Очень примечательно, что первый свой выезд Власов начал с посещения именно школы в Дабендорфе, а едва получив какую-то власть, употребил ее на то, чтобы устроить генерала Благовещенского начальником этой школы. Офицерские кадры решают все. С офицера начинается всякая армия. Первый выпуск на курсах в Дабендорфе был 22 марта 1943 года. Власов лично поздравил выпускников с окончанием "учебного заведения".
В 1978 году в Сан-Франциско, в издательстве "Союз борьбы за освобождение народов России" (СБОРН) вышла книга Ф.П. Богатырчука "Мой жизненный путь к Власову и Пражскому манифесту". В конце своей книги автор, очень хорошо знавший Власова, работавший с ним, пишет:
"Читателю может показаться, что я стремлюсь идеализировать Власова, представив его лишенным каких-либо человеческих слабостей или недостатков. Поэтому укажу некоторые из последних, которые мне казались довольно существенными. Власов был генералом, привыкшим командовать и не терпевшим ослушания. Такому человеку очень трудно перевоплотиться в настоящего демократа, хотя он по мере сил и старался это сделать. В особенности трудно было ему прислушиваться к голосу гражданских лиц, не имевших ни погон, ни лампасов. Поэтому на заседаниях Президиума КОНРа всегда превалировала военная точка зрения… И, наконец, самое важное: несмотря на все горести и разочарования, Власов в глубине души оставался членом коммунистической партии, верившим в марксистскую утопию, но, конечно, с пресловутым "человеческим лицом".
Такое заключение тем более ценно и интересно, что Богатырчук еще в 1940 году защитил докторскую диссертацию, работал рентгенологом и преподавателем рентгенологии в высших учебных заведениях Киева. В Канаде, куда Богатырчук перебрался после разгрома фашистской Германии, он работал в "качестве лектора и затем полноправного профессора рентгеновской анатомии". Короче, такому специалисту по просвечиванию человеческого нутра, каким действительно был Богатырчук, верить можно и нужно. Хорошо, что Богатырчук так "просветил" Власова в 1978 году, а не в 1943 году…
Зыков в Дабендорфе, до появления там Власова, уже выпускал газету. Называлась она – "Клич". Власов распорядился закрыть "Клич" и начать выпуск сразу двух газет – "Заря" для военнопленных и "Доброволец" для "добровольцев". В первом номере "Добровольца" тиражом 600 тысяч экземпляров было опубликовано "Смоленское воззвание" Власова. Впоследствии "Заря" выходила тиражом в 100-120 тысяч, а "Доброволец" – 40- 60 тысяч экземпляров.
"Первые 33 номера газет "Заря" и "Доброволец" вышли фактически без всякой цензуры, – сообщает С. Стеенберг. – Зыков пользовался этим и русский вопрос ставил во главу угла. Но подчеркивал, что русские – союзники, а не подчиненные немцев. Это не были уже немецкие газеты, издававшиеся для русских, а чисто русские газеты, писавшие о своих проблемах и целях".
Далее С. Стеенберг сообщает:
"После 33-го номера все редакторы были вызваны к полковнику Мартину. Мартин сделал им выговор за то, что они преступили границы дозволенного. Зыков возразил: "Вы можете, разумеется, считать нас провокаторами и советскими агентами и не верить нам, но, может быть, подумаете о том, почему мы постоянно боремся с вами по многим вопросам, хотя производим этим на вас неприятное впечатление. Если бы мы были агентами, то проще было бы поддакивать вам и потихоньку проводить наши коварные цели".
"Зыков явно еще не понимал, – пишет С. Стеенберг, – что в глазах нацистов идея о русском равноправии была преступлением, равноценным деятельности советского шпиона. Мартин заявил, что он должен выполнить данные ему указания, приказ об аресте Зыкова уже имеется и ему приходится его как-то аннулировать"…
Постоянно под топором. Однако каков Зыков! Как нестандартно работает! Как неординарно мыслит' Какова убийственная логика! И какое точное знание психологии врага!
