9 Ранний завтрак (англ.).

Вторник, 22 апреля 1975

Вчера в час дня вернулся из Европы. Хочу привести краткую сводку того, что происходило там.

Во вторник 15-го отлет на Lufthansa в Кельн и Мюнхен. Аэроплан полупустой, так что удалось лежать, но, увы, не спать. Часовая остановка в Кельне: дождь, серо. В девять часов опускаемся в Мюнхене. Буся и Сережа Франк встречают. Едем в Arabella Hotel, новый, "шикарный", но чудовищно безвкусный. Рядом со "Свободой" новый квартал – точно ходишь по Чикаго. Небоскребы, коробки. Иду на "симпозиум". Человек двадцать пять – "экспертов" по радиовещанию: русских, мусульман, евреев. Атмосфера серьезная и деловая. Вообще конференцией остался доволен. Самолюбие щекотали массивные "хвалы" оттуда – Е.Барабанов и др. ("Fr. Alexander is the man…"1 ).

В четверг 17-го – breakfast с Варшавскими и, как всегда, радость от встречи с В.С. Весь день – симпозиум, завтракали снова с Варшавскими и их другом – очень милым Ю.Шлиппе. Приезжает Никита Струве] – у него доклад в два часа дня. Рассказывает про триумф Солженицына в Париже – на пресс-конференции и по телевидению. В ужасе от его канадских планов. Вечером банкет в отеле, с которого мы с Никитой удираем к Т.С.Франк, вдове философа. На два часа погружаемся в атмосферу прошлого: что Бердяев сказал Франку и П.Б.Струве в 1910году, и все в этом роде… Уже полная глухота к настоящему, к действительности. Мир теней. Т.С. дарит мне книгу сына Виктора и книгу о нем…

Пятница 18-го. Весь день – симпозиум. Завтрак с Красновым-Левитиным. Милый человек, но тон сельского учителя, дидактический и всезнайный: он мне авторитетно разъясняет американское церковное положение.

После двух дней в Париже 21 апреля отлет в Нью-Йорк.] В двачаса дня в Нью-Йорке. Сегодня с утра – суматоха семинарии…

Милое письмо от Вейдле: благодарность за мою ему "благодарность" в "Русской мысли".

Среда, 23 апреля 1975

С самого возвращения из Европы – головная боль, усталость, раздражение: особенно при соприкосновении с маленькими семинарскими "делишками" и страстишками: о программе, о квартирах, о комнатах, о стипендиях…

Кормил вчера Мишу Аксенова в ресторане, рассказывал про мюнхенский симпозиум.

От усталости и раздражения спасаюсь, как всегда, в чтение "абсолютно иного" – шестнадцатый том (единственный, мною еще не читанный) дневника Leautaud. Это – август 1944года, "освобождение" Парижа, несусветная грязь и жестокость epuration2 … Читал об этом только что в книге Claude Bourdet – с обратными знаками… Но насколько же непосредственная, человеческая реакция Leautaud мне ближе и понятнее. Даже когда он ошибается,

1 "Отец Александр – это именно тот человек…" (англ.).

2 чистки (фр.).

то это от неведения, незнания. А у Bourdet – всегда parti-pris1 , ужасающее клеймо идеологизма. Читаю и думаю – только бы никогда вере, христианству не стать "идеологией".

Пятница, 25 апреля 1975

Раннее, солнечное утро в этом квартале около Бюро подоходного налога], среди небоскребов, среди кишащей толпы. И так как было еще рано ехать на радио "Свобода", прошелся по улицам вокруг City Hall2 с почти животной joie de vivre3.

И вот, наконец, "душеполезную совершивше четыредесятницу", подъем к Страстной – через предпасхальный свет Лазаревой субботы и Вербного воскресенья. И так как весна поздняя – все в семинарском саду в цвету: ярко-желтые форситии, лиловые азалии, прозрачная зелень деревьев. С детства – любимейшие дни.

А фон всего этого – кошмарный, кровавый конец Индокитая и Камбоджи, аресты в России, выборы – сегодня – в Португалии, разгул торжествующего зла и лжи при подлом поддакивании либералов всех мастей. ВчеравLe Monde – Francois Mitterand: "Pour nous l'Union sovietique est un facteur de paix…"4 ).

