У Любочки на посту тоже что-то не заладилось, и Наташа даже отстранила ее от работы одитора, отдав мне в подчинение. Любочка была невысокой тоненькой девушкой с темными длинными волосами, годом младше меня. Она встречалась с уже знакомым мне Антохой Созоновским из штата большого Центра, с которым, время от времени, мы неподолгу болтали. Пожалуй, Люба была одной из немногих саентологов, с кем я общался немного не так, как с остальными — более человечно, что ли. Мы всегда очень хорошо ладили.
Сашка показал место, где мне с Любочкой следовало встать. Это был очень оживленный угол Невского и Лиговского проспекта в нескольких метрах от станции метро «Площадь Восстания». Нам полагалось вручать листовки с приглашениями на тест как можно большему числу прохожих. Если человек начинал ее читать или, тем более, останавливался, нужно было подбегать к нему и предлагать непременно пройти «этот замечательный, очень точный, специально разработанный в Оксфордском университете супертест». Затем говорить: «Давайте я Вас провожу» и, не обязательно дожидаясь ответа, помогать добраться до Центра, рассказывая по дороге про то, что на основе полученных результатов можно будет узнать, как улучшить любую сторону жизни, про Траволту, и вообще о том, какие удивительные вещи ему откроются всего через тридцать минут. Я знал, что многое из этого совсем не так просто и замечательно, но всегда искренне верил, что поступаю во благо.
Сашка занимался примерно тем же, но делал это по-другому. Он ходил неподалеку от Центра с клипбордом и авторучкой, останавливал людей и задавал три вопроса: «Кем Вы хотели бы быть? Что Вы хотели бы делать? Что Вы хотели бы иметь?» Когда человек отвечал, Сашка записывал ответ и снова спрашивал: «Что Вам мешает?». Опять записывал и затем говорил свою коронную фразу: «Хотите узнать как с этим справиться? Пойдемте в наш Центр и там Вам об этом расскажут». Этот метод почему-то отдельно именовался американским словечком «бодирутинг» (от англ. body — тело и route — направлять), хотя и я и Люба, по сути, также «направляли тела». Правда, дополнительная польза всё же имелась, поскольку, сведя полученные ответы в таблицу и выявив наиболее типичные, Сашка планировал разработать текст более эффективной, адаптированной под местную публику, листовки, по которой бы люди сами ломились к нам толпой.
— 9-
Если не считать утреннего сбора, рабочий день часто начинался с полуторачасовой раздачи хендаутов на какой-нибудь очень людной станции метро, куда мы специально выезжали. Как-то раз я и Сашка вручали листовки, стоя на ступеньках при выходе «Канала Грибоедова». Ко мне со спины подошли двое типов и попросили немного денег, на что я, особо не отвлекаясь, вежливо ответил, что не у них одних с этим проблемы. Тогда они зашли спереди и небритый товарищ в грубых очках с массивной оправой, судорожно смеясь, пообещал через минуту вырвать мне кадык. Второй — бугай в чёрной кожаной куртке — объяснил, что их сегодня выпустили с зоны и если они не достанут «немного денег на жрачку», то им ничего не останется кроме того, чтобы вернуться обратно. Очкарик, свирепо пялясь, продолжал глухо хихикать. Я потянулся в карман за горсткой рублевых монет, но на подмогу подоспел Сашка.
— Вы что-то хотели? — учтиво поинтересовался он у душегубов.
— Ну, хотели.
— Может я чем-то смогу Вам помочь?
— Денег дай! А не то мы вот этого козла… — очкастый вцепился одной рукой в мое плечо, и по хватке я сразу понял, что насчет кадыка он явно не шутил.
— Сашка, ладно, у меня тут есть немного мелочи…
— Подожди, — твердо бросил он, не оборачиваясь. Посмотрите на потолок, — бодро скомандовал Сашка и вытянул руку, указывая наверх.
Бандиты застреляли глазами по потолку, но, не найдя там ничего достойного внимания, обалдело уставились на Сашку. Оставалось надеяться — он знает, что делает.
— Спасибо! Посмотрите на эту стену, — тут же последовала очередная команда.
Они оглянулись назад, но и на этот раз ничего интересного не увидели.
— Хорошо! Посмотрите на эту колонну!
Очкарик подошел к Сашке вплотную, медленно снял свои окуляры и молча уставился прямо ему в глаза. Я, было рванулся к нему просить живота, но бугай тут же притормозил меня огромной ручищей.
— Понятно! Посмотрите на эту колонну!
