Без маленькой детали – власовские части на участке 9-й немецкой армии, – написанное – лишь газетная публицистика, это когда отсутствие деталей, реалий, заменяется звонкими словами.
"Вся эта масса боевой техники, людей и материальных средств переправлялась через Одер. [219] Потребовалось построить большое количество мостов и переправ, которые обеспечили бы не только переброску войск, но и дальнейшее их питание. [220] Ширина Одера местами доходила до 380 метров. Начался весенний ледоход. Инженерно-строительные работы протекали в непосредственной близости от линии фронта под систематическим обстрелом артиллерии и минометов противника, при налетах его авиации. Однако к началу выхода соединений в исходные районы через Одер было проложено 25 мостов и 40 паромных переправ". [221]
Не получается и дальше без Первой власовской дивизии…
"Утром 16 апреля на всех участках фронта советские войска успешно продвигались вперед, – пишет Жуков. – Однако противник, придя в себя, начал оказывать противодействие со стороны Зееловских высот своей артиллерией, минометами, а со стороны Берлина появились группы бомбардировщиков. И чем ближе подходили наши войска к Зееловским высотам, тем сильнее нарастало сопротивление врага… Сплошной стеной стоял он [222] перед нашими войсками, закрыв собой плато, на котором должно было развернуться сражение на ближних подступах к Берлину…
В 15 часов я позвонил в Ставку и доложил, что первая и вторая позиции обороны противника нами прорваны, войска фронта продвинулись вперед до шести километров, но встретили серьезное сопротивление у рубежа Зееловских высот, где, видимо, в основном уцелела оборона противника. Для усиления удара общевойсковых армий ввел в сражение обе танковые армии. Считаю, что завтра к исходу дня мы прорвем оборону противника…
Вечером я вновь доложил Верховному о затруднениях на подступах к Зееловским высотам и сказал, что раньше завтрашнего вечера этот рубеж взять не удастся.
На этот раз И.В. Сталин говорил со мной не так спокойно, как днем.
– Вы напрасно ввели в дело 1-ю гвардейскую танковую армию на участке 8-й гвардейской армии, а не там, где требовала Ставка. – Потом добавил: – Есть ли у вас уверенность, что завтра возьмете Зееловские высоты?
Стараясь быть спокойным, я ответил:
– Завтра, 17 апреля, к исходу дня оборона Зееловского рубежа будет прорвана. Считаю, что чем больше противник будет бросать своих войск навстречу нашим войскам здесь, тем быстрее мы возьмем затем Берлин…"
Все прекрасно, а теперь прочитаем этот же самый кусок из Жукова, но введем в него Первую власовскую дивизию, которая стоит перед советскими войсками на правом берегу Одера. И вот что получается. Утром 16 апреля на участке фронта, который оголила Первая власовская дивизия, войска Жукова "успешно продвигались вперед". А на участке Зееловских высот, где Первой власовской дивизии, вообще, власовцев не было, войска Жукова "встретили серьезное сопротивление". Наступление, по сути дела, захлебнулось. "На этот раз И.В. Сталин говорил со мной не так спокойно, как днем". Честно говоря, я думаю, что Сталин просто обложил Жукова матом – и правильно сделал. Почему? Дело в том, что Сталин приказал Жукову ввести "в дело 1-ю гвардейскую танковую армию не на участке 8-й гвардейской армии", а совсем в другом месте. Посмотрим на карту. 8-я гвардейская армия наступала южнее того места, где стояла Первая власовская дивизия. А Сталин приказал Жукову бросить 1-ю гвардейскую танковую армию как раз на том участке, который 15 апреля открыли власовцы для наших войск. Через эту "дыру" наши танки должны были, как на Курской дуге, зайти немцам в тыл, зайти в тыл зееловских укреплений, отрезать их от основных сил и, не останавливаясь, рваться в Берлин. В этом была стратегия всего замысла. Этот замысел зрел и разрабатывался с Власовым задолго до того, как здесь появились наши танки. Однако Жуков своей "инициативой", бросив 1-ю гвардейскую танковую армию не туда, куда приказал ему Сталин, напоролся на "серьезное сопротивление" немцев и едва не погубил всю так гениально задуманную и спланированную битву за Берлин, по крайней мере на этом отрезке сражения.
