Пока я предавался мрачным мыслям, наш бэтээр, вновь оторвавшийся от колонны, перемахнул через путепровод над Кольцевой автодорогой, и мы вкатили в город, пустынный и мрачный на фоне грязного неба, в которое поднимались дымы многочисленных пожаров.

В этом месте на улицах даже почти не было зомби, может быть, с пяток в поле зрения. Брошенные машины стояли местами у тротуаров, но немного. Здесь всегда парковка запрещена была, да и не было у людей причины парковаться вдоль проспекта. Справа бесконечные заборы спорткомплексов до самой «Войковской», слева – жилые дома, подъездами выходящие во дворы, или вообще ничего.

Поэтому наш БТР катил по проспекту почти в полной тишине, лишь свистящий звук дизеля эхом отдавался от молчаливых стен домов и возвращался к нам. Никого в окнах, многие оставлены распахнутыми, некоторые – выбиты. Один дом выгорел насквозь и представлял собой закопченную и потрескавшуюся от жара руину. Тяжко пахло гарью, а ветер нес дым. Город горел во многих местах.

Вынесенная витрина того самого магазина «Проспект», где я в первый день Катастрофы застрелил зомби, напавшего на охранника. Теперь витрина из небьющегося стекла мелкими сверкающими брызгами рассыпана по тротуару, в магазине блуждают несколько мертвяков. Среди них, как мне показалось, была толстая кассирша, не хотевшая оставить рабочее место и отказавшаяся взять с меня деньги за вторую тележку с продуктами. Жалко, если и вправду она. Но далеко, могло и показаться.

На вершине путепровода возле «Войковской» мы остановились в первый раз. На «свечке» постройки семидесятых годов, что стояла слева, на высоте десятого примерно этажа, висел плакат с надписью: «Здесь живые!», а ниже была написана частота связи. Этого нам хватило. Соловьев, после того как мы огляделись и не обнаружили явных признаков близкого нападения, скомандовал колонне подтянуться к головному дозору. Вскоре возле нас остановились три остальные машины, и из КШМ сразу же начали вызывать по заявленным частотам и немедленно получили ответ. Ответил женский голос, истерически радостный. Нас уже увидели в окна и ждали вызова. Впрочем, мы выживших в окнах тоже разглядели, в бинокли и оптические прицелы. А я разглядывал в видоискатель камеры.

По тому, что нам сообщил женский голос в эфире, все запершиеся внутри – программисты, бывшие работники софтовой компании. Страсть смотреть в Интернет больше, чем в экран телевизора, их спасла. Они раньше других поняли, чем грозит происходящее вокруг, и решили спасаться, только вот спаслись, мягко говоря, не лучшим образом. Оделись по-туристски, серьезно запаслись едой и заперлись у себя в офисе, надеясь, что военные возьмут ситуацию под контроль и всех спасут. Оружия у них не было совсем, даже импровизированного, вроде монтировок из машин и молотков, рассчитывали лишь на крепость дверей и безопасность места. А потом выяснили, что в здании было слишком много зомби. Один человек несколько дней назад вырвался оттуда, чтобы отправиться за помощью, но больше никаких вестей о нем не было. Зато теперь под их дверью скопилось не меньше десятка мертвяков. Похоже, что те запомнили, что за стальной дверью есть живые люди.

Все это мы выяснили из краткой, но информативной речи. Один момент особо заинтересовал – зомби все же запоминают то, что им нужно. Еще одно подтверждение «теории ментального развития».

Соловьев, тоже сидевший на частоте, заговорил с захлебывающейся радостной истерикой женщиной в эфире:

– Девушка, спокойно! Мы всех спасем. Отвечайте прямо на мои вопросы, пожалуйста, это важно. Как поняли?

– Я поняла! Спрашивайте! – послышался радостный крик.

– Спокойней, – повторил он. – Вопрос номер один: вы в безопасности в своем офисе? К вам могут ворваться?

– Нет, дверь стальная. Не могут.

– Вопрос номер два: есть среди вас раненые или лица, нуждающиеся в срочной медицинской помощи?

– Нет.

– Вопрос номер три: вы голодаете или у вас есть продукты?

– Пока еще есть!

