Алкивиад протянул холеную, белую руку.
– Спорим, – сказал он. – В Колхиде, говорят, спорщики подают друг другу руки, а потом, как говорится, режут их ладонью левой руки, как тупым ножом. Спорим?
Перикл осмотрел руку молодого человека так, словно тот предлагал прочесть нечто мелко и неразборчиво написанное.
– О чем наш спор?
– Я же сказал: об афинских бездарностях.
– И ты это докажешь?
– Да!
– Когда же?
– Хоть сейчас!
Перикл похлопал его по плечу:
– Ты слишком горяч, Алкивиад.
– Я говорю правду!
– Не торопись с правдой.
– Спорим?
Перикл стал перед молодым человеком. Заложил руки за спину, словно опасался, что Алкивиад схватит их, улучив минуту.
– Может, они обидели тебя?
– Кто?! – вскричал Алкивиад. – Эти болваны? Эти овечки в шкуре стратегов? Эти мнящие себя государственными мужами неучи?!
Перикл отошел туда, в угол, где стоял бронзовый светильник. И сказал оттуда:
– Ты не должен говорить так, дорогой Алкивиад. Даже я в моем положении не смею думать так. Это было бы оскорблением афинского народа, которого почитаю великим, которого люблю, которому предан до гроба. Что же заставляет тебя бросать столь чудовищное обвинение нынешним стратегам?
Алкивиада смутить не так-то просто. Он, кажется, самоуверен, как и многие молодые люди. Кажется, готов судить обо всем с первого взгляда, с наскока, без большого раздумья. Разве этому учил его Перикл?
– Скажу, – резко говорит Алкивиад, – и не постесняюсь никого. Первое: они полагали, что, устранив тебя, тут же победят лакедемонян. А что происходит на самом деле? Неумение руководить войною приводит к каждодневным поражениям. Я не знаю, чего ждут в Спарте? Они могут идти на Афины с открытым забралом. Кто им будет противостоять? Какие начальники сокрушат их ряды?.. Второе: по городу гуляет чума. Что предпринято, чтобы облегчить страдания, чтобы спасти больных, чтобы, наконец, вовремя похоронить умерших? Но даже похороны из-за недостатка леса совершаются с ужасающей медлительностью. И это называется умением руководить государством? И еще один пример: неделю тому назад были посланы корабли к берегам противника. Цель: разведка, проба силы. Чем же закончилась эта проба?
Алкивиад уставился на Перикла взглядом, полным злорадства.
– Не знаю, – сказал Перикл.
– А я знаю: корабли не выдержали бури в открытом море. Одни затонули, другие вернулись с потрепанными парусами, без мачт и снастей. Учти: и все это безо всякого участия лакедемонян!
– Кто же был начальником, Алкивиад?
– Как – кто? Скототорговец какой-то. Которого тошнит при виде волн. Я даже имени не знаю его и не желаю знать! Вот как ведутся нынче сражения на море! Может быть, лучше обстоят дела на суше? В беотийской деревне, название которой Мулита, истребили наш отряд гоплитов. В Мегаре обратили в бегство наше войско легковооруженных Не далее, как вчера, близ Элевсина вырезали спящий лагерь афинян. Как это тебе нравится? Забрались, словно в курятник, и свернули всем шеи! Такого позора еще не бывало! Однажды я повстречал финикийского купца. Он приплыл в Пирей из Сицилии. Он сказал мне: «У меня не осталось ни единой драхмы. Мне даже не на что купить хлеба». – «Что так?» – спросил я. – «Мой корабль пошел ко дну». – «Ничего, – утешил я купца, – богатство – дело наживное». – «Верно, – сказал он, – и я так думаю. Поэтому и решил утешиться…» – «Это хорошо!» – подбодрил я. «Взял одну девку, – продолжал купец, – вот тут, в одной нише, занавешенной тряпьем». – «Что же, дело мужское», – сказал я. И он расхохотался. Хохотал до упаду. Как сумасшедший. Ему было так весело, что невольно развеселился и я. «Что с тобой?» – спрашиваю. «Ничего особенного, – сказал купец, – мне больно мочиться. Та девка наградила меня болезнью, и потому мне весело». Нечто подобное происходит и с нами: чем хуже, тем лучше!
