Эти огромные прибыли объясняют, почему в XIV веке Флорентийская республика для наполнения бюджета прибегала к государственному займу. Обычно под 5 процентов, но если ценные бумаги скупались по низкой цене в момент кризиса, процентная ставка доходила до 15. Государственный заем давал удачливым дельцам возможность дифференцированного вложения средств. С другой стороны, их удачливость объясняет, откуда в XIV веке появилось множество дворцов, монастырей, капелл, расписанных знаменитыми мастерами вроде Джотто (он создал фрески капелл Барди и Перуцци во францисканской церкви Санта-Кроче). Постепенно дельцы, опьяненные успехом, перестали соблюдать осторожность в размещении капиталов. Они поддались на уговоры царствующих особ и стали выдавать им займы. От этих займов ожидались небывалые доходы: чистая прибыль до 33,3 процента, экспортные лицензии, освобождение от пошлин, в частности, на английскую шерсть и сицилийскую пшеницу. Но компании недолго упивались этими заманчивыми перспективами барыша и почета.

Барди одолжили английскому королю 900 тысяч флоринов, Перуцци — 600 тысяч; королю Сицилии Роберту Анжуйскому каждая компания дала в долг более 100 тысяч флоринов. Флорентийский хронист Виллана писал, что займы, выданные Англии, стоили целого королевства. Для сравнения скажем, что покупка Авиньона у Жанны Неаполитанской в 1348 году обошлась папе Клименту VI в 80 тысяч флоринов, а Монпелье французский король купил в 1349 году за 130 тысяч. Но король Эдуард III. которому война с Францией стоила крупных расходов, не смог отдать флорентийцам долг. Компании обанкротились: Перуцци и Аччайуоли в 1343 году, Барди — в 1346-м.

В делах наступил полный застой, а вскоре на Флоренцию обрушилась настоящая трагедия. Страшная, свирепствовавшая по всей Европе эпидемия чумы 1348—1350 годов выкосила больше двух третей населения Флоренции. В городе, насчитывавшем около 120 тысяч жителей, умерло больше 80 тысяч, а вместе с жителями близлежащих деревень — 96 тысяч! Демографический подъем, наметившийся к 1380 году (60 тысяч жителей), был оборван новыми волнами эпидемий: в 1427 году, согласно налоговому цензу (catasto), в городе насчитывалось всего 37 тысяч жителей! Флоренция могла еще выдержать сравнение с Севильей и Лондоном (по 50 тысяч жителей), но очень бледно выглядела рядом с крупнейшими городами Италии — Неаполем и Венецией, насчитывавшими по 100 тысяч человек.

Дела вновь оживились благодаря новым компаниям, которые основали купцы Альберта, Альбицци, Риччи, Строцци. Содерини, а также и Медичи. Множество дельцов создавало кланы, которые, в отличие от своих предшественников, не желали объединяться, а, наоборот, всячески старались уничтожить друг друга. Так, Альберта, достигшие могущества, сделавшись банкирами папского двора, в 1370—1371 годах довели до банкротства семейство Гуарди. Они вступили в конфликт с Альбицци и Риччи, но попытка применить силу на политической арене привела к их изгнанию. Впрочем, с их отъездом деловых людей меньше не стало: около 1370 года во Флоренции насчитывалось 150—200 семейств, члены которых занимались коммерцией. (Эта цифра сравнима с Венецией.) То есть в городе было от одной до полутора тысяч активных коммерсантов, и это количество было весьма стабильным.

Примерно через полвека, во время первого финансового ценза 1427 года. 100 семейств владели более чем четвертью городского достояния, или шестой частью богатства всей Тосканы.

Власть во Флоренции принадлежала немногим избранным. От экономического могущества до политической власти всего один шаг, и его сделали быстро. В XII веке городом управляли консулы из числа местной буржуазии, позднее получившие название старшин. Они подчинялись графу Тосканскому (резиденция которого обычно находилась в Лукке), а тот был вассалом далекого германского императора. Граф и рыцари, жившие вокруг города и имевшие укрепленные дома, как обычно, стремились ущемить права горожан. Те обращались к арбитру из другого города, который стал затем постоянным должностным лицом (подеста). Его назначали на короткий срок, не более года. Подеста щедро платили за то, что он исполнял должность судьи и разбирал споры враждующих сторон. Но соседние землевладельцы подчинялись ему неохотно, пользуясь раздорами гвельфов и гибеллинов.

