Может кто-то и догадывался, что именно Кристина виной тому, что у кого-нибудь из их компании то и дело пропадают вещи, но впрямую никто вопросов ей не задавал. Только одна…

Кристина взяла янтарные серьги за серебряные крючки и подняла их высоко вверх, глядя, как раскачиваются пластинки темно-желтого полупро-зрачного янтаря.

— Да не брала я твои дурацкие серьги! Это ты их куда-то засунула!

— Брехло ты, Криська! Они на кровати лежали, когда я из комнаты вышла! Там только ты была! Где они!

— Не знаю!

— Ты украла! Покажи, что у тебя в карманах!

— Разбежалась!

Она была сильнее, поэтому вырвалась и убежала. А вечером в дом к родителям уже бывшей подруги заявилась разъяренная Логвинова-старшая и потребовала объяснений — как это так, ее Кристину назвали воровкой! Сама Кристина скромно топталась у матери за спиной, и Танькина оранжевая куртка висела так близко.

— … она сама их и украла, а на мою дочь сваливает! Вы поищете хорошенько! Мы никуда не уйдем, пока я все не выясню!

Провели обыск, и вот поди ж ты — в кармане Таниной куртки обнаружилась одна из пропавших янтарных сережек. А также несколько монеток и календариков, в которых Кристина с негодованием опознала вещи, похищенные у ее друзей. (Кто бы знал, каких трудов ей стоило с ними расстаться, хоть она и старательно выбрала те, которые представляли наименьшую ценность).

На следующий день о случившемся знал весь класс, а также все четыре окрестных двора. Жизнь Тани превратилась в ад, и в конце концов она, елееле дотянув до конца третьего класса, не выдержала и перевелась в другую школу.

Это было так давно, что почти стерлось из памяти, превратившись в некий смутный сгусток, натыкаться на который, мысленно блуждая по своему прошлому, было неприятно. Но Кристина давно выросла, выросла и Таня, у которой сейчас уже была своя семья. Все украденные вещички Кристина давно растеряла, и все это уже не имело никакого значения. Но оказывается имело. Все почти стерлось из памяти… все, кроме тех вещей. Кристина уже не помнила ничего из того, что было в ее коллекциях, но хорошо помнила вещи, которые украла.

И они каким-то непостижимым образом оказались здесь. Все оказались здесь. Кто-то знал о ее прошлом. Кто-то залез к ней в голову и все узнал, а потом заманил ее в этот дом. Она была права, когда говорила о гипнотизере. А может это был и не гипнотизер. Может это был кто-то похуже.

Столовая… эта столовая с лицами богов, недобрые взгляды деревянных глаз, она здесь совсем неспроста… а может, это напротив лучшее место во всем доме… спрятаться среди богов — кто посмеет тронуть тебя среди богов, кто осмелится посягнуть на ужинающего с богами?..

Кристина вскочила, и безделушки градом посыпались на пол, раскатившись по всей комнате. Она подбежала к двери и проверила, хорошо ли та заперта, потом проделала то же самое с окном, после чего извлекла из своей сумочки небольшую коробочку, открыла ее, и сине-зеленый аквамарин сверкнул под электрическим светом. Она крепко, до боли сжала его в пальцах и зажмурилась. Камень молчал. Если здесь и была опасность, он ее не чувствовал. Не исключено, что все это затеяли настоящие искусники, которые вполне могли нейтрализовать или даже напрочь испортить ее талисманы. Кристина торопливо сунула под язык свое изумрудное кольцо, но и это не принесло никакой пользы — будущее по-прежнему оставалось темным и неизвестным. Она прижала ладонью свои кресты и заговоренную жемчужину, потом вывалила из сумки все талисманы и обереги, перебирая их прыгающими от страха пальцами. Халат сполз с ее плеч, и на свет выглянула голова вытатуированного дракона на изогнутой шее и одна когтистая лапа. Схватив пузырек с заговоренной водой, она брызнула ее на тонкую щель между дверью и косяком и немного на замок. Потом подошла к окну и обрызгала стекла. Несколько секунд Кристина внимательно смотрела, как ползут вниз, к подоконнику, прозрачные капли, словно пыталась предсказать будущее по их следам.

Достав сухие травы, она растерла их в ладонях, измельчив почти в порошок, которым насыпала вокруг кровати круг. Он получился немного неровным, но Кристина не стала его поправлять — переделывать было нельзя, и как легла крупинка, так и должна остаться. После этого она сгребла все свои амулеты и талисманы и уселась на кровати, озираясь по сторонам. За окном лил дождь, и в стуке капель теперь чудилось нечто темное, зловещее. Свечи, чуть слышно потрескивая, исходили каплями цветного стеарина, застывающего на канделябрах и шандалах причудливыми фестонами. Она сидела, бесшумно дыша ртом и слушая, как бьется ее собственное сердце.