Перикл огорчился. Помотал головою – она нынче казалась особенно большой – и сказал:
– Одни огорчения, Алкивиад. Что делать мне? Куда деваться от дурных слухов?
Алкивиад воскликнул:
– А я знаю – куда!
И рассказал об одном поэте, прочитавшем ему свои записи. Это не история и не легенды или песни. В этом творении поэта действует некий Перикл…
– Перикл? – удивился Перикл.
– Да. – Алкивиад продолжал, улыбаясь: – Это история про твою жизнь и про твои дела. Поэт читал мне весь вечер…
– Бедный Алкивиад! Эти графоманы не дают покоя даже тебе!
– Я бы не подпустил его к себе ни на шаг, если бы не сказали мне, что произведение посвящено тебе. Но это не жизнеописание, а скорее панегирик. Проза перемешана с песнями, песни с вымыслом, вымысел с действительными происшествиями. Я вытерпел до конца. И не жалею об этом.
Перикл подумал, что этот графоман – наверняка графоман! – рвется к нему и ищет путей через Алкивиада. Он испугался одной этой мысли.
– Алкивиад, – сказал Перикл, – девять десятых наших книг – это творения графоманов. После флота самая главная сила наша – графоманы. Они терзают нам слух. Они бродят по знакомым в поисках добросердечных слушателей. Это бедствие просвещенного государства!.. Но скажи мне, Алкивиад, какое это имеет отношение к нашему разговору? Я же сказал, что не знаю, куда деваться, и ты…
– Верно, – сказал молодой эвпатрид, – я нарочно повернул разговор в сторону этого поэта. И вот почему: не взяться ли тебе самому за книгу?
– Какую книгу?
– О себе.
– Как это – о себе?
– Очень просто: садишься, берешь стиль или камыш, отличный папирус – он располагает к творчеству – и пишешь книгу. Глядишь, через год труд завершен. Пошел он к переписчикам, пошел по рукам!
Перикл странно улыбается. Это уже не раз предлагали ему… Писать о себе книгу! Кому она нужна?
– Людям, – говорит Алкивиад.
– Они меня немного знают.
– Потомкам!
– На потеху?
– Нет! Чтобы ума-разума набирались, читая твою книгу.
Перикл выбросил далеко вперед правую руку. Его указательный палец едва не коснулся носа столичного франта.
– Хорошо сказал, – прошептал Перикл, – хорошо сказал: чтобы набирались ума-разума. Но для этого необходима правда.
– Разумеется.
– Только правда!
– Конечно, уважаемый Перикл!
– А где ее взять?
Перикл все еще стоял с вытянутой рукой. Будто изваяние.
– Где взять правду, Алкивиад?
– Как это – где? И это вопрошает Перикл? Сам Перикл?!
Алкивиаду оставалось развести руками…
…Фидий, зарекомендовавший себя прекрасным ваятелем, последнее время все больше занимался делами зодчества: он руководил всеми постройками на Акрополе. Отвечал за них не столько перед Народным собранием, сколько перед Периклом лично. Ваятель полагал – и не без основания, – что могучая грудь Перикла оборонит его в случае необходимости.
(Стоит особо отметить великие работы Фидия, которые он лепил, отливал в металле и тесал в камне: это – «Геракл», «Афина», «Афина Благосклонная», «Афина Воительница», «Кентавр на отдыхе», «Гетера оголенная», «Эфеб, стреляющий из лука». Он изваял также и Перикла, но, увидев произведение Кресилая, разбил свое, говоря: «Пусть живет в веках более достойное!» Таков был этот Фидий, благосклонный к друзьям и ко всем, кого одаряли Музы своим вниманием.)