Великий Понедельник, 28 апреля 1975

Лазарева суббота и Вербное воскресенье – два дня беспримесной радости. Изумительные солнечные дни, чудные службы, до отказа переполненная церковь. В субботу после обедни ездили с Л. на кладбище в Roslyn, устраивали могилу родителей Л.]. Вчера днем, между службами, в Wappingers с внуками. Только пробивающаяся еще, "сквозящая" зелень. Вечером – "Чертог…".

Но вечером – и часто посещающее меня, немного мучительное чувство: как будто все то, что так радует, поражает, вдохновляет меня в Православии, и особенно в эти два, любимейших мною, дня, – не то, что ищут от Православия, видят в нем другие. Вчерашний Апостол: "Радуйтесь, и паки реку – радуйтесь!" И дальше: "Все, что достохвально, что честно…"5 . Все – о Царствии Божьем и о радостной свободе, через него воссиявшей в мире. Свобода – прежде всего – от самой "религии", от удручающего религиозного "копошения". Об этом , о "религии" – весь сон вчера ночью. Что-то кому-то я мучительно разъяснял, а самому было так это просто. Мучительные исповеди, мучительный "оборот на себя" религиозных людей, мучительная похоть на "священное". А мне все думается, что, если бы увидели люди, что – на глубине, предвечно и на все века – совершалось тогда в Иерусалиме, они прежде всего освободились бы от этого своего "я", так мучительно разрастающегося в "религиозности".

1 предвзятое мнение (фр.).

2 здесь: ратуша (англ.).

3 радостью жизни (фр.).

4 Франсуа Миттеран: "Для нас Советский Союз является фактором мира…" (фр.).

5 Флп.4.

Кончил 16-й том Leautaud. Liberation, epuration1 – ужасные годы. Вопрос: почему безбожник может быть так свободен и правдив, честен и по-своему милостив и почему именно этих качеств так трагически не хватает "религиозным" людям?

Великий Вторник, 29 апреля 1975

Вчера в 6 ч. вечера Солженицын прилетел incognito в Монреаль и поселился у Маши и Вани2 ! Все это, по обычаю, было сугубо "засекречено" (на горе бедному Сереже, подходящему к этому с точки зрения журналистской…). К чему все это приведет – неизвестно…

Переписка Bremond-Blondel, третий том. Всего каких-нибудь сорок лет прошло с тех пор, а впечатление такое, что скрылась под водою целая Атлантида, целая цивилизация, поразительная по своей тонкости. Меня больше всего поражает способность тогдашних людей (Bremond, Blondel, Laberthonniere) свободно подчиняться . Подумать только, что Laberthonniere не писал, замолчал, на протяжении десятилетий! В наши дни все это бушевало бы, протестовало, защищало бы какие-нибудь "права"! Отсюда – отсутствие в наши дни подлинного трагизма , и это значит – настоящей, внутренней победы (определяемой "логикой Креста"). "В борьбе обретешь ты право свое"3 : это теперь заменило собою: "послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя…"4 . Сейчас человек думает, что выражает и исполняет себя "гневным воплем", тогда как этот последний, будучи в сущности сродни злу, как раз ничего и не побеждает. Свободен только тот, кто "послушлив": этого совсем не знает, не понимает наше время, несмотря на весь свой пафос свободы. Эпоха бунтующих рабов, сменившая эпоху высокого "послушания" свободных людей.

Письма маме, Андрею и, в связи с ними, воспоминания о Страстной в детстве. Распускающиеся каштаны на Bd. de Courcelles в Париже].

Bremond-Blondel III, 45: "…apres tout, on peut, sans tomber dans l'heresie, vous savoir bon gre de montrer a tous qu'il n'est pas obligatoire d'etre bete ou ennuuyeux pour etre orthodoxe et pieux…"5.

Великая Среда, 30 апреля 1975

Мне как-то очевидно, что после Христа – и это значит: в "цивилизации", Им отмеченной, из христианства так или иначе выросшей, – отношение ко Христу составляет абсолютное внутреннее мерило. Именно поэтому мы можем различать пошлость, мелочность, недоброкачественность внутри куль-

1 Леото. Освобождение, чистка (фр.).

2 Маша – дочь о.Александра, Ваня – ее муж свящ. Иоанн Ткачук.