В лабораторию, в которой Наташа работала младшим научным сотрудником, назначили нового заведующего.

Он решительно разделался с кроликами, приспособляемость которых к местному климату они исследовали два года, и всем назначил новые темы.

Шеф носился по комнатам и сверкал металлическими зубами. Он переворачивал клетки с мышами, сам выкидывал из кладовки залежавшийся хлам и расставлял на освободившемся месте непонятные агрегаты с раздвигавшимися дверцами.

«Перспектива – это главное!» Вскоре этот лозунг осточертел всей лаборатории. И все уже знали, что эра кроликов кончилась, сошла на нет, что теперь они будут заниматься психологией млекопитающих с выходом на космос. Вечером второго дня после начала новой эры Наташа не удержалась и спросила у шефа, что это значит.

Шеф с минуту изучающе разглядывал ее.

– Странно, – наконец изрек он. – Как младший научный сотрудник, вы должны бы знать, что современная биология тесно связана с космосом. Наступление ведется в двух направлениях, так сказать, макро и микро. С одной стороны, изучение строения клетки на молекулярном уровне, с другой стороны – активное вторжение в психологию высших животных.

– А зачем нам в нее вторгаться?

– В кого? – не понял шеф.

– В психологию?

– Человек обязан знать мир, в котором живет. Понимаете, обязан. Психология этих существ часть нашего мира. Даже пчела… Кстати, вы слышали об опытах профессора Лоренса? Нет? Так вот пчела способна отличать квадрат от круга. Красный цвет от синего. Что же касается высших животных… Но об этом в другой раз. Сейчас займитесь установкой автопоилки.

В эрудиции ему не откажешь, в находчивости, пожалуй, тоже. Вскоре она разобралась, что за всеми его красивыми фразами нет ничего, кроме обычного стремления поскорей написать докторскую. А для них это означало ежедневную бесперспективную, несмотря на лозунг, работу. Серией однообразных и довольно элементарных опытов шеф хотел доказать, что высшие животные способны к простейшим логическим заключениям. К выбору кратчайшего пути, например. Кому и зачем нужны его доказательства, оставалось для Наташи неясным. Животным? Но они прекрасно обходились без придуманной для них психологии вот уже сотни лет. Людям? Но люди общались с животными тоже не одну сотню лет и давно знали, что те руководствуются в своем поведении не одними инстинктами. Раньше наука этого не признавала, теперь признает, а в сущности ничего не изменилось.

Готовя материал для очередного доклада шефа, она переворачивала целые горы научных журналов, бесчисленные труды различных институтов, ведомственные журналы: «Лесоводство», «Звероводство», «Охота», «Природа» – и находила десятки других источников, для потока информации усвоить и использовать которую в практической жизни или хотя бы для удовлетворения собственной любознательности не мог ни один нормальный человек. Получалось, что вся эта пишущая и печатающая махина работала сама на себя. Процент отдачи по сравнению с затраченными ресурсами, средствами, временем сотен специалистов был ничтожен. Целые отрасли различных наук, порой, по-настоящему паразитировали на двух-трех действительно важных и нужных направлениях.

И выходило в конце ее рассуждений, что лучшие годы своей жизни, потраченные на учебу, на длительную подготовку себя как специалиста, ушли в никуда.

То есть она, конечно, может благополучно продвигаться вверх по служебной лестнице. Впереди должность старшего научного сотрудника, работа над собственной темой. Только все это ничего не стоило по большому счету. Совсем недавно она с увлечением работала, дело, которым занималась, казалось ей интересным и необходимым, и вдруг все сразу потеряло смысл… Она догадывалась, что причина не в перемене темы и даже не в новом начальнике, сработаться с которым ей вряд ли удастся.

