На аэродроме собралась почти вся его эскадрилья. Летчики стояли на пронизывающем холодном ветру и наблюдали, как ведет себя машина в воздухе.
Истребитель постепенно набирал высоту.
Покрышев взглянул на высотомер:
– Теперь можно попробовать, на что ты способно, оружие индейца!
Дал полный газ, посмотрел на прибор, покачал головой. Да, это не «Як-1», который позволял на большой скорости проводить атаку сверху. На «томагавке» не разгонишься…
Затем испробовал машину на виражах, в горизонтальном маневре.
«Это уже хорошо. А огня-то сколько – шесть стволов! Только попади – от вражеского самолета ничего не останется. Правда, нам бы хватило и одного ствола, была бы скорость… А радиооборудование отличное и работает безотказно».
Летчики с нетерпением ждали, когда истребитель сядет и подрулит на стоянку.
Покрышев медленно вылез из кабины, спрыгнул на землю, обошел машину. Он не торопился с оценкой. Потом, похлопав по обшивке, будто это не истребитель, а конь хорошей породы, произнес так, чтобы все слышали:
– Горизонтальный маневр что надо, огня – сколько влезет, рация – мы такой еще не имели. Словом, воевать можно. Только надо быстрее его освоить.
При каждом удобном случае Покрышев старался внушить молодым летчикам, что «томагавк» хотя и тихоходная, но маневренная машина, и на ней можно хорошо драться. Он понимал, как много значит, когда летчик верит в свои силы и в свою машину. Это уже половина победы.
* * *
В середине ноября полк перебазировался на фронтовой аэродром.
Накануне боевых действий Матвеев собрал командно-руководящий состав.
– Положение на фронте вы хорошо знаете, – начал он глуховатым голосом. – Фашистское командование старается туже затянуть петлю вокруг Ленинграда. В городе голод. Сейчас воздушная дорога – единственная артерия, которая соединяет «Большую землю» с Ленинградом. В осажденный город начали летать транспортные самолеты с продовольствием. Нам приказано их сопровождать. Я не останавливаюсь на особой важности задания, – вы сами это прекрасно понимаете. Полеты начинаются завтра. Вы, Покрышев, поведете группу.
После совещания Покрышев на несколько минут забежал в дом, где ему теперь предстояло жить, вынул из чемодана толстую, в клеенчатом переплете общую тетрадь для записей и уже направился к летчикам, как в дверях неожиданно вырос запыхавшийся от сильного бега Булаев.
– Хорошо, что застал тебя здесь… – с. Облегчением выдохнул он еще с порога.
В правой руке Булаев держал туго набитую наволочку, аккуратно завязанную с одного конца бечевкой.
– Если не трудно – захвати гостинец, – он протянул наволочку Покрышеву.
– Что это такое?
– Да разное: хлеб, лук, сало, сахар… Для жены.
Покрышев хорошо знал жену Булаева, бывал у них в гостях. Его друг женился полтора года назад. Вместе побыть пришлось недолго. Беспокойная летная служба, а затем война надолго разлучили их. Сейчас жена Булаева находилась в осажденном врагом Ленинграде…
Покрышев положил продукты на стол:
– Обязательно передам, Саша.
Густые облака плотно закрыли небо, и от этого всё вокруг казалось серым: и снег, и подходивший вплотную к аэродрому лес, и небольшие домики на краю летного поля.
Вдали появилась девятка тяжелых бомбардировщиков «ТБ-3». Мощно гудя моторами, они медленно и низко проплыли над аэродромом.
Покрышев поднял в воздух свою группу. В ней летели Владимир Яковлев, Владимир Халиманцевич, Николай Федоров и Василий Курочкин. За аэродромом они догнали бомбардировщики.
Группа благополучно долетела до Ленинградского аэродрома. Ленинградцы тепло встретили летчиков. Изможденные голодом люди обнимали их.
