— А ты нам хочешь помочь? — вежливо спросил Бьёрн.

— Постараюсь, — ответила Амалия, напрочь проигнорировав молчаливые протесты Феба и Патрика. — Так вот, повторюсь, я не ведьма, но ты не должен обманываться моей внешностью молоденькой девочки. На самом деле мне тридцать четыре года, то есть мы примерно сверстники. И жизненного опыта у меня не меньше твоего. И в людях я разбираюсь неплохо. По крайней мере, уже написала две книги, и в моём мире они хорошо расходятся.

— Не просто хорошо, — с гордостью уточнил Патрик, — а отлично.

— Поэтому, — заключила Амалия, — у меня есть все основания считать, что моё участие в вашей беседе будет не лишним.

Убедившись, что её подруга никуда не собирается уходить, Лана тоже решила остаться и устроилась на коленях у Феба. Тот нежно обнял её за талию.

— Тогда, — произнёс Бьёрн, — не поможешь ли ты сформулировать тему разговора? А то я не совсем понимаю, зачем понадобился здесь.

— Ну, в этом ты не одинок. Феб и Патрик тоже не очень понимают, а твёрдо знают лишь одно — что ты им не нравишься. Дело тут не в твоих личных качествах, о которых они (как, собственно, и я) имеют весьма смутное представление. Мальчики отнеслись бы с предубеждением к любому постороннему, которого Фиона взяла бы себе в помощники. А с тобой и вовсе случай особый.

— Из-за моего отца?

— Да. Из-за твоего отца и из-за отца Фионы. Из-за дуэли между ними, в которой твой отец погиб. Говорят, что поединок был честным, но почему-то мне кажется, что для тебя это служит слабым утешением.

— Меня бы это совсем не утешило, — заметил Патрик. — Я бы на твоём месте искал способ отомстить.

— Я, наверное, тоже, — сказал Феб. — Хотя, разумеется, не стал бы действовать через детей. Но я — это я. А вот ты… тебя я не знаю. Зато точно знаю, что я не стал бы служить у дочери человека, который убил моего отца.

— А я бы, может, и стал, — снова отозвался Патрик. — Но только для того, чтобы найти способ напакостить убийце.

— Видишь? — произнесла Амалия. — Вот где зарыта собака. И сколько бы ты ни клялся, что твой поступок продиктован идейными соображениями, они в это не поверят.

— А если это правда? — спросил Бьёрн. — Если я действительно хочу служить Порядку? Служить, невзирая на личности. Неужели я должен был отказаться от такого шанса, величайшего шанса в моей жизни, только потому, что мой отец тридцать с лишним лет назад погиб от руки отца Владычицы Порядка? И кстати. Теперь считается установленным фактом, что Бриан, король Логриса, убил своего брата, принца Уриена. Так почему же, если следовать вашей логике, дети Уриена, принц Колин Лейнстер и Бронвен, королева Света, не отказались от Силы Источника, когда его Хозяйкой стала дочь короля Бриана?

Удар попал в цель. Патрик даже разинул рот от изумления — прежде он, похоже, над этим не задумывался. А Феб на некоторое время растерялся. Впрочем, ненадолго.

— Уриен Лейнстер был негодяем и преступником, — сказал он. — Его смерть стала расплатой за организованное им убийство принца Гандара, единственного сына короля Бриана. И Колину, и Бронвен хватило мужества признать этот факт и смириться с ним. А вот старший из детей Уриена, принц Эмрис, не смирился. И мстил — сначала посодействовал похищению королевской дочери, нынешней Хозяйки, потом приложил руку к убийству самого короля. Ну, а ты, Бьёрн? Готов ли ты смириться, как Колин и Бронвен, или…

— Замолчи, Феб! — резко прервала его Амалия. — Думай, что говоришь. Разве тебе не понятно, что такой постановкой вопроса ты загоняешь Бьёрна в угол? Даже если он и вправду смирился, то теперь не сможет этого сказать, так как тем самым фактически признает своего отца негодяем.

— Не я первым упомянул Уриена. Он сам привёл этот пример.

— Да, привёл, — согласился Бьёрн. — В качестве иллюстрации. Я вовсе не собирался ставить знак равенства между принцем Уриеном и моим отцом. Уриен действительно был негодяем и преступником, а мой отец — просто молодым и горячим. А если вы спросите меня, смирился ли я с его смертью, отвечу вам так: я принял это как объективный факт.