Особенно невыносимая тоска наваливалась на нее ближе к вечеру, когда заканчивался рабочий день. Она смотрела на часы, понимая, что скоро она останется одна. Вот сейчас лаборант Костя уже обходит виварий и задает корм животным. А наверху Зоя и Хатам складывают в стол журналы, расставляют на место клетки, приводят в порядок стенды, рабочий день заканчивался. Сегодня, как и вчера, она израсходовала этот неповторимый, единственный и уже безвозвратно ушедший день своей жизни лишь на то, чтобы записать в журнал новые колонки цифр, характеризующих поведение тех или иных животных в ответ на предложенные им задачи. Они с ними справились, с предложенными задачами, и прибавили к диссертации шефа еще пару страниц.

Вечерний город встретил ее жаркой истомой уходящего дня. Отдыхал от жары асфальт. Прохладой веяло от кустарников и деревьев, щедро политых машинами, заменившими дождь.

Остановилась у рекламы кинотеатра. В разных местах шли уже виденные старые фильмы. Да и что за удовольствие идти в кино одной. В фойе чувствовать вопросительные, оценивающие взгляды мужчин. Когда-то она ничего не имела против того, чтобы ею интересовались мужчины. Бегала на танцы с подружками и часами могла обсуждать достоинства забытых на следующем вечере кавалеров. Все это было словно не с ней, в другой, прошедшей жизни.

Наташа шла медленно, стараясь продлить дорогу. Все равно скоро придется достать ключ, дважды повернуть его и, толкнув дверь, очутиться в пустой квартире…

Для нее весь мир четко разграничился на две категории. Раньше и теперь.

Раньше она любила свою квартиру. Любила возвращаться сюда после работы. Радовалась, если удавалось достать какую-нибудь дефицитную вещь: импортное бра или арабскую занавеску. Сейчас эта уютная часть ее мира потеряла всякий смысл. Она стала бояться собственной квартиры. Ненавидеть ее за тишину, за одиночество, за память, притаившуюся в каждой вещи…

Требовалось определенное усилие воли, чтобы повернуть этот проклятый ключ. Надо как-то изменить сложившиеся обстоятельства. Найти способ расшевелить себя, пробудить былой вкус к жизни. Ничего не выходило. Она пробовала… Может, со временем все пройдет, притупится боль, сейчас бесполезно.

Конечно же свет в прихожей не загорелся. И виновата не лампочка, она ее только позавчера заменила, монтера тоже вызывала на днях. Можно вызвать еще раз, найти, где там барахлит контакт в стенной проводке, и тогда вынырнет наружу, всплывет из какой-то мрачной глубины новое обстоятельство. Новое, незначительное, но направленное против нее действие, свидетельствующее о том, что собственная квартира вышла из повиновения и словно бы взбунтовалась против хозяйки. Вещи вели с ней упорную позиционную войну, которую рано или поздно должны были выиграть. Она чувствовала, что сил бороться остается все меньше.

Коврик в прихожей сбился и влез под дверь так, что войти в комнату стало целой проблемой.

Безнадежно махнув рукой, прошла на кухню. Здесь ей удавалось пока держать оборону, сохранить видимость порядка. Кухня осталась во враждебной квартире ее маленьким укрепленным постом. Наташа поставила на плиту кофейник, согрела воду и долго молола кофе ручной мельницей. Электрическую сунула в кладовку специально, чтобы не мозолила глаза. Мельница была подарком Сергея.

Маленький транзистор на столе мурлыкал старую, надоевшую мелодию, она перевела ручку на другую волну. Здесь бодро рассказывали о комбайнере Прохорове. Она не знала Прохорова, и вряд ли его знали миллионы других радиослушателей, для которых должны были бы вроде готовить эту передачу. Почему бы им не передать, например, что сегодня она вымыла четырех собак и перевела на новый режим шимпанзе из второго вольера? Это было бы то же самое. Наконец нашлась волна, на которой передавали оркестровую музыку.

Кофе удался, и настроение немного улучшилось. Она заметила, что за последнее время мелочи приобретали для нес все большее значение, словно изменился сам масштаб жизни.

В комнате зазвонил телефон, ей пришлось-таки бороться с проклятой дверью, отшвыривать в сторону бросившийся под ноги коврик, злорадно поджидавший именно этого момента, и продираться в полутьме через хаос разбросанных как попало вещей.