В 1250 году пришлось организовать городское ополчение, чтобы их усмирить. Командовать им стал капитан народа, избиравшийся, как и подеста, из числа иноземных рыцарей-гвельфов. Новому должностному лицу было также поручено принимать жалобы граждан на налогообложение и на вымогательства благородного сословия. Подеста же стал судьей по уголовным делам и принимал кассационные жалобы. Как при подеста, так и при капитане народа было по два совета. Советы при подеста назывались «Советами коммуны», потому что в них была представлена вся община: и благородное сословие, и купцы. Советы при капитане назывались Советами народа, потому что в них заседали только пополаны — ремесленники. Очень скоро они стали доминировать.

В 1266 году с торжеством гвельфов участие народа в управлении городом расширилось. Дело в том, что среди гибеллинов, отстраненных от власти, было много рыцарей. Теперь хозяева ремесленных мастерских и лавок их одолели. Управление все больше брали в свои руки сами корпорации, вернее крупнейшие из них (старшие цехи), за исключением судей и нотариусов, которые и так в разном качестве участвовали в городском управлении. Выборные представители, по одному от каждого из шести цехов, называвшиеся приорами, составляли исполнительную коллегию — синьорию, в которой представляли как свою корпорацию, так и одну из шести частей города — sestieri или sesti, заменивших прежнее деление города на кварталы.

В 1293 году «Установления справедливости», обнародованные 18 января[1], дали народу еще больше власти. Пять средних цехов получили наряду с шестью старшими право выдвигать кандидатов на должности приоров и гонфалоньера справедливости. Гонфалоньер справедливости вместе с шестью приорами заседал в синьории, приводил в исполнение ее решения: в его распоряжении была вооруженная милиция численностью более двух тысяч человек. Такая структура синьории просуществовала до конца республиканского строя в XVI веке.

Постановления синьории рассматривал Совет ста, избранный из числа купцов города. Затем они поступали в Советы народа во главе с капитаном народа — один из 80, другой из 300 членов, представлявшие всех пополанов, то есть ремесленников, а потом — в Советы коммуны из 90 и 300 членов под председательством подеста, вместе с которыми заседали и цеховые консулы. Голосование было иногда открытым, иногда тайным; голосовали бобами: черный боб означал «за», белый — «против». Особо важные дела выносились на рассмотрение народа, созывавшегося на собрание на главной площади и выражавшего одобрение возгласами. Прежде чем сформулировать свое предложение, приоры советовались со всевозможными экспертами. Кроме того, они могли созвать чрезвычайный комитет (balia) полномочия которого бывали весьма широкими.

Такое обилие советов и комитетов ставило власти под контроль большого числа граждан. Надзирала над ними и еще одна инстанция — партия гвельфов, официальная политическая организация, в 1267 году получившая усиленный аппарат управления, напоминавший государственный: коллегию капитанов с двумя советами. Партия следила, чтобы государственные постановления и действия частных лиц никоим образом не могли благоприятствовать гибеллинам. Она же выявляла подозрительных лиц. Республика поручала ей содержание крепостей, укреплений и общественных зданий. Под таким надзором члены синьории в принципе не имели никакой возможности определять политику. Впрочем, и мандат их действовал всего два месяца.

Их жизнь регулировалась строжайшими правилами. Членов синьории запирали в помещении, где они находились и днем и ночью и полностью содержались на общественный счет. Первоначально их резиденция находилась в башне близ дворца подеста, потом во Дворце коммуны (сейчас называется палаццо Веккио), построенном в конце XIII века. Никакого жалованья им не платили. По окончании срока исполнения обязанностей они получали пожизненную привилегию носить любое оружие в стенах Флоренции. Никто не мог быть переизбран приором раньше, чем через два года, а гонфалоньером — через год.