Почему они не узнали тебя? Тебя ведь знает вся страна, но почему ОНИ не узнали тебя? Почему они смотрят на тебя, как на обычную девчонку?

Ты ведь известная певица, Кристина.

Ты известная певица, Кристина?

Ты певица?

Ты Кристина?

Логвинова мотнула головой и сжалась в комок. Кольца сияли на ее пальцах, безмолвные камни-стражники слепо смотрели на догорающие свечи.

Конечно, она певица! Ее первый альбом «Ночные поля» принес ей бешеный успех, второй — «Тень моей любви» пользовался не меньшей популярностью. Почти на все песни сняты клипы. Она — одна из почетнейших гостей на богемных тусовках. Она тесно знакома со всеми звездами, с некоторыми да-же дружит — настолько, насколько вообще можно дружить со звездами. У нее шикарная квартира в Москве. Что с того, что она решила съездить в родной город инкогнито — ведь журналисты так достают!.. И если уж кого и похитили ради выкупа, так это ее. А может, похитили и с другой целью — ведь кругом завистники…

— …если ты популярна, значит должна быть при деньгах и вполне можешь позволить себе полететь в Москву на самолете, а не тащиться почти сутки в какой-то развалюхе. Разве популярные певицы путешествуют с таким дискомфортом?

Как здесь оказались эти вещи?

Кто бы мог подумать, что детский грешок, с течением жизни утративший и значимость, и четкость, и объем, может оказаться сильнее удара кувалдой, если его вдруг подсунут тебе под нос в своей первозданной свежести?!

Кристина закусила губу, потом решительно спрыгнула с кровати, осторожно перешагнула очерченный искрошенными травами круг и направилась к зеркальному столику, где лежала чудесная серебряная палочка, а вместе с ней — покой и забвение, и безболезненное решение всех вопросов.

— Чеченец! — шипел Петр, нервно расхаживая по комнате. — Меня чеченцем обозвать! Козлы!

Он сел на кровать, но тут же снова вскочил, не находя себе места. Сборище уродов! Ему сказали ехать прямо, он и поехал, и не его вина, что дорога привела к этому чертовому особняку! Как теперь из этой ситуации выкручиваться?! Окно вынесли, стол разбили, черт знает сколько всего сожрали и еще, может, и свистнули чего-нибудь, а кто за это платить будет?! А если на него все повесят?! Мол, ты завез — ты и плати! Но ведь он же не виноват! Он же тут ровным счетом ни в чем не виноват! На тульском автовокзале наверное все уже на ушах стоят — целый автобус пропал! А может и к лучшему, что стоят. Может, найдут их? Хотя как их отыщут в этой глуши? Они ехали сюда несколько часов — и ни одной машины, ни одной!

Петр подошел к окну и вытянул шею, пытаясь разглядеть за стеной дождя свой автобус, но тот стоял слишком далеко. Надо было бы подкатить его поближе к дому, но, с другой стороны, что с ним может случиться? Да и кому он сдался бы без бензина? Разве что испортить могут, стекла побить… он же за него в ответе.

За какой именно автобус ты в ответе? Ты отвечал за другой автобус. Совсем за другой. А этот не твой.

Сливка стукнул кулаком по подоконнику. Как он мог так влипнуть — он, шофер со стажем, знающий трассу, как свои пять пальцев?! Он мог бы проехать по ней с закрытыми глазами! Кто с ним сотворил это и зачем? Денег с него не возьмешь… А вдруг они узнали про серебро? Петр побледнел, мысленно понося последними словами своего кореша Гришку, недавно втянувшего его в авантюру с торговлей краденным серебром из старых разобранных агрегатов. Елки, ведь не хотел же соглашаться, слишком стремно — в старые времена расстрельной статьей пахло… да слишком деньги нужны. Честным путем много ли заработаешь? А со всех сторон только и слышно — дай, дай! Сыну на школу, жене на шмотки, машине — на запчасти, да и самому — и есть хочется сладко, и спать мягко. Эти вот, в автобусе — белые и пушистые что ли? Тоже ведь накрали, а теперь строят из себя! Эта вон, Харченко, сучка гонорейная — с работы, видишь ли, вылетишь! Владелица клуба — знаем мы, каким местом ты себе этот клуб заработала! Вылечу я с работы — да ты доедь до моей работы вначале!