Очкарик резко дернул головой вперед и ударил лбом Сашку. Прохожие стали собираться вокруг поглазеть. Быстро придя в себя, Сашка невозмутимо повторил:
— Понятно! Посмотрите на эту колонну!
Такого очкарик явно не ожидал. Люди вокруг тоже пытались понять, что не так с колонной, и какое отношение это имеет к происходящей драке.
— Ясно! Посмотрите на эту колонну!
— Ладно, оставь его, — пробубнил бугай своему приятелю, растерянно оглядываясь на толпу.
— Понятно! Посмотрите на эту колонну!
Оба бандита посмотрели на колонну и почти хором завопили:
— Ну смотрим, смотрим!!! Что дальше?!
— Спасибо! Посмотрите на эти ступеньки!
Зэк в чёрной куртке небрежно схватил за рукав очкарика и, потянув, с какой-то уже совсем несвойственной ему интонацией произнёс:
— Пошли отсюда. Это психи.
Очкарик уже не хихикал и, поддавшись, поплелся за бугаем.
— На сегодня достаточно, — сказал Сашка, имея в виду раздачу рекламы, и мы направились пешком по Невскому к Площади восстания.
— Что это было? — восторженно спросил я.
— В смысле?
— Ну то, что ты делал.
— Обычный ассист-ориентация. Ты что не слышал никогда? Его пьяным делают.
— Ассист?!
— Ну да. От них же спиртным несло, ты что, не почувствовал?
Я поразился, как круто Сашка разделался с отморозками, и потом с удовольствием пересказывал остальным, как может помочь Саентология в трудной ситуации реальной жизни.
Кстати, каждое утро и, по мере необходимости, в течение дня, у нас проходили небольшие тренировки («дрилы», как их ещё называли) — своего рода ТУ, специально разработанные для штатных сотрудников. Одно из этих упражнений выглядело так. Скажем, я и Любочка садились друг напротив друга и один из нас брал в руку карандаш, маркер, линейку, короче, все что угодно. Другой просил положить этот предмет ему на коленку. Тренер (с авторучкой) говорил какую-нибудь чепуху, делал вид очень умного, рассудительного человека, либо тупого, который ничего не понимает, а я, давая подтверждение, снова и снова повторял просьбу до тех пор, пока не добивался своей цели. Этим тренировалось намерение (например, во что бы то ни стало привести человека на тест). Во втором упражнении разыгрывалась реальная ситуация вступления в контакт и ведение прохожего с улицы на услуги. Тренер как бы шел издалека, опять же, корча идиота, нормального, очень умного, злого и т. д., а другой вручал ему листовку и, улаживая все возражения, вел в Центр. Отвлекаться на то, что говорит человек, называлось вступать в В-и-О (вопрос — ответ) с его реактивным банком и считалось большой ошибкой.
— 10-
Наташа, руководствуясь «открытием» мистера Хаббарда о том, что производительных работников нужно поощрять, а халявщиков — наказывать, придумывала нам разные игры. Например, чьих приглашенных больше придет на вводную услугу (не менее установленного количества), тот получит яблоко, апельсин или банан, а однажды на кону даже стояла куриная ножка. В нашем положении эти призы кое-что значили, и мы играли. Но мне часто вспоминается случай, когда однажды я, Любочка и двое-трое сотрудниц первого Центра раздавали хэндауты во время дождя. Это происходило все там же, на нашем обычном месте — углу Невского и Лиговки. Был теплый летний вечер, светило солнце и, казалось, ничто не предвещало непогоды. Вдруг с неба стало понемногу накрапывать, и вот уже редкие, тяжелые капли превратились в сильный-сильный ливень. Но, что поразило — хотя мы ни о чем не сговаривались, никто и не думал уходить. Ни у кого из нас не было ничего, чтобы как-то укрыться, и мы все стояли, равняясь на дерзкое солнце, продолжавшее ярко светить, поблескивая в собирающихся лужах и струях дождя. Мы стояли стенкой, в ряд — чтобы слева и справа могли пройти только один или двое прохожих. Полностью промокшие, мы с неподдельными улыбками протягивали приглашения из-за пазухи прямо под зонты ежившимся горожанам. Люди оглядывались, останавливались, возвращались назад, пытались читать расплывшиеся от воды листовки, не без основания полагая, что никто не станет делать этого из-за ерунды. И, пожалуй, самое важное, о чем я тогда подумал — что этот энтузиазм, это чувство команды, эта радость не смогла бы возникнуть, даже если бы нам пообещали все бананы, апельсины, яблоки и куриные ножки на свете. Это свободно шло от какого-то детского азарта, чистого сердца и широкой доброй души.
