– Вот сюда, Игорек.

Она усадила сына между мной и Большим Змеем, ближе ко мне, а сама присела перед ним на корточки, не заботясь о длине пальто.

– Не грусти, – сказала она. – Все будет хорошо.

– Конечно, мама. – По виду мальчика было незаметно, чтобы он собирался грустить. – Ты, главное, не скучай без меня, ладно?

– Ладно. – Она печально улыбнулась и прижалась губами к его щеке. Уголки губ слегка подрагивали.

Господи, подумал я, что за театр? Тоже мне – прощание славянки! Князь Игорь отправляется в дальний путь, аж до самого «Парка культуры»! В любом случае, двери вагона вот-вот закроются, и что? Мне предстоит увидеть сцену радостного воссоединения?

Я не узнал ответа на этот вопрос, поскольку женщина внезапно поднялась и покинула вагон. В том, как она ушла, даже не обернувшись, чтобы помахать рукой, и в порывистом движении, когда она выхватила платок и поднесла его к лицу, и в неестественной сутулости ее плеч – во всем этом не было ничего от театральной постановки.

Мальчик перенес расставание гораздо легче. Сейчас он с интересом разглядывал очки, непонятно каким образом еще удерживающиеся на лице спящего пенсионера.

– Не ломай глаза, – посоветовал я. – Они действительно разноцветные.

Мальчик резко посмотрел на меня, но ничего не сказал.

А поезд все стоял. Даже двигатели заглушил, чтобы продемонстрировать, что стоит крепко и никуда отсюда двигаться не собирается.

Забавно будет, если это авария на линии. И надо же мне было пускаться в сомнительные эксперименты, прокладывать нестандартный маршрут, чтобы в конце пути уткнуться в тупик! Тогда придется выходить и добираться домой наземным транспортом, благо недалеко. Не ехать же, в самом деле, по кольцу в обратную сторону!

Внизу, под днищем вагона раздался непонятный механический звук, как будто заработал мощный электронасос или электродомкрат. Вагон немного тряхнуло, но уже через секунду все прошло. То же самое, по-моему, происходило и с остальными вагонами поезда.

За окном, шагом, который при ее комплекции можно было бы назвать спринтерским, проколыхала женщина в синей форме станционной смотрительницы. Вместо эстафетной палочки она сжимала в кулаке сигнальный картонный флажок. Она добралась до конца поезда и заглянула под днище нашего вагона. Затем мельком глянула в одно из зеркал, парно торчащих в стороны и с головы, и с хвоста поезда, словно усики у симметрично развитого земляного червя, сделала свирепое лицо, двумя пальцами поправила красную пилотку и только после этого, обернувшись в сторону кабины машиниста, помахала флажком.

Бодро загудел двигатель, без предупреждения закрылись двери вагона, поезд в первый момент дернулся, затем плавно начал набирать скорость. Мелькание колонн за окном сменилось привычным мраком тоннеля с редкими проблесками семафорных огней.

Решив, что начинать новый рассказ уже не стоит, я убрал книжку в карман. Да, если честно, мне и не очень-то хотелось что-либо читать: после встречи с автором книги душа моя пребывала в каком-то таком… трудно описуемом состоянии. В общем, только что столкнувшись с Валерьевым в обычной жизни, я не хотел еще раз встречаться с ним в сумеречном мире его воображения. Как бы он меня ни убеждал, что пишет близко к реальности. Просто не хотелось смешивать эти два ощущения.

Внезапно со стороны Игорька раздался резкий и противный писк. Рука его молниеносно метнулась за отворот куртки.

Я хотел было подумать, что это пищит пейджер, но ведь пейджеры обычно носят на поясе или в заднем кармане. Я хотел было подумать, что это сотовый, но не слишком ли круто будет для девятилетнего мальчика носить в кармане мобильник? Я хотел было подумать, что и для пейджера и для сотового раздавшийся звук странноват. В нем слышалось что-то дешевое и… китайское, что ли. В общем, скорее всего, это пищала обычная…

Еще раз повторю, все это я только собирался подумать. Но не успел. Потому что руке Игорька хватило нескольких сотых долей секунды, чтобы извлечь из внутреннего кармана приплюснутый овалоид тамагучи. Рука еще не успела завершить свое движение, а ее большой палец уже бесшумно замелькал над четырьмя кнопками управления со скоростью, которой позавидовал бы любой связист.

