– На Рождество Коляна? – уточнила Ирка, с явным удовольствием созерцая обнаженную натуру.

– На католическое Рождество, – машинально отозвалась я и растерянно потыкала пальцем в фотографию: – Ничего не понимаю, что это?!

– В твоем возрасте несколько странно не знать, «что это»! – поддела меня подруга. – По-моему, это…

– Это чистой воды порнография! – рявкнула я, краснея и пытаясь завладеть снимком.

Ирка уклонилась, отведя руку с фотографией подальше.

– Воды тут тоже полно, – согласилась она.

– Разумеется, мы же были на море! – буркнула я. – Похоже, я перепутала коробочки и отнесла в печать не ту пленку.

Черт, если бы поутру я так не спешила, наверное, посмотрела бы, какую именно пленку сунула в конверт «Коники», – оказывается, вовсе не рождественскую, а стародавнюю, имени летнего затмения! Вообще-то фотографии с нее мы с Коляном сделали еще в августе, но тогда печатали не все снимки, а только те, которые нас заинтересовали. Так что на этот раз в пачке свежих глянцевых фотографий, полученных мной нынешним вечером, были снимки, которых я раньше не видела. Например, голый Колян, а также моя собственная обнаженная натура на фоне голубых морских далей, а еще фотография мокрого серого камня с прилипшей к нему туалетной бумажкой. «ЯНА ЛОРИ 481635» – эта надпись печатными буквами без знаков препинания была видна превосходно. Снимков «Яны Лори» было аж два.

– Это летние съемки, я вспомнила, мы тогда фотографировали затмение, – неохотно пояснила я Ирке.

– Что вы фотографировали?! – удивленная подруга потеряла бдительность, и я ловко выхватила у нее пачку снимков.

– Солнечное затмение! Правда, я и тогда сомневалось, что что-нибудь получится. Но Колян упорно снимал. Мало ли, вдруг какой-нибудь протуберанец проявился бы…

– Ну, протуберанец получился – дай бог каждому, – заметила Ирка.

– Закроем эту тему! – я сунула веселое фото голого мужа в самую середину пачки снимков.

– А это еще что за наскальные росписи? – заинтересовалась Ирка.

Я покрутила в руках следующее фото, присматриваясь и припоминая.

– А, это было в банке!

– В каком банке? – подруга непонимающе нахмурилась.

– Я тебе говорю не про банк, а про банку! Самую обыкновенную банку, стеклянную, майонезную! В ней была эта записка!

И я поведала Ирке историю обретения банки с загадочным посланием на туалетной бумаге.

– А ты звонила по этому номеру? – спросила подруга, внимательно выслушав мой рассказ.

– Нет.

– А почему?

– А зачем?

– А просто так! Из интереса! – Ирка всплеснула руками и зацепила телефон, стоящий на тумбочке у дивана.

Трубка сдвинулась с рычага, и послышался долгий гудок. Не сговариваясь, мы посмотрели сначала на аппарат, потом друг на друга.

– Давай же! – почему-то шепотом сказала Ирка, подталкивая меня локтем. – Набери номер!

– Не буду!

– Тогда я сама! – Подруга потянулась к трубке.

– Сиди! – Я пересела на подлокотник дивана поближе к телефону. Пробежалась по кнопочкам и замерла в ожидании. Ирка затаила дыхание и начала краснеть, как стремительно созревающий помидор. – Отомри, – шепнула я ей, слушая гудки в трубке. – Алло! Алло, здравствуйте! Я звоню по номеру сорок восемь – шестнадцать – тридцать пять?

– Вам виднее, по какому номеру вы звоните, – насмешливо ответил мне приятный мужской голос.

– Извините за беспокойство, скажите, пожалуйста, это ваш номер? – я не обратила внимания на обидный тон. – А полгода назад, летом, он тоже был вашим?

Я решительно не знала, как объяснить незнакомому человеку мой интерес к его телефону.

– А почему вы спрашиваете? – точно подслушав мои мысли, спросил незнакомец.

Тьфу, пропасть! Почему я спрашиваю? Сама не знаю! Я сделала страшные глаза и засемафорила бровями Ирке: пока я тянула резину, замирая перед моим собеседником в глубоком пардоне, она успела проскакать в кухню и взять трубку параллельного аппарата. Колченогая-колченогая, а шустрая, что твой кролик!

– Скажи, что это коммерческая тайна! – прикрыв трубку ладонью, прошептала она мне.

