— Лежать, Ровер! Лежать! Хорошая собака! — произнесла миссис Артаксеркс.

Однако обращалась она вовсе не к нашему Роверу, а к белой морской собаке[61], вылезшей невесть откуда, несмотря на то что ей было сказано, и теперь рычавшей, ворчавшей и колотившей по воде своими маленькими перепончатыми лапками, бьющей по ней большим толстым хвостом и пускающей пузыри своим острым носом.

— Фу, какая гадость! — произнесла эта новая собака. — Поглядите–ка на его жалкий хвост! Посмотрите на его лапы! На его дурацкую шерсть!

— Да ты на себя посмотри! — не задержался с ответом Ровер, сидя на коленях морской леди. — И тебе вряд ли захочется делать это снова! Ты, гибрид утки с головастиком, претендующий на то, чтобы зваться собакой! И кто только вздумал назвать тебя Ровером?

Из этого вы можете понять, что они весьма понравились друг другу с первого же взгляда.

Действительно, вскоре они уже были большими друзьями. Ну, возможно, не такими, как с лунным псом, но это разве только из–за того, что пребывание Ровера под водой было более кратковременным. А кроме того, глубины — не такое уж приятное место для маленьких собачек, не то что Луна. В них полно темных и ужасных мест, куда никогда не проникал и не проникнет свет, потому что они так никогда и не будут открыты, покуда на свете есть свет. Ужасающие существа живут там — слишком старые, чтобы это можно было себе представить, слишком сильные, чтобы на них подействовали хоть чьи–то заклинания, слишком огромные, чтобы их измерить. Артаксеркс успел уже это заметить. Пост ПАМа — не самое увлекательное занятие в мире…

— Ну, а теперь, плывите и забавляйтесь! — произнесла его жена, когда собачья перепалка закончилась, и животные стали просто обнюхивать друг друга. — Не приставайте к огненным рыбам, не жуйте актинии, не попадайтесь двустворчатым моллюскам — и возвращайтесь к ужину!

— Простите, пожалуйста, — робко сказал Ровер, — но я не умею плавать.

— О, господи! Какая досада! — промолвила она. — А ну–ка, ПАМ (она была единственная, кому не возбранялось называть его так в глаза)! Вот наконец–то нечто, что ты действительно мог бы сделать.

— Конечно–конечно, моя дорогая! — произнес волшебник, горя желанием услужить ей и довольный, что может продемонстрировать кое–какие из своих магических способностей и тем самым доказать, что он не совершенно бесполезен в качестве официального лица (надо сказать, на морском языке у чиновников существует прозвище — что–то вроде нашего «банный лист»[62] [Очевидно, из–за их назойливости. — Прим. пер.]).

Он вытащил из кармана жилета небольшую волшебную палочку — в действительности это была его авторучка, но под водой ею нельзя было писать: морской народ пользуется такими чудными вязкими чернилами, что их никак не применишь в обычной земной ручке, — и взмахнул ею над Ровером.

Что бы ни говорили некоторые, Артаксеркс, несомненно, был очень хорошим магом. А иначе с Ровером никогда бы не случилось все то, что случилось. Другое дело, что магическое искусство, которым он владел, касалось вещей малозначительных и, кроме того, нуждалось в постоянной практике[63].

Как бы там ни было, после первого же его взмаха хвост Ровера начал приобретать рыбоподобие, его лапы стали перепончатыми, а шкура все больше и больше походила на непромокаемый дождевик. Надо сказать, наш пес быстро привык к своему новому облику и обнаружил, что научиться плавать гораздо легче, чем летать, что это почти так же приятно и совсем не столь утомительно, — конечно, если вы не будете упорно пытаться утонуть.

После пробного заплыва вокруг бальной залы он первым делом укусил морскую собаку за хвост. Разумеется, в шутку. Однако эта шутка моментально привела к драке, поскольку морской пес обладал несколько обидчивым характером. Спасаясь, Ровер бежал со всех ног. О да, ему понадобилось все его проворство!

