Когда думал об этом сегодня, идя домой со станции, вдруг в сознании явственно прозвучали слова: "на недвижимом камени". Епископы – "недвижимый камень" в двух возможных смыслах этого выражения. В отрицательном: именно камень – мертвого авторитета, страха, самоуверенности и т.д., и отсюда, как я говорю, – вред их на уровне повседневных "дел". Но и в положительном. Вот вчера они временно забраковали кандидатуру во епископы о.Б.Г., при том одной из причин, как мне говорили, было то, что он "инноватор"1 . Сначала меня это взбесило: что, мол, де было бы с нашей Церковью без нашего "инноваторства", то есть, по-нашему, – возвращения к подлинному Преданию и т.д. А потом, поостыв, подумал: так, да не так. Пускай они туги на принятие хорошего , но зато и плохого "инноваторства" не пропустят. Хорошее, если оно подлинно, церковно, истинно, – все-таки рано или поздно пробьется, процветет даже и сквозь епископскую обструкцию (укорененную, главным образом, в чеховском "как бы чего не вышло…"). А плохое будет задержано. И еще: чтобы процвело хорошее, достаточно иногда одного "хорошего" епископа; чтобы задержать плохое – нужны они все, нужны как именно камень . Епископы по самой своей функции – носители в Церкви консерватизма в самом глубоком смысле этого понятия, веры в то, что на глубине Церковь не меняется, ибо она сама есть "не движимый камень". Но так как в Церкви, больше, чем где-либо, "веет Дух", но и "духи", этот консерватизм абсолютно необходим, хотя он неизбежно и все время вырождается в консерватизм тупой. С епископами в Церкви почти всегда трудно, мучительно, но в лучшие минуты знаешь, что в Церкви должно быть "трудно", что "многими скорбями…". И потому, проведя с этим "трудно" и "мучительно" всю жизнь, я, несмотря на все, верю в епископство той же верой, которой, несмотря ни на что, верю в Церковь.
Любят русские люди поговорить о "религии". Сегодня на радио "Свобода" вопрос: "Батюшка, правда ли, что если кто будет крестным отцом, а вскоре после крестин ребенок умрет, он уже больше не может быть восприемником?" Подобных вопросов я слышу десятки, сотни. И почти никогда вопросов по существу. Всегда вот такие: "можно?", "нельзя?"; я готов думать, что все эти люди просто никогда не слышали о христианстве и что их религия к христианству не имеет отношения. И никто никогда им этого не говорит.
Пятница, 11 марта 1977
Перед отъездом в Чикаго и Миннеаполис. Два дня в ожидании конца кризиса в Вашингтоне: занятия какими-то фанатиками "мусульманами" трех зданий с сотней заложников. Только что по радио сообщили о благополучном разрешении. Самое страшное, что почти уже перестаешь удивляться…
1 Innovator (англ.) – новатор.
Вчера все после-обеда в писании писем. Думал ликвидировать весь "завал", а не ликвидировал даже половины.
А утром – сплошные appointments1 в семинарии и телефоны.
Получил из Парижа [журнал] SOP с моим интервью, которое я давал А.Чекану и о.Борису Бобринскому в январе. Слава Богу, ничего не переврано…
Телефон от Майи Литвиновой о письме о.Сергия Желудкова. Поеду к ним в понедельник вечером.
…И каждый занят всецело своим , и только то, что он делает, кажется ему важным. Поэтому так безнадежно трудна жизнь тех (как я), которых каждый втягивает в свое свое . У них для своего не хватает ни времени, ни сил. Иллюстрация as of today2 : а) девочки, просящие устроить конференцию о "женщине"; б) А.Трегубов – о съезде "русского" кружка; в) Верховской о "квартирном конфликте"; г) Давид [Дриллок] – об издательстве и проблемах с [библиотекарем]; д) Иван Мейендорф с приездом Патриарха Антиохийского и о том, что "нужно" поговорить с [митрополитом Антиохийской Церкви в Америке] Филиппом; е) Том [Хопко] с англиканами; ж) о.Дмитрий Григорьев с "южной епархией"; з) Майя Литвинова с положением в России; и) А.З. со своими ссорами. И это только сегодня между восемью и десятью утра, и это – не считая отдельных студентов и их "проблем"…
Чикаго. Отель "Хилтон". Суббота, 12 марта 1977
Восемь утра. Из окна – огромный вид на самый большой в мире аэродром. Каждую минуту прямо перед отелем взвивается аэроплан. Вчера вечером – Литургия Преждеосвященных Даров в Троицком соборе, затем – собрание Foundation в Миннеаполисе, вечером домой… Мне всегда не хочется уезжать из дома, но я по-своему люблю это отельное одиночество, эту внезапную тишину, остановку в моей шумной и бурной жизни.
