С САМОЛЕТА 1 На сотни верст, на сотни миль, На сотни километров Лежала соль, шумел ковыль, Чернели рощи кедров. Как в первый раз я на нее, На Родину, глядела. Я знала: это все мое — Душа моя и тело. 2 Белым камнем тот день отмечу, Когда я о победе пела, Когда я, победе навстречу, Обгоняя солнце, летела. 3 И весеннего аэродрома Шелестит под ногой трава. Дома, дома – ужели дома! И такая в сердце истома, Сладко кружится голова… В свежем грохоте майского грома — Победительница Москва! Май 1944 * * * …В мае 1944 года я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы. В июне вернулась в Ленинград. Страшный призрак, притворяющийся моим городом, так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе. Тогда же возникли очерки «Три сирени» и «В гостях у смерти» – последнее о чтении стихов на фронте в Териоках. Проза всегда казалась мне и тайной и соблазном. Я с самого начала все знала про стихи – я никогда ничего не знала о прозе. Первый мой опыт все очень хвалили, но я, конечно, не верила. Позвала Зощенку. Он велел кое-что убрать и сказал, что с остальным согласен. Я была рада. Потом, после ареста сына, сожгла вместе со всем архивом. Анна Ахматова. «Коротко о себе» * * * Еще на всем печать лежала Великих бед, недавних гроз, И я свой город увидала Сквозь радугу последних слез. 1946 * * * В каждом древе распятый Господь, В каждом колосе тело Христово, И молитвы пречистое слово Исцеляет болящую плоть. 1946 НАДПИСЬ НА ПОРТРЕТЕ Т. В-ОЙ [44]Дымное исчадье полнолунья, Белый мрамор в сумраке аллей, Роковая девочка, плясунья, Лучшая из всех камей. От таких и погибали люди, За такой Чингиз послал посла, И такая на кровавом блюде Голову Крестителя несла. 15 июня 1946 * * * На стеклах нарастает лед, Часы твердят: «Не трусь!» Услышать, что ко мне идет, И мертвой я боюсь. Как идола молю я дверь: «Не пропускай беду!» Кто воет за стеной, как зверь, Кто прячется в саду? 1945, Фонтанный Дом * * * Прошло пять лет, – и залечила раны, Жестокой нанесенные войной, Страна моя и русские поляны Опять полны студеной тишиной. И маяки сквозь мрак приморской ночи, Путь указуя моряку, горят. На их огонь, как в дружеские очи, Далеко с моря моряки глядят. Где танк гремел – там ныне мирный трактор, Где выл пожар – благоухает сад, И по изрытому когда-то тракту Автомобили легкие летят. Где елей искалеченные руки Взывали к мщенью – зеленеет ель, И там, где сердце ныло от разлуки, — Там мать поет, качая колыбель. Ты стала вновь могучей и свободной, Страна моя! Но живы навсегда В сокровищнице памяти народной Войной испепеленные года. Для мирной жизни юных поколений, От Каспия и до полярных льдов, Как памятники выжженных селений, Встают громады новых городов. Май 1950 Непогребенных всех – я хоронила их. Я всех оплакала, а кто меня оплачет? * * * Как все уже было давно… И первый день войны, который еще недавно был таким близким, и день Победы, который, кажется, еще вчера стоял за плечом, и 14 августа 1946… И это уже история.
Анна Ахматова. Из «Записных книжек» * * * 1946 августа 17. …Вчера вечером состоялось торжественное собрание писателей в Смольном под председательством Жданова. За ним на эстраду вышли Прокофьев, Саянов, Попков, все бледные, расстроенные: в Москве состоялось совещание при участии Сталина, рассматривали деятельность ленинградских писателей, журналов «Звезда» и «Ленинград», «на страницах которых печатались пошлые рассказы и романы Зощенко и салонно-аристократические стихи Ахматовой». Полились ведра помоев… Писатели выступали один подлее другого, каялись, били себя в грудь, обвиняли во всем Тихонова, оставил-де их без руководства. Постановили исключить из Союза писателей Анну Ахматову и Зощенко. Их, к счастью, в зале не было. Л.В. Шапорина. Из дневника * * * …Не то был пущен слух, не то он сам возник – о самоубийстве Ахматовой… Поминутно звонили незнакомые люди (даже из Москвы) и проверяли достоверность известия. В очередях и на ком<<мунальных>> кухнях очень курьезно обсуждали событие. Для разъяснения акции населению были посланы эмиссары: 1. Павленко – Крым 2. Шагинян – Ср<<едняя>> Азия 3. Тихонов – Закавказье 4. Вишневский – Белград 5. Фадеев – Прага. На «место преступления» был послан А. А. Жданов. На его доклад в Смольном был вызван Союз писателей in corpore.…[45] В зале появились странного вида незнакомцы, которые заняли места между членами союза. Двери почему-<<то>> заперли и никого не выпускали (даже тех, кому стало дурно). Казалось, этот гос<<ударственный>> деятель только и сделал в жизни, что обозвал непечатными словами старую женщину, и в этом его немеркнущая слава. Тогда же ему был обещан памятник и полное собрание сочинений. Ни то, ни другое не состоялось. Такой мой быт, состоящий, главным образом, из голода и холода, был еще украшен тем обстоятельством, что сына, уже побывавшего в вечной мерзлоте Норильска и имеющего медаль «За взятие Берлина», начали гнать из аспирантуры Ак<<адемии>> н<<аук>>… причем было ясно, что беда во мне… Таким образом, мне была предоставлена возможность присутствовать не только при собственной гражданской смерти, но даже как бы и при физической. Люди просто откровенно не хотели, чтобы я была жива. Так и говорили: «Я бы умер». Анна Ахматова. Из «Записных книжек» вернутьсяПосвящено балерине Татьяне Вечесловой вернутьсяIn corpore – в полном составе (лат.). |
