В большинстве своем старания начальства навести в притонах разврата порядок заканчивались ничем. Монахи просто выгоняли присланного им нового начальника, который пытался хоть в чем-то ограничить бесчинствующую братию. Вот один из любопытных документов. Летопись рассказывает, как из Троице-Сергиева монастыря монахи-отморозки выгнали игумена, присланного туда навести порядок: «И не смог чернецов обратить на Божий путь, на молитву и на пост, и на воздержание. Хотели его убить… и оставил он там игуменство».

Сергиев монастырь вообще отличался буйством. Своим персоналом он более напоминал не монастырь, а пиратский корабль. Вторая попытка навести там порядок также провалилась. Есть исторические свидетельства о незавидной судьбе «преподобного и мудрого Артемия, бывшего игумена Сергиева монастыря, который, не послушав царя, ушел в пустынь из этого монастыря из-за раздоров и корыстолюбивых, закоренелых в законопреступлениях монахов». Рецидивисты, короче!..

Перешагиваем в следующий, XVI век. Шестое столетие облагораживающего влияния христианства…

В начале этого века был принят очередной документ, который еще раз запрещал монахами и монахиням жить вместе.

И потому XVI век в этом смысле повторил судьбу века XV — он прошел в бесплодной борьбе с педерастией.

Старец Филофей с прискорбием пишет князю Василию III челобитную с характерным названием «Послание о содомском блуде»: «Мерзость такая преумножилась…»

Архиепископ Новгородский Макарий требует от подчиненных: «Ребятам молодым по кельям у игуменов и старцев не жить!»

Казалось бы, воцарение на престол богобоязненного садиста и шизофреника Ивана Грозного положит конец монашескому беспределу. Не тут-то было! На очередном своем съезде (Стоглавый собор 1551 года) церковники констатируют с трибуны: «Попы и церковные причетники в церкви всегда пьяны и без страха стоят, и бранятся, и всякие речи неподобные всегда из уст их исходят… Попы в церквях бьются и дерутся промеж себя, а в монастырях такое же бесчиние творится… протопопам таких соборно наказывать, чтобы не сквернословили и пьяными бы в церковь и в святой алтарь не входили бы, и до кровопролития не билися… По кельям бы архимандриты и игумены, и старцы и вся братия молодых ребят голоусых не держали».

Помогла «партийная критика»? Не-а…

На следующих «съездах» — в 1581 и в 1584 году — мы слышим то же самое: «По святым монастырям в пустошь изнуряются ради пьянствования и непотребного слабого жития многообразно».

Русские монастыри той эпохи напоминали советские колхозы. Иван Грозный знал об этой ситуации и сам же говорил: «В Сторожевском монастыре до чего допились? Некому и затворить монастырь, на трапезе трава растет!»

Обращаясь к высшим церковным иерархам с критикой, царь запрещает «священническому и иноческому чину в корчмы входити и в пьянстве упиватися, празднословить и дая-ти, а которые учнут по корчмам ходити и учнут в пьянстве упиватися и по дворам и по улицам скитаться пьяными, таких ловить и брать с них заповедь…».

Ситуацию в церкви Грозный знает прекрасно: «Дворянство и народ вопиют к нам со своими жалобами, что вы для поддержания своей иерархии присвоили себе все сокровища страны, торгуете всякого рода товарами. Пользуясь привилегиями, вы не платите нашему престолу ни пошлин, ни военных издержек…» (Кстати, точно так же ведут себя церковники и сейчас — налогов не платят, и кассового аппарата в церкви вы не найдете. Но деньги при этом собирают исправно. Мотивируют тем, что все церковные службы отправляются бесплатно, а деньги — это «добровольные пожертвования». Способ известный. Им пользовался еще Сергей Мавроди. Взносы, которые он принимал, считались добровольными пожертвованиями. Но Мавроди сел. А наши церковные иерархи спокойно гуляют на свободе.)

