Впрочем, он не стар, но и не молод. Под сорок? Или за сорок? У мужчин так трудно определить возраст. Энн с завистью подумала о том, что мужчины с годами часто становятся интереснее. Ей вдруг представилась комната, полная мужчин в майках с надписью: «Старея, становимся краше».

Сколько бы ему ни было, смотрелся он действительно превосходно. Она с ужасом поймала себя на том, что ей хочется поглядеть, будет ли он выглядеть таким же мускулистым, сильным и упругим, если снять с него пиджак и брюки. Ей показалось, что он не особо заботится о своей физической форме, вероятно, ему ничего не стоило сохранять ее. Или так только казалось из-за его небрежной позы?

Красивое тело. Отличное. Да и все остальное в этом человеке интриговало.

Золотисто-каштановые волосы с проседью на висках, длинные, ниспадающие на воротник, обрамляли удивительно мужественное лицо, словно высеченное из камня: все линии и углы прямые, упрямая нижняя челюсть, скулы высокие, красивой формы. Эдакий Клинт Иствуд, ковбой.

Такое лицо было бы интересно написать, вдруг подумала она. В нем виден характер. Ум, сила, решительность. М-м-да. Может быть, упрямство. Он неотрывно наблюдал за ней. Она не сомневалась, что он видит ее насквозь. Может, оно и к лучшему. Такой докопается, что случилось с Джоном.

А может, и нет. В этом вспыхивающем взоре, скользившем по ней, угадывалось легкое презрение. Глядя на нее, он время от времени качал головой. Это ее раздражало. Очень раздражало. Особенно когда она ощущала на себе этот его чертов взгляд и не могла противиться желанию тоже посмотреть на него. В какой-то момент ее словно бы окатила теплая волна, она оглянулась и увидела, что он разглядывает ее от макушки до пят. Изучает: как она выглядит, что на ней надето и что она думает о случившемся.

Джон…

Она здесь из-за Джона.

Ей не хотелось думать о полицейском, который так пристально разглядывал ее.

Впрочем, лучше перебирать в голове десятки вопросов, которые провоцировал этот странный полицейский, чем умирать от страха за Джона в бессильном ожидании. Вот он, эдакий мачо2, словно сошедший со страниц книги, зануда, которого она скорее всего больше никогда в жизни и не увидит. Да! Да, лучше думать о нем. Он, может, и раздражает ее, но позволяет отвлечься от тревоги за Джона. Не думай о ранах Джона и его шансах на выживание, думай лучше об этом мужчине, сказала она себе.

Коп в цивильной одежде. Обычный твидовый пиджак, полотняные брюки. Ей сразу сказали, что он полицейский, как только он явился со своим длиннолицым напарником, но тогда ей было все равно. Однако, почувствовав на себе этот взгляд, она тут же поняла, что он действительно коп. И что он ее оценивает. Она готова была рассказать все что могла, чтобы помочь Джону, но в то же время испытывала какую-то странную неуверенность. Надо признаться, ее тянуло к этому мужчине, он был волнующе привлекателен. Однако что-то заставляло испытывать настороженность. Почему? Ведь полицейские — отличные ребята. Они на ее стороне.

— Если они готовы со мной… — начала она.

— Нет-нет, дорогая. Они подождут минутку, пока вы не увидите мистера Марсела. — Медсестра взяла ее под руку.

— Минутку?..

— Ну, минутку-другую. Он ведь только что перенес тяжелую операцию и, хоть держится молодцом, нуждается в полном покое, чтобы выжить.

— Но ведь опасность миновала…

— Ну-ну, миссис Марсел, вы ведь сильная женщина, и доктор был с вами абсолютно честен, ведь так?

— Да, — ответила Энн.

Она сильная. Правильно.

Но когда ее провели в реанимационную палату, у нее комок встал в горле, так больно было смотреть на Джона. Ноги у нее стали ватными, колени подогнулись, хотя чуть раньше, когда он заливал кровью все вокруг, она держала себя в руках. Тогда она не могла позволить себе расслабиться: нужно было остановить кровотечение, согреть его, не дать ему впасть в шок.