…Перикл сказал однажды Фидию, прогуливаясь на Акрополе:
– Друг мой, чем ты полагаешь украсить этот холм?
– Чем? – удивился Фидий. – Пропилеи, которые возводит Мнезикл, Храм Ники зодчего Калликрата и, наконец, Парфенон, возводимый Иктином и Калликратом. Этого разве мало? Я не перечислил еще многих сооружений, намеченных…
Перикл перебил его: 1
– Это все хорошо. И я осведомлен об этом вполне. Но ты сам что полагаешь соорудить?
– Я?
– Да, ты. Вот этими руками.
И Перикл сжал ему руку повыше локтя. Ваятель был смущен. Совсем не готов к ответу. И он начал придумывать, что бы ему сказать.
– Не трудись, – продолжал Перикл, – я нашел для тебя прекрасное занятие.
Он повел ваятеля на то место, где возводились Пропилеи. Стал лицом к востоку.
– Не кажется ли тебе, – сказал Перикл Фидию, – что здесь чего-то будет недоставать после того, как мы осуществим все свои планы?
Так как ваятель все еще продолжал недоумевать, Перикл раскрыл тайну еще одного замысла:
– Не кажется ли тебе, Фидий, что на этом холме прекрасное место для маяка?
– Для маяка? – изумился ваятель.
– Да. Но не о том маяке ты думаешь! Я имею в виду маяк божественный, маяк – духовный, маяк – нравственный. Я говорю о символе – оборонителе Афин… Скажи мне, каковы самые драгоценные материалы, которыми пользуются ваятели?
Фидию нетрудно было ответить на этот вопрос. И он сказал:
– Мрамор.
– А еще?
– Дерево, растущее в Колхиде, именуемое буксус.
– А еще?
– Небольшие изваяния для храмов из золота.
– Значит, золото?
– Да.
– А еще?
Фидий подумал… Что еще? Что дороже золота?
– Слоновая кость. Она дороже золота!
Перикл загадочно улыбался. И, смеясь, заключил:
– Значит, золото, кость, мрамор?..
– Да, это так.
– Самое дорогое?
– Да.
– А что еще дороже?
– Ничего! – сказал Фидий. – Только звезды на небе!
– Прекрасно! – обрадовался Перикл. – Достаточно этих. А звезды мы оставим богам.
И он предложил ваятелю еще один вопрос:
– Каким по высоте должно быть изваяние, которое, будучи водружено между Пропилеями и Парфеноном, – как они задуманы, – господствовало бы над холмом, Афинами и было бы видно в Пирее, а может быть, и дальше…
– На Саламине?
– Может быть.
– На Эвбее?
– А почему бы и нет?!
– О, это должен быть колосс!
Перикл сказал просто:
– О колоссе и речь!.. Каким же он должен быть по высоте?
Фидий присел на корточки, взял палочку, попавшуюся под руку, и провел по земле несколько линий. Он чертил и считал. В уме и на земле.
Потом встал и сказал:
– Вон выше того кипариса. Выше на десять локтей.
Перикл усмехнулся:
– А я-то думал, что много выше. – Взяв под руку ваятеля, он отошел туда, к стене, чтобы не слышали посторонние уши. Перикл сказал: – Разве было бы худо, если бы эту площадь перед храмом украсила скульптура твоей работы высотою с этот кипарис и даже выше?
Фидий не знал, что и ответить. Перикл продолжал:
– Выше кипариса и много дороже его! Скульптура Афины, богини нашей великой, созданная тобою из лучших материалов. Из золота чистого! Из кости ливийских слонов! И мрамора пентеликонского или элевсинского.
Фидий ошеломлен. Фидий как бы лишился рассудка. На одно мгновение… Как? Из золота? Из кости? Сколько же нужно золота и сколько кости из Ливии?..
И он слышит успокоительный голос своего друга, первого стратега Перикла:
– Будет золота столько, сколько потребуется. II столько же кости. И горы наши с мрамором – в твоем распоряжении…
