Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Как дела, дочура? — спросила мама, а мне не хватило смелости сказать, что вернулся Адам.

— Все в порядке, мама, — ответила я.

— В воскресенье мы с отцом идем в театр, хочешь пойти с нами?

— С удовольствием, — согласилась я, хотя у меня не было никакого желания идти ни в какой театр ни в какое воскресенье… Мне хотелось, чтобы у Адама мозги встали на место, чтобы он вспомнил, что любил меня.

— Я передам трубку отцу, — сказала моя мама.

— Папа!

— Что случилось? — спросил отец, который с возрастом стал более чутким, чем мама.

— Ничего, — успокоила я его.

— Я же слышу, — не сдавался отец.

— Ничего, папа, Борису все хуже, — сказала я срывающимся голосом.

— Не мучай собаку. Я бы на твоем месте… — заговорил отец, а меня снова начал разбирать плач, поэтому я быстро закончила разговор.

Полдень. До четырех еще четыре часа. Чем мне себя на это время занять? За четыре часа можно родить ребенка, спасти мир, что-нибудь прочитать, написать, запечь три килограмма телятины или трехкилограммовую индейку. Я не желала ни спасать мир, ни что-либо запекать. Я хотела, чтобы уже было четыре. Тося сегодня возвращается в два. Я достала из морозилки голубцы и поставила их на маленький огонь.

Глаза усталые, но волосы я уложила Тосиной щеткой, выглядела неплохо. Я похудела, но меня это мало заботило. Как выглядел бы мир без мужчин? Он был бы полон счастливых толстых женщин.

Я не хотела быть счастливой, хотела быть с Адамом.

Звонок домофона заставил меня сорваться с места. Еще слишком рано! От калитки шла пани Стася, она оставила велосипед возле сарая. Какое счастье, что я уже не одна! Я радостно открыла дверь, пани Стася протянула мне с порога яйца. Молока уже нет, пала последняя корова.

— Войдите, пани Стася, попейте чайку.

Пани Стася расплылась в наидобрейшей на этой земле улыбке и присела на краешек стула в кухне.

— За чаек спасибо… а вот от сигареты, пани Юдита, не откажусь…

От удивления я чуть не грохнулась на стул.

— Вы же не курите!

— Нет, но сегодня чой-то в поясницу вступило… С утречка помолилась лопате за домом, куда уж мне в мои годы…

Я подала пепельницу и сигареты. «Помолиться лопате» — значит, поработать с лопатой, вскопать грядку или огород. До чего же я люблю слушать, как говорит пани Стася! В ее языке столько жизни. Помнит ли еще кто поговорку: «В лесу живем, в кулак жнем, пню кланяемся, лопате молимся»? В речи пани Стаей намного больше правды, чем во всей нашей жизни, полной невнятного трепа.

— У вас сегодня праздник, что ль, какой? — улыбнулась моя гостья, и я поняла, что хорошо выгляжу.

— Надеюсь, — сказала я и поверила в это всей душой. Тося влетела в дом, окинула меня взглядом и помчалась наверх.

— Тося! Голубцы! — крикнула я ей вслед.

Через минуту послышался топот Тося сбежала обратно вниз.

— В четыре за мной приедет папа!

— Ты же знаешь — в четыре я жду Адама! — Мне стало гадко, настолько гадко на душе, что перестала радовать неожиданно выпавшая возможность пообедать вместе с дочерью. — Ты это специально делаешь?

— Что?! Я должна провалить экзамены только из-за того, что приезжает Адам? Как ты можешь встречаться с ним после того, что он тебе сделал? У тебя вообще нет чувства собственного достоинства! — сказала моя родная дочь. — Я должна в пять быть на занятиях в городе, и это здорово, что за мной приезжает отец! Ты, наверное, завидуешь, потому что он обо мне заботится! — Тося отодвинула тарелку с голубцами и встала из-за стола. — Ты не ценишь того, что делает для меня папа…

Я сидела в кухне перед двумя тарелками с нетронутыми голубцами. Мне не хотелось ссориться с Тосей. Я столкнулась с проблемой ребенка, у которого разведенные родители. Мне это все известно, однако горечь постепенно поднялась от желудка к горлу. Этого мне только недоставало: начала реветь из-за собственной дочери, да к тому же сейчас, когда я накрашена и при этом так хорошо подведены оба глаза. Нет!