Соловьев кивнул удовлетворенно, поняв, что план операции менять не нужно, затем сказал:

– Мы вас вытащим, но не сейчас, а на обратном пути. Через несколько часов, но сегодня, еще до вечера. Сейчас мы направляемся в центр города, и там вам делать с нами нечего. Как поняли?

– Понятно… – В голосе по радио слышалось разочарование, но Соловьев на это не обратил ни малейшего внимания.

Вместо слов сочувствия он выдал им последние инструкции, в числе которых предписывалось быть готовыми к выходу в течение одной минуты, что подразумевало не просто быть собранными, а стоять у входной двери, и второе – снять плакат с частотами для связи. Я сначала удивился, да и те, к кому обращался Соловьев, тоже, но объяснил он легко: раз их уже обнаружили, то незачем привлекать дополнительно чье-то внимание. Неизвестно еще, чье именно удастся привлечь. И чем это закончится. Как у Винни Пуха: «Идет ли Слонопотам на свист? А если идет, то ЗАЧЕМ?»

– Гляну? – спросил я у Соловьева, кивнув в сторону перил моста.

Они вместе с краем путепровода прикрывали от нас вход в здание. А на вход посмотреть не мешает, хотя бы для общего развития.

– Давай сбегай, – согласился он.

Я соскочил с брони и, держа автомат у плеча не столько ради того, чтобы демонстрировать готовность вступить в бой, а скорее для того, чтобы внушить самому себе уверенность, подбежал к краю моста. Едрить! А мертвяков-то возле здания куда как немало, если не сказать большего! На первый взгляд стоящих и даже сидящих на земле с пару десятков. Но это непосредственно у дверей. А так, в поле зрения, еще немалая толпа наберется. Самое плохое – в здание открыты входные двери, широкие, двустворчатые. Настежь открыты, а за ними темно, но видно, что там тоже мертвяки. И тоже немало.

Сзади послышались шаги, я оглянулся. Бугаев не выдержал, тоже решил посмотреть. Впечатление у него сложилось, сходное с моим, потому что он болезненно сморщился. Затем сказал:

– Можно неплохо вляпаться, если дуром попрем. План нужен. По-любому надо как-то заткнуть двери, транспортом каким-нибудь, иначе вся улица в здании будет через пять минут.

Я ничего не ответил, лишь согласно кивнул. План будем составлять позже, когда до дела дойдет. И наша огневая поддержка наверняка здесь разместится, где мы сейчас стоим, потому что отсюда простреливаются все подступы к зданию с фасада. Самое сложное: а что ждет внутри? Сколько там мертвяков? Хотя не бросать же теперь людей, после того как их обнадежили? Да и нужны будут программисты в «Пламени», если честно, туда компьютеров с периферии привезли несколько грузовиков, на сто лет вперед хватит.

– Давайте обратно, по дороге доложите! – крикнул Соловьев, взмахом руки подзывая нас к броне.

С бэтээра раздались два выстрела из СВД – понемножку в нашу сторону направились зомби, бродящие дальше по проспекту. Действительно, хватит стоять, подманивать на будущую позицию тварей заранее, вроде как место прикармливать. Мы подбежали обратно к машине, вяло погромыхивающей двигателем на холостых оборотах, вскарабкались на броню. Тоже вот ведь привычка! По всем правилам и по здравом размышлении нам бы в утробе стальной, в БТР сидеть, наслаждаясь теплом и безопасностью, а мы все наверх лезем. А смысл? Мин с фугасами не предвидится по большому счету, нападения с применением РПГ тоже. Хочется надеяться, по крайней мере. А во всех остальных случаях сидеть на броне опасней. И мертвяки на машины меньше реагируют, чем на людей. Так нет же…

Да и как ты залезешь в безопасное нутро бронетранспортера, если даже не знаешь, попадешь еще когда-нибудь в свой город или нет? Никак. Хочется видеть все, хоть от города остался лишь его труп. Пока еще целый с виду, но который вот-вот начнет разлагаться. По крайней мере, запах дыма от пожаров чувствуется уже везде, и просто дымно на улицах, местами и вовсе как туманом затянуло. Люди ли что-то подожгли, само ли загорелось, не выдержав безнадзорщины, но уже горит и во многих местах, и никто не спешит тушить. Так и выгорит вся Москва, и на этот раз окончательно.