"предлагали внешне вполне реальную надежду на нарушение баланса сил одним ударом. Если Власов и его помощники выйдут на поле боя как независимая русская армия, действующая в союзе с Германией, война на Востоке может превратиться в русскую гражданскую войну, и это станет повторением 1917 года, причем Власов сыграет роль орудия немецкого генерального штаба, как в свое время – Ленин. Тогда переворот, осуществленный при поддержке Германии, заставил Россию выйти из войны – то же самое может удаться и теперь. Конечно, та Россия, которую намеревается восстановить Власов, может обернуться для немецких амбиций ничуть не меньшей угрозой, чем сталинская. Но гений фюрера найдет выход из положения: например, поставит раздираемой междоусобной войной России такие условия, по сравнению с которыми Брестский мир покажется образцом великодушия".
После Курской битвы и переброски власовцев на Западный фронт даже Геббельс не мог сказать, что русские убивают русских. Уникальность ситуации, когда в общей сложности около 1 миллиона власовцев оказались на Западном фронте, обнаружилась вскоре. В этом смысле любопытен недоуменный вопрос, который задал генералу Малышкину американский генерал Пэтч, командующий тогда 7-й оккупационной армией. Выслушав генерала Малышкина, генерал спросил: – НО ПОЧЕМУ ЖЕ ВЫ ТОГДА БОРОЛИСЬ НА ЗАПАДЕ ПРОТИВ НАС? В том смысле, что если вы были противниками Сталина и Гитлера, то почему вы сразу не перешли на сторону союзников, как только они высадились в Европе, а сражались до последнего? Вопрос, что называется, стратегический. Об этом разговор впереди…
А в начале 1944 года только во Францию было переброшено 72 батальона власовцев. Каждый из этих батальонов по численности личного состава и вооружения сопоставим с полнокровным полком. В дивизии три полка. В начале 1944 года немцы перебросили из России в одну лишь Францию 24-25 власовских дивизий – ровно половину того, что было на Курской дуге. Хоффман пишет про 1-ю дивизию Власова, которой командовал генерал Буняченко:
"Таким образом, генерал-майор Буняченко командовал крупной военной единицей, по численному составу и по огневой мощи значительно превосходившей советскую стрелковую дивизию и приближавшейся к советскому стрелковому корпусу".
Едва эти "батальоны" прибыли во Францию, как из ОКВ пришел приказ: "распылить" батальоны, включая их по одному в немецкие полки, для того чтобы "предупредить опасность измены". Обжегшись на молоке, немцы дули на воду.
"Добровольцы все еще не знали о причинах перевода их на Запад, – пишет Штрикфельдт. – Хотя начальник разведывательного отдела генерала восточных войск Хельмига Михель и распространил инструкции и разъяснения, но русские теперь отвергали все, что им ни говорили…"
Повсюду происходили ссоры и недоразумения. К тому же большинство "восточных батальонов" было плохо вооружено и недостаточно технически обучено для западного театра военных действий. Трения увеличивались с каждым днем. Командование опасалось, что дело дойдет до открытого мятежа. Долго так не могло продолжаться.
Русские добровольцы настаивали, чтобы им объяснили, чего им понадобилось искать на Западе, и объяснить это им должен был сам Власов! Хельмиг был поражен, убедившись, как высок был авторитет Власова. Он думал, что только в Дабендорфе усиленно выпячивали личность Власова и что его можно было в любое время заменить другим лицом. "Открытый мятеж" нарастал и без вмешательства англичан. Он мог начаться в любую минуту.
Чтобы предотвратить беду, в Дабендорф пришло распоряжение командировать во Францию инспекторов. Рассказывает Штрикфельдт:
"Они должны были успокоить общее возбуждение. Инструкции, данные Трухиным и Жиленковым этим инспекторам, противоречили, естественно, инструкциям генерала восточных войск. В результате многие офицеры из Дабендорфа были арестованы, а другие отправлены обратно в Дабендорф. В то же время в Дабендорф пришел приказ подготовить больше инструкторов. Уже царил подлинный хаос".