В церкви опять то же самое: молодежь тянется, хочет, старшие безнадежны. Исповедовал молодого А.Г., с которым познакомился в прошлом году, когда целую неделю сидел в Чикаго. Чудная служба, чудное пение – по-английски, молодых. И молчаливая вражда ко всему этому старшего духовенства.
На сон грядущий читал Andrй Frossard "La France en gйnиral"3 (о генерале де Голле): "…il avait reЈu la seule rйcompense qu'il meritat et qui fыt digne de lui: Г ingratitude" (p.251)4.
Понедельник, 14 марта 1977
Болен, без голоса, с кашлем и потому – дома. Поездка в Миннеаполис "до конала" меня: две лекции, вопросы на протяжении трех с половиной часов. Уже вчера служил через силу. Днем крестили у нас маленькую [внучку] Наташу.
1 заранее назначенные ветречи (англ.).
2 на сегодняшний день (ангп.).
3 Андре Фроссара "Генеральская Франция" (фр.).
4 "…он получил единственное вознаграждение, которое он мог заслужить и которое было достойно его: неблагодарность" (стр.251) (фр.).
Только что кончил Фроссара. Книга не из замечательных или исключительных по своему "удельному весу", но всегда освежительно прикоснуться к исключительной судьбе, подышать воздухом чего-то большего, чем наш, ужасно маленький и мелочный, мир. А это как раз то, пожалуй, что Фроссар лучше всего передает: 1'absence de commune mesure1 между ним и людишками, с которыми он имел дело. Одиночество, свобода от партий, от избитых "лагерей" и идей…
Один из тех дней, когда я твердо знаю, что ничего не сделаю, никакой работы не выйдет. Возможно, это – от "перетянутой струны" трех последних дней и тоже от недомогания, и все валится из рук.
По первым сведениям, вчерашним, правда, во Франции на первом туре муниципальных выборов "ведут" левые, la gauche unie2 . И выходит: что осталось от де Голля? Есть ли, как утверждает Фроссар, "аи plus intime de la conscience nationale… se forme de maniere du reste incomprehensible 1'unite d'un peuple et I'irreductible noyau de volonte qu'il oppose aux forces de dissociation qui viennent 1'assaillir…" (p.13)3? Иными словами, есть ли это, почти мистическое национальное чувство – нация как "трансцендентальная личность"? Библия как будто говорит: да : "возлюбленный сын мой Израиль" и т.д. Но остается ли "да " это в силе после Христа? После явления Церкви? Де Голль, во всяком случае, никогда не различал нации и государства (1'Etat), последнее для него было воплощением, жизнью "нации". А это-то и кажется мне questionable4 с христианской точки зрения. Под вопросом, потому что ничто, ничто так не повредило христианству и Церкви, как слияние христианства с национализ мом, как выведение Церкви из "природного" или, напротив, сведение ее к природному.
"L'Etat": французы официально, "общепринято" не любят ни одного режима, существовавшего в их истории: ни монархии, ни революции, ни империи, ни четвертой, ни пятой республики. Что это значит? На что это указывает?
Только что долгий звонок от о.П.Кусинды. Как я и думал: началось – кого выбирать в митрополиты, как выбирать и т.д. И длиться это будет семь месяцев! Они не могут поверить, что мне решительно все равно , и совсем не от "цинизма", а от веры и знания, что безошибочная и немного страшная логика христианства, Церкви – в том, что поражение в ней претворяется в победу, а победа в поражение. Это Божественная логика, и против нее бессильны все наши расчеты и интриги…
Вторник, 15 марта 1977
