство?

Сначала развеять последние сомнения.

— Ворчанка влияет еще на что-нибудь в человеческой плоти?

Сумерки герцогского дома, неточные выстрелы в переулке — это ведь звенья одной цепи, верно? Гизариус кивнул:

— Глаза начинают болеть от яркого света. Но опять же это происходит, только когда пьешь настой слишком часто.

Поэтому Магайон приказывает занавесить окна, а убийца промахивается в тот единственный раз, когда мог бы меня достать. Он долго шел за нами по освещенной солнцем улице, но все же не решился выждать, пока глаза перестанут болеть. Он торопился. Что его подгоняло? Приказ, отданный тем, кто повелевал приворотом?

— Вы что-то знаете?

Трудно сказать. Догадки, догадки, догадки… Одни только неясные впечатления, предположения, фантазии. Но, будучи облеченными в слова, они станут весомее, значительнее, более похожими на реальность, пусть и на лживую. Солгать или нет — не вопрос. Да и промолчать уже не смогу. Поздно.

— Подозреваю, что герцог также не избежал пристрастия к названной вами траве. По крайней мере его пальцы выглядели чрезмерно опухшими. Но если то, что Магайон подвержен придворным поветриям, выглядит чем-то вполне объяснимым, хотя он и не кажется человеком, готовым поступиться собственным мнением в угоду кому-нибудь или чему-нибудь, то полевой агент с признаками употребления свойственного знати лакомства уже наводит на размышления. Если он и мог позволить себе вино, то не каждый же день и не в таких количествах, верно? Тем более если находился на службе. Хотя…

Я еще раз, для верности внимательно посмотрел на лицо самоубийцы.

— Нет, вряд ли его часто пускали за благородный стол. Значит, он пил ворчанку по иной причине, вполне возможно, не мзависящей от него самого. Пил по принуждению. И это возвращает логическую цепочку к…