— Ладно, отдыхайте. А я пока попробую вас развлечь.

Алексей снял китель, подпрыгнул и крепко ухватился за перекладину турника. Белая майка плотно облегала его грудь, на бронзовых от загара сильных руках выступил каждый мускул. Алексей подтянулся, перекинул тело через перекладину, сделал какие-то быстрые движения, встал на руки вертикально, задержался так секунду-две, и затем все его тело махнулось вниз, снова вскинулось над перекладиной, — он крутил «солнце», описывая круг за кругом.

«Пятнадцать», — насчитала Зина, когда Алексей спрыгнул на землю. Ну что же, Виктор Ильич, пожалуй, не умеет и не умел крутить «солнце», не играет он и в футбол — и это хорошо. Зине с ее непоседливым, вспыльчивым характером, с ее торопливостью должен был нравиться и нравился человек уравновешенный. Зину привлекало в Викторе то, чего не хватало ей, — способность спокойно обдумывать любое жизненное положение, не выходить, как говорят, из себя, не теряться и в то же время не слишком увлекаться, способность анализировать каждую вещь и каждое явление.

— Ну как? — спросил Алексей, надевая китель.

— Очень хорошо!

Они прошли еще шагов пятьсот — до того места, где стояла небольшая, но плотная группа молчаливых, сосредоточенных людей.

— Что они там делают, Алексей Ильич?

— Штангу выжимают, — ответил Алексей небрежно. — Медвежий спорт.

Он взял Зину под руку, хотел провести ее мимо штангистов, потому что узнал того, кто находился в центре группы. Но Зина тоже увидела — там был Виктор. Она подошла ближе и долго наблюдала, как Виктор то одной рукой, то двумя руками, то медленно, то рывком поднимал с земли и выжимал над головой стальную ось с надетыми на концы чугунными дисками; ему добавляли диск, два, три, и он выжимал.

— Могуч Журбин! — сказал кто-то.

— А вы что говорили о Викторе Ильиче? — Зина с укоризной оглянулась на Алексея. — Зачем же вы?

— Все равно он мешок у нас. — Алексей не нашел лучшего ответа.

Виктор бросил штангу на землю — земля дрогнула; распустил рукава сорочки, закатанные до локтя, утер влажный лоб. Вставляя запонки в петли манжет, он заметил Алексея с Зиной. Приветливо улыбнулся Зине, вышел из круга.

— Футбол смотрели?

— Да. — Зина протянула руку, но Виктор показал ей свою испачканную ладонь:

— Извините, Зинаида Павловна, маленько не того… Грязноват наш Витя бедный. Пойдем вместе или у вас своя компания?

— Какая компания! — заговорил Алексей. — Придется нам с тобой, Витя, нести Зинаиду Павловну на руках. Туфельки жмут.

— Туфельки? Ну что ж, понесем, — весело согласился Виктор. — Как носят раненых. Возьмемся вот так… Давай, Алешка, руку… Понесем.

Зина отказалась, сбросила проклятые туфли, потом попросила Виктора и Алексея отвернуться, сняла чулки.

— Загорать надо, Зинаида Павловна, — сказал Алексей, когда увидел ее белые ноги. — С такими ногами только виноград давить на винных заводах, как раньше делали, а не корабли строить.

Они шли не по дороге, а полем, тропинкой, которая извивалась в молодом, едва в рост человека, березнячке.

— Сколько веников! — сказал Алексей. Срывая на ходу листья, он думал: «Наверно, ей хочется, чтобы меня тут не было. И в самом деле, чего я путаюсь между ними? Батькину инструкцию выполняю? Выполняй-ка, папаша, сам. Я тебе не надзиратель».

Алексей сделал вид, что у него развязался шнурок ботинка. Он сел на траву, принялся перешнуровывать.

— Вы идите, догоню.

Зина беспокойно оглядывалась. Алексея уже не было видно за березками. Она окликнула его.

— Не потеряется, — сказал Виктор. — А вы знаете, Зинаида Павловна, я начальство теперь. Вчера на мастера сдал. Мастер модельной мастерской. Как вам это нравится?

— Очень! — Зина старалась не смотреть на Виктора. Ей казалось, что глаза выдадут ее: они, наверно, влюбленные и глупые.

— А еще, — продолжал Виктор, — завод электроинструментов взял мой станок и запускает в производство.