Вот это была погоня! Из окна в окно, сквозь темные коридоры и вокруг колонн, наружу, вверх, вокруг куполов… Пока, наконец, сам морской пес не выдохся, и его дурной характер тоже, и тогда псы уселись рядышком на верхушке самого высокого купола близ флагштока. Сотканное из алых и зеленых водорослей и усыпанное жемчугом знамя морского царя плыло над ними.

— Как тебя зовут? — спросил морской пес после паузы, во время которой он никак не мог перевести дыхание. — Ровер? — переспросил он. — Так это же мое имя! Я первый получил его, поэтому тебя не могут так звать!

— Откуда ты знаешь, что ты первый?

— Ну как же! Я же вижу, что ты еще щенок, тогда как я был заколдован сотни и сотни лет назад. Полагаю, я — самый первый из всех собак–Роверов.

Мой первый хозяин был истинным ровером — бродягой, морским скитальцем, чей корабль бороздил северные воды. Это был большущий корабль — очень длинный, с алыми парусами и резным носом в виде дракона. И мой хозяин любил его и звал Алый Червь[64].

А я любил хозяина, хотя и был всего лишь щенком. Хозяин едва замечал меня, поскольку я недостаточно вырос, чтобы ходить на охоту, а в плаванье он собак не брал. Но однажды я отправился в море, не спросясь.

Он прощался с женой. Дул свежий ветер, и люди скатывали Алого Червя в воду. Вокруг шеи дракона кипела белая пена, и я внезапно почувствовал, что могу больше никогда не увидеть хозяина, если не отправлюсь вместе с ним. Кое–как я вскарабкался на борт и спрятался за бочкой с водой. И прежде чем меня нашли, мы были уже далеко в море.

Тогда–то меня и прозвали Ровером — когда вытаскивали на свет за хвост. «Вот так морской бродяга!» — сказал один. «И странная же у него судьба: никогда не вернуться домой», — сказал другой, с чудными глазами. И действительно, я так и не вернулся домой. И я так и не вырос нисколько, хотя теперь я гораздо старше — и мудрее, разумеется.

В тот раз у нас случился морской бой. Я взбежал на нос, а вокруг падали стрелы, и мечи звенели о щиты. Люди Черного Лебедя взяли нас на абордаж и швырнули за борт всех людей моего хозяина. Он был последним. Он стоял рядом с драконьей головой, затем бросился в море во всей броне, и я бросился вслед за ним. Он пошел ко дну быстрее, чем я, и его подхватили под водой русалки[65].

Я попросил их поскорее вынести его на землю, ибо многие будут плакать, не вернись он домой. Они улыбнулись и взвились с ним вверх, и унесли его прочь. И теперь некоторые говорят, что они вынесли его на берег, а другие качают головами, когда я их спрашиваю об этом. На русалок нельзя положиться: они хранят свои секреты так, что превосходят в этом даже устриц.

Я часто думаю, что на самом–то деле, вероятно, они похоронили его в белом песке: далеко–далеко отсюда все еще можно видеть кусок Алого Червя, потопленного людьми Черного Лебедя. Во всяком случае, он был там, когда я в последний раз проплывал мимо. Вокруг рос лес водорослей и покрывал его целиком, за исключением головы дракона — на ней каким–то чудом не обосновались даже полипы. И вот под ней–то я и увидел насыпь из белого песка.

Я покинул те места очень давно. Мало–помалу я превратился в морского пса — в то время старейшие обитательницы моря неплохо колдовали, и одна из них была добра ко мне. Это она преподнесла меня в качестве подарка морскому царю, деду правящего ныне, и с тех пор я всегда нахожусь во дворце или поблизости от него.

Вот тебе вся моя история. Случилось это сотни лет назад. С тех пор я повидал много верхних и нижних морей, но никогда больше не был дома.

Ну, а теперь расскажи о себе! Я полагаю, ты никоим образом не с Северного моря — прежде мы звали его Английским морем — и не знаешь никаких древних мест на Оркнейских островах[66] или поблизости от них?