– Конечно, по-другому. Ведь ты же мужчина все-таки…
– Будем надеяться, – усмехнулся я.
– Ты – мужчи-ина, – ласково протянула она и погладила меня по животу, – а я – женщина. И видишь, как получается… Мы вместе уже вон сколько времени, и все никак нам не расстаться… Так, может быть, нам и нужно быть вместе и не расставаться? Я уже так к тебе привыкла, как к родному…
Я погладил ее по голове и спросил:
– А ты знаешь, почему все романы о любви заканчиваются свадьбой? Ну, естественно, не те, где в конце «короче, все умерли»?
Наташа промолчала.
Наверняка она знала ответ, но не хотела произносить его вслух, потому что ее женская сущность приказывала ей: вот твой мужик, захвати его и владей. И она, конечно, хотела захватить меня и владеть мною. Но, будучи все-таки чем-то большим, чем обычная говорящая самка, она понимала, что это невозможно. Не такой я парень, чтобы похоронить себя в уютном семейном склепе. И разговор этот она завела исключительно для того, чтобы пройти этот поворот в наших отношениях. Для того, чтобы не было ничего неясного, а попросту – для того, чтобы объясниться.
Наташа молчала, и, не дождавшись ответа, я со вздохом сказал:
– А потому эти романы заканчиваются так, что там дальше ничего нет. И вся любовь. Так что давай-ка оставим все, как есть. Мы вместе? Вместе. Я бегу от тебя? Не бегу. Я предпочитаю тебе другую женщину? Тоже нет.
– Попробовал бы ты предпочесть другую! – Наташа резко села, толкнув меня руками в бок. – Она бы и дня не прожила. Не веришь?
Я засмеялся и ответил:
– Вот в это я как раз верю. И ни минуты не сомневаюсь.
– То-то же!
И Наташа снова устроилась рядом, положив голову мне на грудь.
– А я-то, дура, хотела предложить тебе бросить все и зажить спокойно где-нибудь на Гаити… Или на Таити… В общем, там, где этот был… Ван-Гог? Или Гоген? Черт их разберет! В общем, хотела я простого женского счастья, а ты, глупый самец, только и думаешь, как бы позатейливей кульбит исполнить. Вот свернешь ты себе шею, не буду я тебя хоронить, как положено. Куплю себе виллу на Гавайях, а твою одноглазую голову надену на высокий кол при въезде, чтобы издалека видно было. Так и знай.
– Договорились, – покладисто ответил я, – а теперь послушай, что я тебе скажу. Я тебя выслушал, теперь выслушай ты.
Я встал, взял со стола сигареты, пепельницу и зажигалку и снова завалился рядом с Наташей.
– Значит, так.
Я сделал паузу и прикурил.
– У меня есть другое предложение. Но сначала о том, что говорила ты.
Я повернулся на бок и, глядя на Наташу, спросил:
– Это от кого же я слышу про тихую жизнь? И кто же это тянет меня в уютную последнюю гавань? В теплое семейное болотце? Ладно, я не буду указывать пальцем, пожалею. Но тогда скажи мне, кто прыгал с моста с резинками на ногах? И у кого это загорались глазки, если представлялась возможность встрять в какую-нибудь смертельную историю? Ты что, думаешь, что у меня вовсе мозги отбиты? Да ты бы видела себя, когда размахиваешь пушкой или играешь в шпионские игры с федералами! Ты ведь только тогда и живешь. А мне тут грузишь про полированные шкафы, набитые добром.
– Про какие шкафы? Каким добром? – возмутилась Наташа и села, опять толкнув меня в бок, – ни про какие шкафы я тебе ничего не говорила. Да еще про добро какое-то…
– Не говорила, – кивнул я, – ни про шкафы, ни про добро. Но все это логично вытекает из твоих обывательских мечтаний. Так что и шкафы будут, и добро будет, и салфеточка уголком вниз на телевизоре – тоже будет.
– Салфеточка?… Наташа ошеломленно уставилась на меня, – салфеточка, говоришь? Я тебе покажу салфеточку!
Она разъярилась и, схватив меня за ногу, стащила с тахты.
Я свалился на пол и попытался встать, но Наташа, вооружившись тонким и длинным валиком, изобретенным мудрыми старцами с Востока, стала бить им меня, стараясь попасть по голове.