– Это тайна следствия! – брякнула я с подачи подруги, от волнения немного напутав.

В трубке озадаченно замолчали.

– Данный телефонный номер был написан губной помадой на клочке туалетной бумаги, – опасаясь, что собеседник вот-вот положит трубку, я пошла напролом. – В наши руки он попал восьмого августа минувшего года. Вам ни о чем не говорит эта дата? Где вы были восьмого августа?!

– Я думаю, нам нужно встретиться, – после долгой паузы предложил мужской голос, несколько утративший былую приятность. – Сегодня в семь вам будет удобно?

– Нам всегда удобно, – рыкнула я, невольно войдя в роль нахального грубияна-сыскаря. – Как я вас узнаю?

– Я буду ждать вас в серебристой «девятке», – подумав, сообщил мужчина. – У памятника Тургеневу, с семи до семи пятнадцати. Не опаздывайте, пожалуйста, у меня много дел.

– Дела у прокурора, – мгновенно отреагировала я.

Ирка показала мне большой палец.

– Что? Конечно, вы правы… Да! Захватите, пожалуйста, с собой ту записку, о которой вы говорили. – Мой собеседник явно решил, что сказал достаточно, потому что голос сменили гудки.

Я с недоумением посмотрела на трубку, положила ее на аппарат и перевела взгляд на подругу. Она увечным слоном прыгнула из комнаты – пол дрогнул, колокольчиками зазвенели подвески на люстре.

– Чего стоишь, как знак вопроса? Помоги мне одеться! – закричала Ирка уже из прихожей.

– Интересно знать, куда это ты собираешься?

Я выдвинулась в коридор и скептически оглядела подругу, пытающуюся напялить на себя дубленку, не выпуская из рук костылей.

– Как куда? К памятнику Тургеневу, разумеется! – Она вызывающе посмотрела на меня, уловила мое неодобрение и рассердилась. – Ну же, шевелись! Наконец-то в моей серой скучной жизни обнаружился намек на какое-то приключение, а ты хочешь меня его лишить?! Живо одевайся и топай в гараж за машиной!

– Водила, трогай! – проворчала я, притворяясь, будто раздосадована.

На самом деле мне было уже почти весело: что греха таить, я тоже хотела развлечься.

Я напялила куртку, загнала в вольер Томку, вывела из гаража нашего верного коня – Иркину «шестерку», препроводила в экипаж травмированную боевую подругу и, усевшись за руль, сообразила, что не успела сказать тому мужику, что самой записки у меня нет, а есть только ее фотография! Даже две фотографии.

– И в чем проблема? – выслушав меня, пожала плечами Ирка. – Туалетной бумаги в доме – навалом, можно слепить из папье-маше твою статую в полный рост. На отсутствие губной помады я тоже не жалуюсь, полная палитра в ящике трюмо в спальне. Ты вроде письму обучена, вот и напиши пару слов. Валяй, действуй!

– Это называется «фальсификация», – заметила я.

Но спорить не стала, быстренько вернулась в дом, нашла в Иркиной косметичке подходящую по цвету «губнушку» и, сверяясь с образцом на фотографии, старательно воспроизвела на обрывке пипифакса исторический документ.

– Отлично, – похвалила меня Ирка, изучив дело рук моих. – Почерк не отличишь, просто гениальная фальшивка!

– Молчи, несчастная! – беззлобно огрызнулась я, нагибаясь, чтобы снять ботинки.

Мягко говоря, я не очень хороший водитель и не могу управлять автомобилем в обуви на каблуках или на такой массивной подошве, как на моих «гриндерсах». Честно говоря, боюсь такой широкой лапой разом накрыть сразу две педали!

– Да поехали уже, поехали! – прикрикнула на меня Ирка, поглядев на часы. – Шевели плавниками, половина седьмого, времени в обрез, а нам еще в пробках стоять!

В пробке и впрямь постоять пришлось, да еще двигались мы черепашьим шагом, потому что к вечеру приморозило и утренние лужи замерзли, превратив дорогу в ледяной каток. В итоге, когда наша «шестерка» подъехала к месту условленной встречи, часы в машине показывали девятнадцать десять. Боясь опоздать, я нервничала и подъехала к площади, в центре которой одиноким верстовым столбом торчит памятник Тургеневу, не с той стороны. Припарковала машину и только тут увидела, что серебристая «девятка» стоит точно напротив нас, но через площадь.