Но дадим Ивану Грозному закончить мысль: «Вы захватили себе в собственность третью часть, как оказывается, городов, посадов и деревень нашего государства… вы продаете и покупаете души нашего народа. Вы ведете жизнь праздную, утопаете в удовольствиях и наслаждениях: дозволяете себе ужаснейшие грехи, вымогательства, взяточничество и непомерные росты (церковь промышляла, раздавая кабальные кредиты. — А. Н.). Ваша жизнь изобилует кровавыми и вопиющими грехами: грабительством, обжорством, праздностью, содомским грехом. Вы хуже, гораздо хуже скотов!»

Грозный был прав на сто процентов. О чем говорить, если даже под самым оком у патриарха — в Чудовом монастыре, который находился не где-нибудь, а в Московском Кремле, монахи промышляли мародерством, раздевая богатых покойников? А ведь это была «показательная» обитель!

Чтобы унять монахов, в 1592 году была даже создана церковная полиция. Дьяки-полицейские должны были выявлять в церковной среде различные нарушения дисциплины.

Особенно в столице. Дело в том, что московские попы совсем забили на службу — они либо вовсе не посещали крестные ходы, либо покидали их раньше времени. Бывало и так, что вместо себя эти ушлые ребята нанимали провинциальных попов-гастарбайтеров.

Ну, а в смысле деньжат срубить по-легкому — церковь и подавно ничем не гнушалась. В том же XVI веке монахи знаменитой Киево-Печерской лавры, видимо, начитавшись о первых катакомбных захоронениях христиан, открыли новый бизнес-проект. Они распустили слух, что человек, похороненный в пещерах их монастыря, гарантированно получает плацкарту в рай. Сослались при этом на авторитет основателя монастыря Антония Печерского, который якобы заявил об этом еще в XI веке. И пошла касса!

Трупы начали подносить с такой скоростью — приятно посмотреть! А что ни мертвяк, то живые бабки! Забили под завязку все пещеры. Настолько, что по сию пору Киево-Печер-ские катакомбы с захоронениями «святых» являются главной туристической достопримечательностью Киева (позже я вкратце опишу, как выглядит это паломничество).

Посмотрев на этот психоз с захоронениями, европейский путешественник XVI века Михалон Литвин заметил: «Они полагают, что души тех, чьи тела погребены здесь, обрели от этого вечное спасение. Поэтому вся самая высшая знать даже из отдаленных мест деньгами и дарами стремится заслужить право быть погребенными здесь». (Потом киево-печерское ноу-хау использовали и другие русские монастыри, продавая места на монастырских кладбищах.)

Аналогичная картина открывалась и перед другими иностранцами, которых в XVI веке нелегкая занесла на святую Русь. Англичанин Флэтчер: «О жизни монахов и монахинь нечего рассказывать тем, коим известно лицемерие и испорченность нравов этого сословия. Сами русские так дурно отзываются о них, что всякий скромный человек поневоле должен замолчать».

Соотечественник Флэтчера Ченслер: «Что касается разврата и пьянства, то нет в мире подобного, да и по вымогательствам это самые отвратительные люди под солнцем».

Ничего не изменил и XVII век — седьмая сотня лет облагораживания христианством душ людских.

Опять звучат все те же слова: «в глубокий ров блуда погрузились все», «содомский блуд», «…на друга влазя люблени-ем страстным, будучи в неразумии» (то есть по пьяни). Монахи настолько сексуально поднаторели в своих бездельных санаториях, что использовали даже сексуальные игрушки для удовлетворения похоти: «Вот мои согрешения пред Богом и пред тобою, господине отче: господине отче, в содомском блужении во стегноблудии и со иноки и спротивно падался; многих совещал на блудные дела, наипаче же отроков, и в бани мыл тело свое грешное многажды, и обнажал его пред многими бесстыдно, на друга взлазя люблением страстным; некогда ниц лежа в воде и стоя, и на земле ниц лежа, истекание рукою спустил, и в губу, сиречь в гриб, истекание сотворил, надувал кишку не помню какого животного, и тем в свой проход блудил.

Частым омыванием банным тело свое бесстыдно обнажал пред многими, и зрел, и осязал срамные уды свои, и истечение делал. И чужие уды срамные тако ж зрил наги, и осязал… и также и свои уды давал осязати многим, многажды ножом обривал уды своя, и свещою палил, и прочий вред телу деял, и помазывал дегтем и иным зелием нужды ради, и во всем том согрешил».