Теперь она была беспомощна. О нем заботились люди, которые действительно знали, что делать. Он был весь старательно сшит. Внутри и снаружи. Капельницы несли к его венам какую-то живительную жидкость. С помощью других трубок воздух поступал ему в легкие. Мертвенно-бледное лицо покоилось на белой больничной подушке. Энн стоически старалась быть сильной, но чувствовала себя как Снежная королева, попавшая в печь, — она словно плавилась. Глядя на него, пепельно-серого, оплетенного всеми этими трубками, она прерывисто всхлипнула и тут же ощутила руку медсестры на своем плече.

— Мне очень жаль, миссис Марсел, но помните, в вашем распоряжении всего одна минута…

Минута. Энн понимала, что не должна без толку потратить эту минуту, стоя как истукан.

Она поспешно прошла к кровати. Мысли мешались у нее в голове. Она не хотела потерять его. Она любила его, ужасно любила. Не как мужа, они и не помышляли о том, чтобы сойтись снова, — как лучшего друга. Как своего самого строгого критика. Однако когда она теряла веру в себя, он, как никто, умел подбодрить. Ее успехам он радовался совершенно искренне. Она прикоснулась к его безжизненно-бледной руке, которая была свободна от капельницы. Джон выглядел как покойник, но она почувствовала тепло жизни в этой руке. Ободренная, она сжала ее крепче.

— С тобой все будет в порядке, все будет хорошо. Поверь. Я об этом позабочусь. И обещаю: кто бы ни сотворил с тобой это чудовищное преступление, он не уйдет от ответа. — Она поднесла его руку к губам и поцеловала сухую, горячую ладонь. — Джон, ты поправишься. Обещаю.

— Он все еще под наркозом, — успокоила ее добрая седовласая сестра и добавила с сожалением: — Вряд ли этой ночью он придет в сознание. Но подсознание — вещь удивительная. Не исключено, что он вас слышит, дорогая. Кто знает? Но мы всегда приветствуем, когда с нашими пациентами так разговаривают.

Энн согласно кивнула, постаравшись улыбнуться медсестре, и позвала:

— Джон…

К ее удивлению, Джон открыл глаза. Взгляд был мутным, но постепенно он как бы прояснился, пока наконец не сосредоточился на лице Энн.

Губы зашевелились. Из горла вырвался вздох и нечто похожее на шепот.

Энн наклонилась к нему поближе:

— Джон, все в порядке. Джон, ты в больнице. За тобой ухаживают замечательные люди. Прекрасные доктора и медсестры.

Он снова зашевелил губами, изо всех сил стараясь что-то сказать. Он не слышал того, что говорила она, не обращал внимания на попытки ободрить его, он отчаянно пытался что-то произнести.

— Джон, тебе нельзя говорить. Тебе нужен покой, ты должен выздороветь…

— Энн… — прошептал он ее имя.

— Я здесь, Джон.

Он повел головой из стороны в сторону: нет не то.

— Джон, прошу тебя…

Рука, которую она держала, напряглась. Чуть-чуть. Энн склонилась еще ниже.

— Аннабелла…

Его глаза закрылись.

Последние силы словно бы ушли из него.

Энн судорожно всхлипнула и почувствовала, что ей становится дурно. Он умирает у нее на руках. О Боже, он уже умер?..

— Он, он… — в отчаянии выдохнула она.

— Не волнуйтесь, миссис Марсел.

— Но…

— Дорогая, он просто потерял сознание. — Сестра ласково обняла за плечи. — Посмотрите на мониторы. Вот этот, слева от его изголовья, фиксирует сердцебиение. Его жизненные показатели удовлетворительны и стабильны. Это очень хорошо.

Энн кивнула, глядя перед собой невидящими глазами.

— Я уверена, то, что вы с ним в эту минуту, — большая поддержка для него, — продолжала медсестра. — Что он пытался вымолвить? Ваше имя?

Энн обернулась и с удивлением посмотрела на сестру.

— Он… — начала она, но осеклась.

Нет. Это было бы, разумеется, очень приятно, если бы Джон увидел и узнал ее, назвал по имени.

Но он произнес не ее имя.

«Аннабелла».

Он прошептал название клуба, где показывали стриптиз и куда он ходил наблюдать за своими «Дамами красного фонаря».

Тяжело раненный, возможно, умирающий, он пришел к ней и упал прямо ей на руки.

И за все это время сказал только две вещи.

Я не делал этого. О Господи, я не делал этого, не делал, не делал!..