Штрикфельдту вторит Стеенберг:
"Хотя перевод казаков в Югославию был проведен таким образом, что не было никаких инцидентов, в связи с уходом с восточного фронта, однако вскоре выяснилось, что русские части не были согласны без возражений выполнять приказы немцев. Они настойчиво требовали встречи с Власовым. Нужно было считаться с возможностью неповиновения.
При этом положении генерал-полковник Йодль вспомнил о Власове, которого, по его словам, немецкое руководство охраняло "как сырое яйцо". [167]
"При создавшемся положении Власов мог доказать, действительно ли его влияние и авторитет так велики, как об этом говорилось."
Генерал Йодль хотел, чтобы Власов обратился с открытым письмом к добровольцам, в котором он бы объяснил им, что перевод на Западный фронт необходим…
Фон Гротте написал черновик открытого письма, в котором перевод частей объяснялся как временная мера, обусловленная тяжелым положением на Западном фронте, с тем чтобы спокойно подготовить организацию Освободительной армии. Было очень спорным вопросом – согласится ли Йодль на такую редакцию. Но случилось неожиданное – Йодль согласился".
Однако далее произошло совершенно для немцев непонятное – "предатель" и "свинья", "этот Власов" отказался подписать "открытое письмо". Он даже устроил истерику, что, мол, он лучше вернется в лагерь для русских военнопленных, чем это сделает. Штрикфельдт неотступно суетился вокруг Власова, уговаривал его подписать то письмо. Много крови попортил Власов немцам в те дни своими, как они думали, "капризами". К тому же именно в это время с Власовым случился "запой", и он ничего как бы не соображал. А в один прекрасный день Андрей Власов вышел из своей комнаты трезвый как стеклышко и… сказал, что он сейчас же подпишет то письмо, если "восточные войска" полностью перейдут под его командование. Немцы сказали "нет". В конце концов сошлись на том, что в "открытое письмо" Власова были внесены слова о "создании Русской освободительной армии", подразумевалось, что командовать ею будет Власов. Если хочешь получить часть, проси все. Ждать пришлось до 14 ноября 1944 года, когда в Праге Комитетом освобождения народов России (КОНР) во главе с Власовым был обнародован "Манифест Комитета освобождения народов России", а Власов, избранный там же главой президиума КОНРа, по сути, был провозглашен главнокомандующим, хотя приказ о назначении Власова главнокомандующим и появился только 28 января 1945 года за подписью Гиммлера, правда, протоиерей Александр Киселев пишет, будто при встрече Власова с Гиммлером тот сказал ему:
– Господин генерал! Я разговаривал с фюрером. С этого момента вы можете считать себя главнокомандующим армией в чине генерал-полковника. Вы получите полномочия собрать офицеров по своему усмотрению, до чина полковника. Только, что касается ваших генералов, я должен попросить доставлять ваши предложения начальнику кадров немецкой армии…
Надо особо заметить, что никогда, нигде, ни разу Андрей Власов не назвал себя "генерал-полковником", не подписал ни одной бумаги "Генерал-полковник А. Власов", хотя этот "титл" официально пожаловал сам Гитлер. Андрей Власов так и оставался до мая 1945 года в звании "генерал-лейтенант", которое ему присвоил Сталин.
Авторы книг о Власове в том месте, где говорится про "открытое письмо", трогательно размазывают по страницам разные небылицы по поводу "душевных страданий", "метаний совести", "борьбы между долгом и совестью" нашего героя, мол, и запой у него случился из-за этого. Чепуха все! Не подписывал Власов "открытого письма" к своим солдатам потому, что на то из Москвы не было команды. И он ждал ее. А там думали над ответным ходом. Там думали, что можно выжать из сложившейся ситуации в свою пользу, как поражение превратить в Победу.