— Как хорошо, Виктор Ильич! Это большая радость. — Зина оглянулась, Алексея все не было. — Где же Алеша?

— Что вам Алеша? Говорю, найдется. А то я подумаю, что вы со мной от скуки пропадаете.

— Не надо так думать, Виктор Ильич. Просто непонятно, куда он делся. А про скуку не надо говорить. Вы же сами знаете, с какой радостью я помогала вам подбирать материалы, чертила для вас.

— То была работа, Зинаида Павловна. Часто и так бывает: на работе у тебя одни друзья, за воротами завода — другие. Разве неправда?

— Мне кажется, неправда. Мне кажется, это не очень хорошие друзья, которые или только на заводе, или только за воротами. И дружба плохая, если ее можно отгородить заводским забором.

— Я тоже так считаю. Но бывает, в жизни всякое бывает. Почему, например, когда со станком все покончено, вы перестали к нам ходить? А часто ходили.

Зина видела, что разговор идет по опасному для нее руслу, необходимо предотвратить опасность, но сил для этого не было, ничего поделать она с собой не могла.

— Во-первых, Виктор Ильич, вы ошибаетесь. Я ходила к вам всю зиму, а не только когда мы работали над станком. Во-вторых, вы правы — в жизни всякое бывает. Может быть, у меня есть причина, которая мешает мне взять и прийти к вам, к Журбиным.

— Не вижу никакой логики, Зинаида Павловна. С Тоней дружите, Тоня — Журбина. С Алешкой даже на футбол пошли. Алешка — Журбин… Выходит так, что только со мной вам не очень приятно.

— Не в этом дело, не в этом дело, Виктор Ильич! — Зина запуталась. — Я не знаю, в чем дело. Понимаете, не знаю.

— Ну та́к порешим: никто из нас ничего не знает, а поэтому мы видеть друг друга не хотим. Только ко мне этот вывод не относится. Я всегда рад вас видеть. Я никогда не забуду, как вы поддерживали меня, ободряли, какую большую оказывали помощь. Вам это, конечно, неинтересно, что я говорю. Ясно одно: вы что-то против меня затаили.

— Если бы вы знали, Виктор Ильич, как несправедливо все, что вы говорите! — Зина даже швырнула на землю туфли, которые несла в руках. — Что, что я могла затаить?

— Вот и я интересуюсь — что?

Виктор поднял туфли. Дошли уже до клубного сада, близко был Зинин дом. И только тут позади появился Алексей.

— Ящерицу ловил, — сказал он. — Хотел преподнести Зинаиде Павловне вместо брошки. Удрала. — Алексей видел, что Зина расстроена, что Виктор почему-то несет ее туфли. Он отобрал их у Виктора: — Тебе, Витя, нельзя. Ты отец семейства. А я… мне по штату положено: кавалер.

Зина выхватила свои злосчастные «лодочки» у Алексея.

— Мне нужны друзья, а не кавалеры! — сказала она резко и побежала к подъезду дома.

— Ты не знаешь, Алешка, что с Зинаидой Павловной? — спросил Виктор. — Не ты ли, братец, виноват? Не любовные ли осложнения?

Алексей остолбенел от удивления: как может обернуться дело! Сказка, да и только!

— Ну, Витя, — ответил он, — ты попал в самую точку… Объяснил бы я тебе все, да не имею полномочий.

— От кого полномочий?

— От батьки.

— При чем тут батька? — Теперь изумился Виктор.

— Батька при чем? Батька, ты же знаешь, главный блюститель нравственности.

— Какой нравственности?

— Обыкновенной. Человеческой, Витя. Хочешь, конечно, — я тебе скажу. Разве сам-то ты не замечаешь?

— Чего не замечаю? Говори или не говори… что-нибудь одно. А то крутишь на серединке.

— Вот здесь оно все крутится, здесь! Не на серединке, а слева. — Алексей поводил пальцем по своему кителю напротив того места, где у человека сердце.

— Кто — я? — Виктор догадался, что обозначает этот жест.

— Она.

— Зинаида Павловна?

— Да, Зинаида Павловна. Заместитель заведующего бюро технической информации завода.

— Осел ты, Алексей, осел! — Виктор даже плюнул от досады и раздражения, настолько нелепым показалось ему то, о чем говорил Алексей.