Регина еще долго бегала к Юриной маме, но больше о нем вестей не было.

Никаких.

Мы уже на финише. Осталась одна глава, и можно перевести дыхание. Но я так и не объяснил читателю, почему повесть эта называется «Боря, выйди с моря».

С первой повестью вроде бы ясно. «Маразлиевская, 5» — сцена, где разворачиваются основные события первого действия.

А дальше? Что я, по-вашему, должен делать дальше? Объявить конкурс на лучшее название?

Итак: «Как на Дерибасовской угол Ришельевской» — было, «Моя Одесса» — тоже, «Белеет парус одинокий» — дважды… А вот «Боря, выйди с моря» — не было. Хотя море, можете проверить, у меня есть… И если по вине автора Боря в повествовании не возник, то специально для вас я его введу, и чтобы не возникало никаких сомнений в правильности названия, искупаю в море. В отличие от остальных это упущение можно исправить.

За Черноморкой, перед рыбпортом. у Наташиного отца был курень. Бывала там Наташа редко. Рыбачить она не любила, да и добираться туда без машины непросто. Но Вовка, как приехал па каникулы, так и застрял па дедовском причале. Наташа год не видела сына. Естественно, взяла отпуск и отправилась следом.

В то утро Вовка с дедом вышли в море в шесть утра. Наташа проснулась вместе с ними, по вставать не спешила: Алеша…

Стоп! Стоп! Вновь нет Бори?! Клянусь вам, я не виноват! Уважаемый читатель, я разрешаю тебе взять ручку и везде в тексте исправить любое понравившееся тебе имя на «Боря».

Более того, я готов пойти дальше и выделить в моей повести две строки, в которые каждый желающий может вписать свой текст и стать таким образом моим бессмертным соавтором…

Для писем:

Согласитесь, не каждый автор так любит своего читателя, что позволяет ему столь бесцеремонно обращаться со своим детищем.

С другой стороны, почему его не любить? Хоть я и не христианин, чтобы любить поголовно всех, но если он прошел со мной весь маршрут и где-то поплакал, а где-то посмеялся, то почему бы не выпить мне с ним рюмочку и не посмеяться еще раз, но уже вместе? Или поплакать?

В двух соседних зданиях, на разных сценах, в один и тот же вечер одновременно играют комедию и драму. В одном зале смеются, в другом — плачут. А если совместить это в одном спектакле, на одной сцене, где даже не в разных действиях, а в одном, на одной, условно поделенной невидимой нитью сцене идут и комедия, и драма? Не соприкасаясь или едва касаясь друг друга? И легкомысленный зритель по своему усмотрению выбирает, что ему в данное мгновение смотреть, беспристрастно открывая то левый, то правый глаз…

А на сцене переплетение красок, жанров, цветов, слева — похороны, справа — свадьба, посредине — тончайшая озоновая стена, и я лишь, как неумелый телережиссер, хаотично нажимаю на клавиши, попеременно включая то эту, то ту часть сцены…

Мы подошли к концу. Хотя нет, до конца еще далеко. Автор просто устал и пошел за пивом. Но на тот случай, если он не вернется: как и было обещано в конце первой повести, в искрящейся надеждами шестидесятых годов «Маразлиевской, 5», Шелла с Изей окажутся в Америке. Регина с семьей — в Израиле.

Наташа выйдет замуж, и если вас интересует, где она будет жить, то пока в Одессе… Воспитывая внука, Женьку Левита…

Об Осе говорить не буду. Просто не хочу. Единственное, что знаю, с Мусей он развелся и завел молодую подругу. Кажется, звать Тамара. А может, не Тамара… Не помню…

Дальнейшая судьба Оксаны и детей? Не знаю, не знаю… Но обещаю, что как только мне станет что-либо известно, заглянув в дверь, на которой написано «Восьмидесятые и девяностые годы», обязательно вам расскажу.

СССР расколется на шестнадцать больших и мелких осколков. Затем некоторые осколки… Да зачем я все это вам рассказываю? Вы и так знаете это лучше меня. Пива хочется… Жарко… В Одессе август…

Август, 1994 г.