Сейчас запрыгнул на стол и потянулся мордочкой к тарелке, фыркнул. Мне не пришлось его прогонять, он сам недовольно отвернулся и соскочил на стул. Потомчик послушно сидел возле ножки стола и намывал себе мордашку. Я переложила голубцы обратно в кастрюлю.

Сегодня мне предстоит важнейшее дело в моей жизни — разговор с Адамом. И мне не помешают ни Тося, ни нынешний Йолин супруг. Когда без десяти четыре я услышала гудок домофона на калитке, сердце у меня опять было готово вырваться черт знает куда. Я выскочила из ванной, но Тося подошла к домофону первой. Приехал Эксик.

— Я уже иду, папочка! — крикнула Тося, а я пошла к калитке. Само собой разумеется, я не обязана принимать его в доме, даже если это дом его дочери. Он может подождать ее у входа. Я накинула пальто, Эксик стоял в саду, улыбался мне.

— Ты хорошо выглядишь, Юдита.

Я подала ему руку, он задержал ее в своей ладони как-то слишком долго.

Именно так и застал нас Адам.

Я не слышала — Эксик не выключил двигатель, был уверен, что здесь никто не заберется к нему в машину. Адам стоял у распахнутой калитки и смотрел на меня… просто смотрел, а я улыбалась. Потом я вырвала свою руку из ладони Эксика и бросилась к калитке.

И поняла, что глаза у меня болели от того, что я не видела его столько месяцев, и это была единственная причина. Я видела, как он стоит, какой-то другой после этой Америки, — как будто бы грустный? — видела, что он не улыбается мне, и чувствовала, что начинаю никнуть на этих нескольких метрах, которые отделяют меня от него, и моя радость куда-то уходит, и тревожное беспокойство, с которым я долго боролась, снова берет верх. Я остановилась перед Адамом, стояла как столб, а мне так хотелось, чтобы он меня обнял, но он даже не шевельнулся. Неужели он так сильно изменился за эти несколько месяцев? Такое возможно?

— Добрый день, — сказал Адам, словно пришел к хозяйке купить яйца, или в магазин, или в какую-то контору, или получить паспорт, и холодно протянул мне руку.

— Привет, Адам! — Тося как будто выросла из-под земли и впервые в жизни покраснела. Они, как обычно, ударили ладонью об ладонь, но на этот раз получилось неестественно. Тося схватила под руку отца. — Мы уже должны идти, — проговорила она, и они ушли.

Я осталась одна, Адам отвел глаза, посмотрел на дверь дома.

— Можно мне войти?

— Да, пожалуйста, — ответила я, как если бы я работала на почте и вручала кому-то заказное письмо.

Адам направился к дому, я плелась за ним, как теленок, которого ведут резать.

— Может быть, выпьешь чаю?

Я не смотрела на него, не знала, как себя вести, не хотела видеть избегающего меня холодного взгляда. Я пошла в кухню и поставила чайник.

— Спасибо, я спешу.

Борис поднял голову, встал, на прямых лапах подошел к Адаму, виляя опущенным хвостом, Адам легонько шлепнул его по голове, Борис поднял морду и посмотрел нам вслед, а мы вместе направились в комнату. Адам похудел. Он наклонился, отключил компьютер, смотал кабель, но на меня не смотрел, не видел, как я хорошо выгляжу только потому, что он должен был это заметить, должен был соскучиться по мне, должен был все вспомнить. Он разъединял провода, а из меня уходили жизнь и радость, что я наконец его вижу. Я ушла в кухню за документами и ключами от машины. Одежда, которую он достал из шкафа, лежала на кровати, Адам носил ее в машину, ему пришлось несколько раз возвращаться.

— Еще дрель, — тихо сказал он.

Я открыла шкаф и вытащила из-под своих кофточек дрель, положила на кровать, пусть уж он ничего не забудет это, собственно говоря, все, все его имущество. Обернулся за четыре ходки, загрузил одну машину, и ни следа не осталось от мужчины моей жизни.

И казалось, он совсем не настроен был со мной говорить.

Адам взял монитор, я услужливо придержала дверь, а сердце у меня так обливалось кровью, что стал красным пол, я это отчетливо видела, но он этого не замечал. Я стояла в дверном проеме, и слова застревали у меня в горле.

53
{"b":"11165","o":1}