Рядом стояли автомашины. Они уже ждали драгоценный груз. Рабочие выгружали мешки с мясом, ящики с салом, консервами, сгущенным молоком и осторожно несли их к кузовам автомашин. Каждый такой ящик, который в обычных условиях был бы под силу одному рабочему, переносили по три-четыре человека. Они часто отдыхали, вытирая со лба пот.
Подошел человек в шапке-ушанке, сером полушубке, черных валенках. Представился:
– Начальник аэропорта. Очень тяжело, товарищ, – тихо пожаловался он. – Всё вынесем, выстоим. Но вот голод…
– Теперь будет легче, – успокоил Покрышев. – Целые транспортные караваны доставляют по воздуху продовольствие. Потерпите еще немного. Скоро разорвем блокаду.
Караван вылетал в обратный путь на следующий день. И Покрышев вечером с попутной машиной отправился в город, чтобы выполнить поручение Булаева.
Он не узнал когда-то залитый огнями многолюдный Ленинград. Город погрузился в полумрак. Не слышно было оживленных гудков машин и веселого перезвона трамваев. Лишь изредка проезжали машины. Улицы перегораживали баррикады – сложенные штабелями мешки с песком, большие металлические ежи и железобетонные надолбы. Посреди улиц сиротливо стояли трамваи и троллейбусы. Они беспомощно цеплялись за рваные провода. Многие здания ощетинились амбразурами огневых точек. Кое-где попадались обгорелые коробки домов.
Но город жил и сражался. На площадях и набережных под маскировочными сетками стояли зенитные батареи. Устремив стволы в небо, они бдительно несли боевую вахту.
Около одного из заводов Покрышев увидел несколько автомашин с грузом. Из заводских ворот они отправлялись на фронт, который находился всего в нескольких километрах. Ленинградские предприятия работали, снабжали защитников города оружием и боеприпасами. Дом, в котором жила жена Булаева, разыскал с трудом,– так война изменила эти места.
В квартиру пришлось долго стучать, пока не открыли дверь. Старичок в пальто, с большим теплым шарфом на шее вопросительно посмотрел через очки на летчика.
– От Саши? – Старик засуетился. – Проходите, пожалуйста. Дочь спит, я сейчас ее разбужу.
– Не беспокойтесь, – попросил Покрышев. – Я ненадолго. Передайте привет от Саши. И вот это, – он подал продукты, вынул из внутреннего кармана деньги, письмо.
На глазах у старика появились слезы.
– Транспортный караван отправлялся в обратный путь. Садясь в кабину истребителя, Покрышев всё думал о вчерашнем визите. И еще яростнее закипала ненависть к врагу, принесшему такие нечеловеческие страдания его городу.
Первыми, оставляя за собою огромные снежные вихри, поднялись в воздух «ТБ-3». Истребители уже запустили моторы и ждали команды, когда неподалеку разорвался снаряд. Вслед за первым раздался второй взрыв, третий… Всё заволокло дымом. Когда он рассеялся, Покрышев увидел, что Яковлев и Халиманцевич успели взлететь и, набирая высоту, устремились за «ТБ-3». А на снегу сидел с перекошенным от боли лицом Курочкин. Взрывной волной его выбросило из кабины.
– Командир! – крикнул он. – Мне больше не летать!
Только теперь Покрышев заметил, что Курочкин сидит в луже крови. Казалось, его ноги уходят в землю. Но у него уже не было ног…
Машина Федорова тоже осталась на земле. Летчик был ранен, он сидел в кабине, беспомощно уронив голову на приборную доску.
Раненых немедленно отправили в госпиталь. А обстрел прекратился так же неожиданно, как и начался. Вероятно, враг подумал, что все самолеты поднялись в воздух. На аэродроме установилась тишина. Покрышев посидел еще несколько минут в машине, потом тяжело вылез из кабины. От разорвавшихся снарядов шумело в голове. Пороховой дым вызвал во рту ощущение горечи. Сняв рукавицы, он взял горсть чистого снега, припал к нему горячими губами и стал с наслаждением есть.