– Вот сволочь! – радостно произнес Игорек. – Опять нагадил!

Должен признать, что мальчик в своем восторге выразился немного конкретнее, но мне ведь уже не девять, и я немного умею выбирать выражения. А вот краснорожий сын Инчучуна, хоть и был примерно моим ровесником, делать этого так и не научился.

– …! – сказал он. – Заткнись, а?

Игорек перестал улыбаться и весь напрягся, словно собираясь куда-нибудь исчезнуть.

– Сиди! – спокойно, но так, чтобы услышал Чингачгук, посоветовал я. – Ничего он тебе не сделает.

Пьяный хам промолчал, только смерил меня мутным взглядом и сплюнул на пол. Мальчик доверчиво пододвинулся ближе ко мне.

– Кто там у тебя? – кивнул я в сторону игрушки.

– А вас как зовут? – осторожно спросил Игорек.

– Павел.

Мальчик взглянул на меня, словно решая, может ли доверить мне страшную-престрашную тайну.

– Мамонтенок, – ответил он и протянул мне тамагучи, однако, продолжая крепко сжимать его в руке.

– Ну-ка! – Я бесцеремонно изъял игрушку из его неожиданно сильных пальцев. – Да не бойся ты, не сломаю.

Мальчик притих, напряженно следя за моими руками.

Я действительно никогда не видел виртуального мамонтенка.

Лучше бы и не смотрел! Отличить его от трехногого цыпленка или потупившегося трехголового дракончика было совершенно невозможно.

Сквозь жидкокристаллический экранчик тускло просвечивало стилизованное изображение реликта. Как мне показалось, в рисунке угадывалась морда мамонта, вид анфас. Крупный овал морды посередине экранчика, от него отходят в стороны еще два овала, поменьше. Уши? От морды вниз обессилено провисают три ложноножки, из которых одна, по мнению создателя, символизирует хобот, а две другие, по всей видимости, бивни.

– Да-а… – протянул я и чуть покривил душой, чтобы не расстраивать парня. – Знатная зверюга!

– Правда? – Игорек буквально вспыхнул от радости. – А мама говорит, что он уродливый и что только… – он замялся, – ну, в общем, придурок мог сделать ребенку такой подарок на день рожденья. Это она не мне, а папе говорила… По телефону.

– Ну, это она погорячилась, – попытался успокоить его я. – Взрослые редко говорят друг другу то, что думают на самом деле.

И почему при общении с детьми я вдруг начинаю чувствовать себя таким взрослым?

– Да? А дядя Боря… Это мамин новый папа… То есть, мой новый папа. – Игорек с детской непосредственностью делился со мной семейными секретами. – Он говорит, что если мамонтенок будет его каждое утро будить своим писком, то он его с балкона выбросит. А как же мамонтенок будет не пищать? Он же голодный, когда просыпается! Поэтому я стараюсь всегда просыпаться раньше и уходить в ванную, чтобы не слышно…

– Молодец! – похвалил я и сморозил банальность: – Друзей надо беречь… А зовут его как?

– Мамонтенок, я же сказал, – недоуменно ответил Игорек. – Просто мамонтенок. То есть, сначала я хотел его как-нибудь назвать, но потом передумал. Боялся слишком сильно к нему привязаться. – И продолжил после небольшой паузы, чуть тише, – Только… боюсь, я все равно уже к нему привязался.

Внезапно тамагучи у меня в руке громко и противно запищал, а в следующую секунду я с удивлением обнаружил, что моя рука уже пуста. Я не успел заметить никакого движения со стороны Игорька, однако оно, судя по всему, все же имело место: желтый овалоид игрушки был уже у него. Лицо мальчика в этот момент выражало предельную сосредоточенность, а большой палец правой руки со сверхъестественной скоростью носился над кнопками, вводя в примитивный электронный мозг игрушки непонятную мне программу. Сейчас Игорек напоминал сумасшедшего хакера из какого-нибудь фантастического фильма, который с ловкостью кибера насилует клавиатуру своего «Ньютона», стремясь через встроенный радиомодем вломиться на главный сервер вражеской базы.