„Тов. Власов хорошо грамотный командир. Как общее образование, так и военная подготовка хорошая. За время командировки выполнял ряд ответственных заданий (?). Проявил себя знающим дело и пользовался хорошим авторитетом. На нервной почве подчас проскальзывала грубость. Находясь в совершенно трудных условиях, показал себя как достойный большевик нашей Родины. Обладает достаточной силой воли и твердости. Настойчив, общителен, в общественной жизни активен. Предан делу партии Ленина – Сталина. Имеет хорошую марксистско-ленинскую подготовку. Может хранить военную тайну.
Практически здоров и вынослив в походной жизни…
Вывод: тов. Власов, находясь в командировке, с работой справился хорошо. Достоин назначения на должность начальника штаба армии и присвоения внеочередного звания „комбриг“ [18]“.
Тогда же в ЦК ВКП(б) была составлена справка-объективка на Власова:
„В военном отношении хорошо подготовленный командир. Работая командиром полка, много работал над ликвидацией вредительства, повысил дисциплину. Занятия с комначсоставом проводит методически правильно, живо и поучительно. Большой силы воли и с хорошими организаторскими способностями командир. Находясь в правительственной командировке, проявил себя с положительной стороны и представлен к ордену Красного Знамени“.
Добавим, что до введения звания Героя Советского Союза орден Красного Знамени в СССР был высшей наградой. Что происходит? Разложенец и развращенец – Герой?
И аттестация Ильина, и справка-объективка ЦК ВКП(б) лежали в специальных папках, за семью печатями личного дела Власова. А на поверхности кипели страсти, в Москве и в ставке Чан Кайши прошел слух, что по итогам загранкомандировки Власов решением парторганизации группы военных советников был исключен из партии, но будто бы в последний момент вмешался кто-то в Москве, и это спасло Власова. Что за дела? Кто распускает эти слухи? Родные „комитетчики“? Что-то пронюхали? Вряд ли…
И все-таки есть во всем этом железная логика. До появления Власова в Китае в качестве военного советника, он послужил в двух самых тогда важных наших военных округах, в военных округах первой линии – Ленинградском и Киевском особом. Ленинградский противостоял непримиримой Финляндии, за которой маячила фашистская Германия. Киевский особый стоял на самом для нас опасном направлении – Западном. Германия полным ходом готовилась к своему „Дранг нах остен“. По разным причинам в Германии произошли крупные провалы нашей агентуры. Никто не сможет опровергнуть, что это, возможно, Берия уничтожал „грушников“, чтобы выставить перед Сталиным свои кадры, себя.
По моим данным, у нас к началу Великой Отечественной войны в Германии оставалось лишь несколько наших разведчиков не выше ротного звена в вермахте, а в СС и гестапо – на уровне рядового состава. Полностью был вычищен от нашей разведки Берлин. Штирлицы геройствовали только в кино, да и то 40 лет спустя после войны. Я говорил об этом Юлиану Семенову. Он смеялся и отвечал:
„А ты докажи, что у нас не было Штирлица в самых высших эшелонах власти в Берлине. Не можешь? ГРУ меня не опровергает. Меня не опровергает КГБ. Так что принимай мою версию за чистую монету“.
Юлиан Семенов был писатель, он писал не портретный очерк, а роман – и был прав совершенно. Но главный аргумент его этот:
„Наша разведка знала все, что делается в Берлине? Знала. Ведь мы же узнали о сепаратных переговорах американца Даллеса с генералом СС Вольфом? Узнали. Даже обнародовали сразу же в прессе и на радио. Значит, был у нас там такой источник информации? Был. А какой он был конкретно – я тебе нарисовал в образе моего Штирлица. Есть вопросы?“
У меня вопросов к Юлиану Семенову не было, потому что он как писатель и тут был прав. Сегодня я, может быть, предложил бы ему в прототипы „нашего человека“ в высших эшелонах власти в Берлине Андрея Андреевича Власова, кстати, „фанатично преданного идее сепаратного соглашения немцев с американцами“. Он прямо купался в этой идее. Только по чьему заданию? Зачем? Чтобы держать под своим контролем действия немцев в направлении сговора американцев с немцами у нас за спиной?
Позарез требовался нам „свой человек“ в Берлине – в вермахте и в СС, в гестапо и в канцелярии Гитлера… Выбор пал на Власова'. Почему? Во-первых, изъян в автобиографии – окончил духовное училище, учился в духовной семинарии, а это значит, притесняем большевиками, изгой, то есть заклятый враг большевиков. Во-вторых, более 10 лет сидел в одном и том же полку – значит, затираем большевиками. В-третьих, служил в штабах, да еще в отделах боевой подготовки в двух самых важных для немцев наших военных округах. Заполучить такого офицера – мечта каждой разведки.
Китай в то время кишмя кишел немцами и японцами. Расчет был на немцев. Власов должен был повести себя в Китае так, чтобы им заинтересовались именно немцы. Вот откуда покупка 16-летней китаянки, плакат в обнимку с китайским милитаристом Ян Сигнанем, каждодневные „пьянки“ в ресторанах. Власов должен был этими „художествами“ загнать себя в угол, поставить себя в совершенно безнадежное положение, в смысле возвращения на Родину. За такое дома – по меньшей мере тюрьма. Немцы должны были клюнуть на это и „попытаться“ склонить этого забулдыгу русского, обалдевшего от заграницы, если не к бегству, то к сотрудничеству по меньшей мере.
В легенде ГРУ, разработанной для Власова, был уход его к немцам. Для него было подготовлено то, что он, находясь уже у немцев, должен был им „выдать“ и по Москве, и по Ленинградскому военному округу, и по Киевскому особому. Но главное – он должен был заинтересовать их чем-то особенным, например как военный специалист, знаток РККА. Он должен был стать в Берлине тем, без консультации, рекомендации, совета которого немцы не могли бы обойтись.
Но, как говорится, гладко было на бумаге. Перехода не произошло, немцы слишком долго присматривались. В ГРУ сделали однозначный вывод: пока Власов не тянет на „богатый улов“ в немецком понимании. Сделали соответствующие выводы. Власова надо еще накачивать и накачивать как для внутреннего, так и для внешнего пользования… Но нет худа без добра – произошли первые смотрины, Андрей себя показал и других посмотрел. Немцы крючок заглотили. Вот почему разведчик из ГРУ комбриг Ильин написал в аттестации:
„Находясь в совершенно трудных условиях, показал себя как достойный большевик нашей Родины… Может хранить военную тайну“.
От кого? От ГРУ?
В ГРУ разумно рассудили: не прошло сегодня, пройдет завтра, не в Китае, так где-нибудь в Европе, например, при выезде в составе какой-либо военной делегации. В хорошей разведке операции выглядят как захватывающие воображение романы, в плохой разведке разведчики начинают работать по совместительству писателями, за своим письменным столом разрабатывают сюжеты „из жизни разведчиков“. Даже в самой отличной поэзии часто целые поэмы пишутся ради одной строчки. В хорошей разведке так же: Власов должен был попасть в Берлин и начать там работать – ради этой строки и писалась целая поэма.
А тем временем, по возвращении Власова в Москву, „легенду“ на него стали, что называется, нагружать ускоренными темпами. Вот откуда на первый взгляд поспешный вывод того же разведчика Ильина: „Достоин назначения на должность начальника штаба армии и присвоения внеочередного звания „комбриг“, а в справке-объективке ЦК ВКП(б) – представить к „ордену Красного Знамени“. У разведки, как и у любого творческого коллектива, есть своя творческая кухня. В глазах немцев Власову набивали цену, делали целью для абвера – армейской немецкой разведки.
Получил Власов и от Чан Кайши орден – „Юн-Хю“, а жена маршала Чан Кайши пожаловала ему очень дорогие золотые часы, от других – еще ворох ценных подарков, которые он по прибытии на Родину сдал „советским органам“. И орден, и ценные подарки были за дело, он действительно показал себя в Китае блестящим военным специалистом, установил с Чан Кайши личные, дружеские отношения. Коммуникабелен, но себе на уме – таких в разведке ценят на вес золота. Безусловно, в той или иной форме, но немцы выходили на Власова в Китае, не случайно едва ли не самым первым допросил перешедшего к немцам Власова не человек из абвера или СС, а как и юрист-переводчик Власова Сунь, некто Густав Хильгер – человек из Министерства иностранных дел, бывший советник посольства Германии в Москве, в 1920 году руководил репатриацией из России немецких военнопленных, „не имевший, пожалуй, на Западе соперников в знании людей и страны, располагавший колоссальным опытом, накопленным им за два десятка лет работы в России“ – так аттестует его Штрик-Штрикфельдт.