Патрик фыркнул:

— Чушь! Просто отмазка.

— А как ты относишься к Эрику из Света? — спросила Амалия. — Скажи откровенно.

Бьёрн помедлил.

— Ладно, буду с вами честен. Я его ненавижу. Не могу иначе относиться к убийце моего отца.

— А как насчёт Фионы? Что ты к ней чувствуешь?

— Я почитаю её как Владычицу Порядка.

— Только не надо прикрываться Порядком, — сказал Феб. — Тебе задали прямой вопрос, так что изволь не выкручиваться, а отвечай начистоту.

— Давай сформулируем немного иначе, — предложила Амалия. — Как ты относился к Фионе, прежде чем она стала Владычицей Порядка?

Конечно, Бьёрн мог бы ответить на этот вопрос. Честно, правдиво, без тени лукавства.

Он мог бы рассказать, как семнадцатилетним юношей решил пренебречь запретом своей тётки и спровоцировать ссору с принцем Паоло, чтобы потом вызвать его на поединок. В то время (впрочем, как и сейчас) сын Эрика слыл человеком странным, крайне замкнутым и нелюдимым, он редко появлялся в Царстве Света, а обычно проживал то в одном, то в другом мире простых смертных, в какой-нибудь глуши, вдали от людских поселений, где проводил своё время за чтением книг, охотой и рыбалкой.

Один из приятелей Бьёрна, чья мать была родом из Царства Света, сумел раздобыть информацию о местонахождении Паоло, и Бьёрн немедленно отправился туда. Целых два дня он издали следил за своим будущим визави, набираясь храбрости, чтобы явиться в открытую, а когда наконец решился, случилось непредвиденное — в гости к Паоло пришла девушка, которую Бьёрн поначалу принял за его подругу. Но затем, подобравшись к ним как можно ближе, из их разговора он понял, что это принцесса Фиона, старшая дочь Эрика и Дженнифер, сводная сестра Паоло.

Почти три часа они вдвоём просидели на берегу реки, где Паоло удил рыбу, и неспешно беседовали. Потом Фиона ушла, и Бьёрн ушёл тоже, напрочь позабыв о своих планах. Вернее, он не позабыл — а просто передумал. И на всём обратном пути в Асгард он видел перед своими глазами милое лицо Фионы в обрамлении золотистых волос, а в его ушах звучал её нежный, проникновенный голос и звонкий, жизнерадостный смех. Тогда Бьёрн ещё не понимал, что влюбился, но это слово всё настойчивее стучалось в дверь его души.

С тех пор он при любой возможности инкогнито посещал Солнечный Град в дни тамошних праздников, затёсывался в толпу простых прихожан во время торжественных богослужений в Главном храме Митры и оттуда наблюдал за Фионой, которая, вместе с другими членами королевской семьи, стояла на видном месте по правую сторону от алтаря. В течение многих лет Бьёрн поклонялся ей издали, а впервые заговорил с ней только три года назад, когда наконец осмелился прийти в Порядок за Силой.

А мысли о вендетте оставили его уже давно. И хотя Бьёрн время от времени продолжал выказывать перед Радкой готовность вызвать Паоло на дуэль, это был просто блеф. Ни при каких условиях он не решился бы на поступок, который причинил бы Фионе хоть малейшую боль…

Да, Бьёрн мог бы об этом сказать. Но не Фебу с Патриком, и не Амалии, хотя она импонировала ему своей трезвой рассудительностью, и даже не Фионе, Владычице Порядка и владычице его сердца. Он мог бы рассказать об этом только своему отцу, если бы тот пришёл из царства теней, чтобы потребовать отмщения. Он бы рассказал ему для того, чтобы извиниться и объяснить, почему отмщение невозможно…

— Я не испытываю враждебности ни к кому из детей Эрика, — ответил Бьёрн. — Это касается и Владычицы. Даже раньше, когда она была не Владычицей, а просто принцессой Фионой, я не желал ей зла.

— А знаешь, — вдруг произнёс Патрик, — ведь это можно проверить. Ты в курсе, что Феб — адепт высшего уровня? Он способен навести такие чары, которые моментально убьют тебя, если ты скажешь хоть слово неправды.

Бьёрн посмотрел на Феба. Он утвердительно кивнул.

Амалия хотела было возразить, но Феб остановил её, едва она раскрыла рот: