Известно, что в некоторых научных немецких журналах в конце 20-х-начале 30-х годов появились заметки об этой комете и о возможности ее столкновения с Землей. Уже в «Московском телеграфе» за 1828 год (ч. X, № 13) печатается статья, цель которой — опровержение «ложной астрологии немцев».
Но остановить «движение» кометы было уже невозможно. Вот основные его этапы:[12]
1831 год. Журнал «Телескоп» и газета «Молва» публикуют отрывки из водевиля Н.Ф.Павлова «На другой день после Представления света, или Комета в 1832 году».
1832 год. Появляется «Отрывок из неизданного романа, основанного на астрономических наблюдениях» И.Гурьянова, называемый «Комета 1832 года». Здесь космическая катастрофа служит поводом для сатирической зарисовки провинциальных нравов, со всем их невежеством и бестолковостью.
1833 год. Выходит альманах «Комета Белы», где в числе прочих «астрономических» произведений опубликована «фантазия» М.П.Погодина «Галлева комета» — романтическая история открытия этой кометы английским ученым Галлеем. Одним из читателей повести был Гоголь, который нашел в ней «…что-то чертовски утешительное в минуты некоторых мыслей».
В том же году в «Фантастических путешествиях Барона Брамбеуса» комета объявляется Сенковским причиной исчезновения с лица Земли «прекрасной страны Барабии», комического аналога легендарным странам прошлого «золотого века».
Наконец, в 1839 году в «Литературных прибавлениях к русскому инвалиду» помещается заметка под заглавием: «Комета Вьелы в 1839 году». В ней, между прочим, читаем: «Эта невидимая комета — пигмей между всеми своими собратьями — уже не раз пугала человечество; не раз опасались, что она столкнется с Землей. Так было в 1826 году, в 1832, в 1839. По новейшим, самым строгим исчислениям она непременно должна натолкнуться на нашу Землю в…4339, то есть 2500 после нас. Мы не преминем сообщить читателям все подробности о сем замечательном происшествии».
Той же целью («сообщить подробности о сем происшествии»), как мы знаем, руководствовался и сомнамбул Одоевского. Нелишне, может быть, отметить, что та же комета и то же «происшествие» (только здесь оно приходится на 1932 год) служат сюжетной мотивировкой в утопии Ал. Толстого «Союз пяти».
Наука активно трансформируется и во многие другие фантастические произведения русских авторов. Нередко эти произведения выступали и как своеобразное орудие литературной полемики с той или другой современной научной гипотезой. Мастером подобной полемики был О.И.Сенковский. Его «фантастические путешествия» — острые сатирические гротески, направленные против теорий, исказивших, по мнению автора, научную картину мира.
Так, в «Ученом путешествии на Медвежий остров» он пародирует систему расшифровки древних текстов, предложенную знаменитым французским египтологом Шамполионом, доводит до комического абсурда эволюционную теорию Кювье. В основе «Сентиментального путешествия на гору Этну», уже разобранного нами с точки зрения литературной традиции, лежит популярная в XIX веке научная версия Лесли о полом центре Земли и о существовании там целой «внутренней планеты» со своей растительностью и животным миром. Герой «фантастических путешествий» — Барон Брамбеус проваливается в вулкан Этну и таким образом попадает в мир, построенный буквально «вверх ногами» по отношению к земному. Люди ходят тут по потолку; то, что на Земле считается ругательством, — тут приветствие и т. д. После того как путешественник «избрал себе жену навыворот, устроил хозяйство вверх дном и прижил детей опрокидью», после длительного знакомства с «тем светом» он фантастическим образом выбрасывается на поверхность земли через Везувий.
Ту же научную гипотезу, что и Сенковский, разрабатывает в своих «Правдоподобных небылицах, или Путешествии к центру Земли» Ф.В.Булгарин; побывал в мире «наизнанку» и герой «Земли Безглавцев» Кюхельбекера.
И только спустя четыре десятилетия она начинает использоваться в западной фантастике («Путешествие к центру Земли» Ж.Верна, 1864 год). Не была забыта гипотеза Лесли и научной фантастикой XX века. На ней основывает в 1924 году свою известную «Плутонию» академик В.А.Обручев. Характерно, что из числа своих литературных предшественников он может назвать только Ж.Верна и К.Дойля (роман которого на ту же тему — «Затерянный мир» — вышел в 1912 году).
Но все-таки наиболее полно связь русской фантастики с наукой отразил в своих произведениях Одоевский. Может быть, поэтому его «4338 году» и больше повезло по сравнению с другими русскими фантастическими произведениями. Эта утопия несколько раз переиздавалась после революции, разбор ее (правда, очень поверхностный) помещен в известной книге А.Ф.Бритикова по истории русского советского научно-фантастического романа.
Здесь Одоевский не очень решительно, но все-таки назван «пионером научной фантастики не только в России».
В самом деле, в 1840 году, то есть за 20 лет до появления первых романов Ж.Верна, Одоевский пишет произведение о будущем, главное внимание в котором уделяется научно-техническому развитию человечества. Конечно, и у него были свои предшественники. Ф.В.Булгарин, например, в «Правдоподобных небылицах, или Странствования по свету в двадцать девятом веке» предугадывает множество технических новинок и даже поразительно точно описывает… военно-воздушные маневры с парашютным десантом.
Но Одоевский был, пожалуй, первым в мировой литературе писателем, давшим научно обоснованную картину технического расцвета будущего общества, поставившим этот вопрос на историческую основу. «Люди всегда останутся людьми, как это было с начала мира… — утверждал он, — с другой стороны, формы их мыслей и чувств, а в особенности их физический быт должен значительно измениться».
В 44 веке, как явствует из утопии Одоевского, метаморфоза произойдет и с животным миром Земли. Путешественник будущего, сменив «электроход», на котором он «с быстротой молнии пролетел сквозь Гималайский и Каспийский туннели», на «воздушный корабль-гильваностат», попадает в Петербург. Здесь в кабинете редкостей он видит столь знакомое путешественникам XIX века животное. Редкий экземпляр его, на котором «сохранилась даже шерсть», вызывает у Ипполита Цунгиева изумление: «…Можно ли верить тому, что люди некогда садились на этих чудовищ? Ведь они совершенно не походят на тех лошадок, которые дамы держат нынче вместе с постельными собачками?»
В предисловии к утопии «измельчание пород лошадей» объясняется как «дело очевидное, которому есть множество примеров в наше время. Не говоря уже о допотопных животных, об огромных ящерицах, которые, как доказал Кювье, некогда населяли нашу Землю, вспомним, что, по свидетельству Геродота, львы водились в Македонии, в Малой Азии и в Сирии, а теперь редки даже за пределами Персии и Индии, в степях Аравийских и в Африке. Измельчание породы собак совершилось почти на наших глазах и может быть производимо искусством, точно так же, как садовники обращают большие лиственницы и хвойные деревья в небольшие горшечные растения».
Люди 44 века научились управлять земным климатом, изобрели «книги, в которых посредством машины изменяются буквы в несколько книг», «машины для романов и отечественной драмы», получают письма с Луны. «Увеличившееся чувство любви к человечеству достигает до того, что они не могут видеть трагедий и удивляются, как мы могли любоваться видом нравственных несчастий точно так же, как мы не можем постигнуть удовольствия древних смотреть на гладиаторов».
Если «4338 год» предшествует нынешним научно-фантастическим романам, то два других фантастических произведения Одоевского близки той разновидности современной фантастики, которую называют «романом-предупреждением». «Город без имени» и «Последнее самоубийство» рассказывают о катастрофах, которые могут случиться с человечеством, «вследствие принятия ложного направления» (В.Г.Белинский).
В первом погибает колония последователей английского политэконома, автора теории утилитаризма И.Бентама. Эта колония положила в основу своей жизни тезис о пользе как главном двигателе прогресса. «Последнее самоубийство» — рассказ о том, что стало бы с человечеством, если бы учение Мальтуса о перенаселении Земли оказалось истинным и «потерялась соразмерность между произведениями природы и потребностями людей». «В обоих случаях перед нами фантастическое предположение — своего рода огромный эксперимент, развернутый от противного или — точнее — от нежелаемого» (Ю.Манн).