Стеенберг рассказывает про Александра Николаевича Зайцева, "взявшего на себя, в качестве главного лектора, идеологическое обучение" слушателей. "Кончив курс", который читал Зайцев, "почти все курсанты становились убежденными сторонниками Освободительного движения. Некоторые из них признавались, что они были засланы как советские агенты, а теперь переходили на сторону Власова". Так, значит, засылали даже на уровне офицеров. А их признания о том, что они "засланные… советские агенты" только делают честь Власову и его товарищам по работе, что даже такие люди, как говорится, "кололись" и становились сподвижниками генерала ГРУ Власова. Из ГРУ они переходили… в ГРУ, но в ином качестве, в котором они были даже более полезны Родине, чем в качестве просто агента.
"После посещения Дабендорфа, – показывал Власов, – я в сопровождении представителя отдела пропаганды германской армии подполковника Шубута и капитана Петерсона выехал в Смоленск, где ознакомился с деятельностью созданных немцами из советских военнопленных батальонов пропаганды и добровольческого отряда.. В том же 1943 году я посетил Псков, где осмотрел батальон добровольческих войск и был на приеме у командующего германскими войсками, действовавшими под Ленинградом, генерал-фельдмаршала Буша, который просил меня рассказать на собрании германских офицеров о целях и задачах "Русского комитета".
Выступая на собрании, я заявил, что "Русский комитет" ведет активную борьбу против советской власти и что немцы без помощи русских уничтожить большевизм не смогут. Мое выступление явно не понравилось генерал-фельдмаршалу Бушу". "На митинге в Гатчине, указывая на видневшийся вдали Ленинград, – пишет в книге "Третья сила", выпущенной 2-м изданием в 1974 году издательством "Посев", А. Казанцев, – Власов закончил свою речь словами:
"Кончится война, мы освободимся от большевизма и тогда, в нашем Ленинграде, которому мы вернем его настоящее имя, мы будем принимать немцев, как дорогих гостей". Кстати, к тому времени Гитлер издал приказ – Ленинград должен быть стерт с лица земли. "Место же, на котором он стоял, должно будет послужить для постройки нового немецкого города, который стал бы "торговыми воротами" для вывоза продуктов из России…"
"Возвращаясь в Берлин, я остановился в Риге и выступил с антисоветским докладом перед русской интеллигенцией города, а также имел беседу с проживавшим в Риге митрополитом Сергием
ВОПРОС. Чем была вызвана необходимость этой встречи и о чем вы беседовали с Сергием?
ОТВЕТ Встреча с митрополитом Сергием мне была организована немецким офицером, который ведал пропагандой в Риге, с целью установления контакта с русской православной церковью и использования духовенства для совместной борьбы с советской властью
Сергий, согласившись со мной о необходимости усилить борьбу против Советской власти, сказал, что он намерен создать святейший синод в областях, оккупированных немцами При этом Сергий говорил, что только священники, выехавшие из Советского Союза, знают положение населения и смогут найти с ними общий язык, в то время как эмигрантские священники оторвались от советской действительности и авторитетом среди населения не пользуются. Я порекомендовал Сергию не торопиться с созданием синода…"
Странно – почему? Казалось бы, наоборот, Власов должен был настоятельно рекомендовать Сергию создание на оккупированных территориях синода: его "Русский комитет" на правах "правительства России" и вот синод рядом – вместе. А он против. Ответ прост: одно дело создание ГРУшного "Русского комитета" и "правительства будущей России", и совсем другое дело создание синода – это уже самый настоящий, а не игрушечный, раскол русской православной церкви. Сергий, к сожалению, был не из ГРУ. Вот почему Власов не рекомендовал Сергию торопиться с синодом.
"После возвращения из поездки я имел в городе Летцене встречу с командующим добровольческими частями генерал -лейтенантом Хельмигом.
Хельмиг предложил мне остаться у него в штабе и помогать ему руководить сформированными русскими частями. Я отказался от этого предложения, заявив Хельмигу, что до тех пор, пока русские военнопленные будут находиться на службе в немецких частях, они воевать против большевиков как следует не будут. Я просил Хельмига всю работу по созданию русских частей пере -дать мне с тем, чтобы сформировать из них несколько дивизий, подчинив их "Русскому комитету".
Не договорившись с Хельмигом, я возвратился в Берлин и от Штрикфельдта узнал, что о моем выступлении у фельдмаршала Буша стало известно Гиммлеру".