Генералу Власову Жуков посвятил в этой главе два абзаца:
"В расположение американских войск спешила отойти и дивизия власовцев, изменников Родины. В дивизии находился сам Власов. Однако ее отход был решительно пресечен 25-м танковым корпусом, которым командовал генерал-майор Е.И. Фоминых. Было решено взять Власова в плен живым, чтобы воздать полностью за измену Родине. Выполнение этой задачи было возложено на командира 162-й танковой бригады полковника И. П. Мищенко, а непосредственный захват Власова поручен отряду под командованием капитана М.И. Якушева.
Власова захватили в легковой машине отходящей колонны. Спрятавшись под грудой вещей и укрывшись одеялом, он притворился больным солдатом, но был разоблачен своим телохранителем. Позднее Власов и его единомышленники были осуждены Военным трибуналом и казнены".
А что дальше-то было? "Вскоре мы получили директиву Ставки", – сообщает Жуков. "Вскоре" – это через несколько минут после разговора со Сталиным? Сталин приказал: "И.С. Коневу – наступать 3-й гвардейской танковой армией через Цоссен на Берлин с юга…" Выполняя с точностью до запятой директиву Сталина, танки были брошены вперед именно по тому коридору, который открыли для танков Жукова власовцы. Но Жуков, как говорится, не понял игры, и Сталин мгновенно, потому что дело шло на минуты, приказал Коневу продолжить своей 3-й гвардейской танковой армией начатое генералом Власовым и полковником Буняченко.
"Как буря, армии маршала Конева пробили фронт 4-й бронетанковой немецкой армии между Мускау и Губеном и сначала повернули на север, в направлении Берлина, а затем на юг, против левого крыла слабой армейской группы генерал-фельдмаршала Шернера, которого и прижали к горному хребту Чехословакии",
– добавляет Юрген Торвальд.
"Утром 18 апреля Зееловские высоты были взяты",
– радостно рапортует маршал Жуков. Что и говорить, для Жукова история очень из неприятных… 9-я немецкая армия, в состав которой входила Первая власовская дивизия и на которую Гитлер возложил задачу не допустить наступления советских войск на Берлин с юга через Цоссен, была смята и уничтожена. В результате:
"Русские впервые начали вести пристрелку из одного дальнобойного орудия по центру Берлина",
– читаем в дневнике ОКБ за 21 апреля 1945 года.
"В ходе сражений 16 и 17 апреля, да и потом я еще и еще раз возвращался к анализу построения операции войск фронта, с тем чтобы убедиться, нет ли в наших решениях ошибок, которые могут привести к срыву операции, – спрашивает сам себя маршал Жуков. И сам себе отвечает: – Ошибок не было".
И дело, конечно, тут не в том, чтобы кого-то прижать или развенчать. Нет! Маршал Жуков – величайший полководец Второй мировой войны. Тут нет вопросов. Однако истинная роль генерала Власова во Второй мировой войне только еще более высветит гений Жукова и дополнит его "Воспоминания и размышления" очень важными деталями и событиями, сделает его еще более значимым и величественным. Зримое и незримое, явное и скрытое участие Власова в битвах, которые вел Жуков и Красная Армия в целом, сразу снимает навет, что мы воевали не умением, а числом, что мы побеждали не искусством, а навалом трупов перед немецкими траншеями. Без генерала Власова наша Победа – лишь часть Победы. Без генерала Власова наша борьба предстает и вправду упрощенной и прямолинейной. С генералом Власовым наша Победа – Победа умная и талантливая, многовариантная и психологически точно выверенная. С генералом Власовым наша Победа – Победа на поле боя малой кровью. С генералом Власовым вообще отпадает всякий разговор о возможном поражении Советского Союза и возможной когда-либо победе врагов наших над нами.