Я закрывался руками и ногами, но Наташа не отставала и наконец, отбросив валик, кинулась на меня с голыми руками. И, между прочим, с голым телом. А поскольку я тоже был без фрака, то очень скоро обнаружил, что быстро победившая меня Наташа сидит на мне верхом и, закрыв глаза и стеная, плавно поднимается и опускается, двигая тазом вперед… и еще раз вперед… и еще…
Ей это оч-чень нравилось, как, впрочем, и мне.
За время нашего знакомства мы неплохо приспособились друг к другу и теперь, соединяясь, знали, как сделать это наилучшим образом…
Я повернул голову и посмотрел на Наташу, с томным видом лежавшую рядом. Ее глаза были закрыты, а на губах была довольная улыбка.
Эх, много ли бабе надо, подумал я, закуривая.
Потом посмотрел на нее еще раз и подумал, что этой – много.
Наташа приоткрыла глаза и, протянув слабую руку, забрала у меня сигарету. Закурив новую, я выпустил дым вверх и сказал:
– Так на чем мы остановились? Ага, вспомнил. Ты там что-то говорила про то, что мою голову надо насадить на кол… Возможно. Но пока что на мой кол, и я надеюсь, что он тебе нравится, насаживается то твоя голова, то ты, так сказать, целиком. Что скажешь?
– А мне действительно нравится твой кол. И чем чаще ты будешь казнить меня на нем, тем лучше.
– М-да… Посмотрим. Может быть, ты заслужишь снисхождения.
– Не хочу снисхождения! Хочу на кол!
– Все. Кол не работает. Закрыто на обед.
– Вот всегда так… – обиженно пробормотала Наташа и ткнула окурком мимо пепельницы.
Я вскочил и забегал вокруг тахты, оглядываясь в поисках жидкости, но, кроме пива, ничего не было, поэтому пришлось вылить на отвалившийся от сигареты огонек остатки из моей бутылки.
Огонек тихо зашипел и погас.
– Я б в пожарники пошел, пусть меня научат, – продекламировала Наташа, с интересом следя за моими поспешными дейстиями.
– Я б в надсмотрщики пошел, – парировал я, – на женскую плантацию, с плеточкой-семихвосточкой.
– Расскажи это на могиле своей бабушки. Я– то знаю, зачем бы ты пошел в надсмотрщики на женскую плантацию. Вот там бы я тебе и оторвала твой яйцекладущий хоботок, чтобы ты его не совал в разные другие дырки.
Я закончил пожаротушение и снова улегся на тахту.
Вообще мы тут только и делали, что лежали. То на тахте, то на песочке, то на траве или на скалах. А также на крыше, в воде и иногда – просто на полу.
– Так что у тебя за предложение? – поинтересовалась Наташа, возвращая разговор в прежнее русло.
– Предложение… – повторил я, почесывая живот, – предложение… Какое предложение?
– Ну как это – какое? Вот ты меня раскритиковал за мои обывательские устремления и тут же заявил, что у тебя есть встречное предложение.
– А-а-а… Предложение… – развлекался я.
– Убью! – пригрозила Наташа.
– Ладно. Слушай.
Наташа повернулась ко мне, подперла голову рукой и стала слушать.
– Денег у нас с тобой – хоть жопой ешь. И я хочу использовать их с толком. А именно – сыграть с арабами в интересную игру и забрать второй Коран. Но это только начало. Когда у нас будут оба Корана, мы сможем добраться до сокровищ Мурзы. А это такие деньги, что с ними может сравниться разве что бюджет Российской Федерации. Понимаешь?
Наташа кивнула, и я с облегчением увидел, как в ее глазах засветились так знакомые мне безумные огоньки. Она наверняка представила себе, с какими приключениями это будет связано и какой для нее экстрим начнется, стоит нам только приступить к выполнению плана, которого, кстати, у нас пока еще не было.
Железо разогрелось моментально, и я ковал его, не теряя времени.
– Но это только цветочки. А ягодки… – я почувствовал, как мои скулы напряглись, – а ягодки будут потом.
– А что за ягодки-то? – спросила Наташа, прищурившись.
Я встал и подошел к окну.
Солнце давно уже село, и над морем была ночь.
В небе висела полная седая луна, и дорожка от нее шла прямо к нашему островку. В невероятной вышине перемигивались микроскопические, но яркие звездочки, а на далеком горизонте, где черная вода соединялась с темно-синим небом, медленно двигалась горящая множеством огней громада морского парома, шедшего со стороны Северной Африки.
