Это же информация для Лукина и для тех, кто в это время находился "в соседней комнате, в которой, как я знал, собрались мои товарищи по плену, генералы и старшие офицеры Советской Армии". Этими словами Власов не только информирует Лукина, "генералов и старших офицеров Советской Армии", кто еще из генералов попал в плен, но и ориентирует их, вселяя веру в то, что не все предатели, что армию предателей собрать почти невозможно, никто не идет в нее, не должны идти в нее и вы. Только плотно зашоренный не видит истинного смысла слов, которые произносит Власов. По логике, предатель Власов должен говорить Лукину как раз все наоборот: генерал Снегов, генерал Понеделин, генерал Карбышев уже согласились, уже сотрудничают, уже работают на благо РОА, очередь за тобой, "господин генерал" Лукин, и тех, кто в "соседней комнате". К тому же, как мы увидим ниже, проблем с формированием РОА у Власова, к большому нашему сожалению, не было.
Прямой начальник Власова Музыченко тогда оказался в плену, а подчиненный генерал-лейтенанта Музыченко Власов сумел-таки вырваться из вражеского окружения. Сказывалась школа! Музыченко тоже, как и Лукин, дожил до Победы, вернулся домой и умер своей смертью в кругу семьи. Попал в окружение тогда и командующий КОВО генерал-полковник М.П. Кирпонос. Живым оттуда он так и не вышел. В подчинении у Власова 22 июня 1941 года был 4-й механизированный корпус. По нынешним представлениям – это что-то вроде полка Космических войск: 36 080 человек личного состава, 1031 танк, 100 полевых орудий, 36 орудий противотанковой обороны, 36 зенитных орудий, 186 минометов, 268 бронемашин. Это правда, что были проблемы с комплектованием, но как-то все-таки выкручивались. Соотношение сил и средств в полосе Киевского особого военного округа, в состав которого входил и мехкорпус Власова, на 22 июня 1941 года выглядело так: дивизий – 1,6 к 1; личного состава (тыс. человек) – 1,2 к 1; орудий и минометов – 1,4 к 1; танки: средние (Т-34) и тяжелые (KB) – 3,5 к 1; легкие (Т-26, БТ-7) – 5 к I… и все в нашу пользу.
Кроме 4-го мехкорпуса Власова, сражался там же в районе Львова 9-й мехкорпус Рокоссовского. На третий день войны Рокоссовский крупно потеснил южнее Клевани 3-й моторизированный корпус немцев, а наш 19-й механизированный корпус под командованием генерал-майора танковых войск Н.В. Фекленко отбросил немцев на 25 километров на юго-запад от Ровно[46] . 4-й мехкорпус Власова вообще-то никак не принимал участия в контрударах ни 23, ни 24, ни 25 июня. Его основные силы направили в район Мостиска для контрудара по противнику, прорвавшемуся в стыке между 6-й и 26-й (командующий генерал-лейтенант Ф.Я. Костенко) армиями. Но из этого маневра так ничего путного и не вышло. Воюет Власов не хуже, но и не лучше других. У Рокоссовского и Фекленко получается даже лучше, чем у Власова.
О Власове, кажется, забыли и думать в Москве. Но вот что рассказывает Власов Эренбургу о тех днях и событиях.
"До трех часов утра мы проговорили; вернее, говорил Власов – рассказывал, рассуждал. Кое-что из его рассказов я записал, – сообщает Эренбург. – Он (Власов) был под Киевом, попал в окружение; на беду простудился, не мог идти, солдаты его вынесли на руках. Он говорил, что после этого на него косились. "Но тут позвонил товарищ Сталин, спросил, как мое здоровье, и сразу все переменилось". Несколько раз в разговоре он возвращался к Сталину. "Товарищ Сталин мне доверил армию. Мы ведь пришли сюда от Красной Поляны – начали чуть ли не с последних домов Москвы, шестьдесят километров отмахали без остановки. Товарищ Сталин меня вызвал, благодарил". Этот разговор проходил в начале марта 1942 года на фронте в районе Волоколамска, возле Лудиной горы, в избе помещался КП генерала А.А. Власова".
Я не помню, чтобы еще какому-нибудь генералу, вышедшему, как и Власов, из окружения, лично бы позвонил Сталин и справился о самочувствии. Почему?
15 сентября 1941 года по представлению командования фронта Власов был назначен командующим 37-й армией. Без Никиты Хрущева и здесь, оказывается, не обошлось. Он вспоминает:
"Должен рассказать и о своих отношениях с Власовым, который потом оказался предателем и изменником Родины. До войны он командовал героической (?) 99-й дивизией, которая должна была войти в историю как первая дивизия, награжденная во время Второй мировой войны (?) орденом Красного Знамени. Власов пользовался всеобщим уважением, его считали хорошим человеком и очень способным военачальником. Когда мы с Кирпоносом подбирали кандидатуру на должность командующего 37-й армией, которую мы формировали для обороны Киева, управление кадров Киевского военного округа рекомендовало нам назначить Власова. Я решил согласовать кандидатуру Власова с Москвой. В то время все мы жили еще в атмосфере подозрительности, предполагая, что враги народа были повсюду и особенно среди военных; (?) И я хотел быть уверенным в том, что мы можем доверять Власову подбор личного состава штаба 37-й армии и оборону Киева.
Я позвонил Маленкову, ведающему кадровыми вопросами в Центральном Комитете. Конечно, я не рассчитывал, что он лично знает что-нибудь о Власове, но полагал, что он может посадить за работу кого-либо из своих подчиненных и дать мне характеристику Власова. Когда наконец меня соединили с Маленковым, я спросил:
– Какую рекомендацию ты мог бы дать на генерала Власова?
– Ты не можешь себе представить, – ответил мне Маленков, – что творится вокруг. Вся наша работа остановилась. У меня здесь нет ни одного свободного человека (?), чтобы тебе помочь. Поступай так, как считаешь нужным, и бери на себя всю ответственность.
Мне не оставалось ничего иного, как положиться на рекомендации, полученные от других военных. Опираясь на них, мы с Кирпоносом решили этот вопрос положительно, назначив Власова командующим. Он взялся за дело решительно и энергично. Он сколотил свою армию из отступающих и вырвавшихся из немецкого окружения частей и на деле доказал, что мы сделали правильный выбор. Он всегда спокойно держался под огнем, обеспечивал твердое и разумное руководство обороной Киева. Он выполнял свой долг и не позволил немцам взять Киев фронтальной атакой с ходу. И когда Киев в конце концов пал, то это произошло в результате обхода и сосредоточения немецких войск значительно восточнее города. А не потому, что Власов не обеспечил жесткой обороны.
Власов вырвался из окружения и добрался до наших дивизий пешком. Сталин приказал доставить его самолетом в Москву. Я подумал, что Генеральный штаб, должно быть, имеет какие-то материалы против Власова и что его отозвали, чтобы допросить. Позднее мы узнали, что он был вызван в Москву для награждения орденом. Сталин лично похвалил его и поручил ему руководство нашим контрнаступлением против немецких войск под Москвой, где Власов опять отличился. Тогда Сталин дал ему ответственное задание по обороне Валдайской возвышенности. (?) Власов снова попал в окружение, но снова прорвался и вернулся на наши позиции. Сталин думал даже о том, чтобы назначить Власова командующим Сталинградским фронтом. Помню, Сталин как-то сказал мне в присутствии свидетелей, что если бы Власов был здесь, то командование Сталинградским фронтом поручили бы скорее ему, а не Еременко.
Когда Власов оказался изменником, Сталин вызвал меня и зловещим тоном напомнил мне о том, что именно я выдвинул (?) Власова на пост командующего 37-й армией. В ответ я просто напомнил ему, кто именно поручил Власову руководство контрнаступлением под Москвой и даже предполагал назначить Власова командующим Сталинградским фронтом. Сталин оставил эту тему и больше никогда к ней не возвращался…
Конечно, как для меня, так и для Сталина (?) дело Власова было горькой пилюлей, которую пришлось проглотить. Трудно было понять человека, проявившего такую преданность, храбрость и такие способности и пользовавшегося огромным уважением, что он мог изменить своей стране. Очевидно, у Власова был очень неустойчивый характер, коль он позволил немцам завербовать себя в качестве их агента. Его считали коммунистом, однако, по-видимому, у него не было настоящей идеологической закалки. До службы в армии он работал учителем. На вид он не был испорченным человеком. (?) В первые годы войны (?) он, безусловно, казался преданным советской власти. Возможно, конечно, став военным, он руководствовался корыстными соображениями. Может быть, он рассчитывал устроиться на теплое местечко (?) в качестве партийного деятеля. (?) К несчастью, у нас были такие карьеристы в прошлом, и боюсь, что они еще более многочисленны в наши дни…"
