Мы все ждали, поглядывая в окна, выходящие на передний двор. Трота по-прежнему видно не было. В конечном итоге мы бросили это занятие и пошли в поле. А когда мама три часа спустя вернулась, чтобы приготовить ленч, несколько досок под моим окном белели свежей краской. Трот медленно продвигался к задней части дома. Фронт работ ему ограничивали его малый рост и стремление действовать в полном одиночестве. При нынешних темпах он успеет покрасить только половину восточной стены, а там Спруилам уже настанет время паковать вещи и возвращаться к себе в горы.

После трех дней мира и тяжкого труда пришла пора для нового конфликта. После завтрака Мигель перехватил Паппи у трактора, и они вместе направились к амбару, где уже ждали остальные мексиканцы. В утреннем полумраке я потащился следом, достаточно близко, чтобы все слышать, но так, чтобы меня никто не заметил. В амбаре на чурбаке, низко опустив голову, сидел Луис. Вид у него был такой, как будто он заболел. Паппи подошел ближе и внимательно его осмотрел. Луис выглядел так, словно его избили.

Мигель на своем ломаном английском торопливо рассказал, что случилось. Оказывается, ночью кто-то вдруг принялся швырять в амбар комья сухой глины. Первый ком попал в стену сеновала, как только мексиканцы улеглись спать. Звук был как от выстрела - доски затряслись, казалось, весь амбар задрожал. Прошло несколько минут, и в стену угодил второй такой же снаряд. А потом еще один. Прошло минут десять, и они уже было решили, что все кончилось, но тут ударил еще один ком, на этот раз по жестяной крыше, прямо у них над головой. Они разозлились и перепугались, спать было совершенно невозможно. Сквозь щели в стене они пытались разглядеть хоть что-то на хлопковом поле позади амбара. Тот, кто над ними измывался, явно сидел где-то там, спрятавшись среди стеблей хлопчатника, незаметный во тьме ночи, скрываясь, как последний трус.

Луис медленно отворил дверь сеновала, чтобы лучше видеть, и тут ему прямо в лицо попал следующий снаряд. Это был камень, подобранный с дороги прямо напротив нашего дома. Тот, кто его швырнул, явно приберегал его как раз для такого вот случая, чтобы бросить прямо в кого-то из мексиканцев. От комьев глины только грохоту много, а вот камень был брошен явно с целью кого-нибудь искалечить.

У Луиса был разбит и порезан нос, он распух и стал вдвое больше нормального. Паппи крикнул отцу, чтобы тот привел Бабку.

А Мигель продолжал. Как только они перевязали Луиса и устроили его поудобнее, бомбардировка возобновилась. Каждые десять минут, как только они в очередной раз укладывались спать, из темноты следовал новый залп. Они внимательно следили за полем сквозь щели, но не заметили никакого движения. Было слишком темно, чтобы хоть что-то разглядеть. В конце концов метатель комьев устал развлекаться этими играми и перестал кидаться. Мексиканцы по большей части спали эту ночь урывками.

Тут прибыла Бабка и сразу же взялась за дело. Паппи отвалил прочь, ругаясь себе под нос. А я готов был разорваться пополам и никак не мог решить, чего мне больше хочется: то ли поглядеть, как Бабка лечит Луиса, то ли послушать, как Паппи выражает свое неудовольствие.

Я все же пошел следом за Паппи обратно к трактору, где он вывалил на отца такие слова, которые я совсем не понял. Потом он обрушился на все еще полусонных Спруилов, сидевших в прицепе.

– Где Хэнк? - рыкнул он на мистера Спруила.

– Спит, наверное.

– Он сегодня будет работать? - Слова Паппи звучали очень резко.

– Спросите у него самого, - сказал мистер Спруил, поднимаясь на ноги, чтобы смотреть Паппи прямо в лицо.

Паппи сделал шаг вперед:

– Мексиканцы нынче ночью не могли заснуть, потому что кто-то кидался комьями глины в стену амбара. Знаете кто?

Отец, пока сохранявший спокойствие, шагнул вперед и встал между ними.

– Нет, не знаю. Вы кого-то конкретно обвиняете? - спросил мистер Спруил.

– Ну, не знаю, - буркнул Паппи. - Все остальные целыми днями работают до упаду и спят после этого мертвым сном, смертельно уставшие к вечеру. Все - кроме Хэнка. По-моему, только у него полно свободного времени. И еще - на такой идиотский поступок только Хэнк способен.

Мне не нравился этот открытый конфликт со Спруилами. Они тоже устали от Хэнка не меньше нас, но все же они были его близкие. Кроме того, это ведь были люди с гор - стоит их разозлить, тут же уедут. А Паппи уже был готов сказать что-нибудь лишнее.

– Ладно, я с ним поговорю, - сказал мистер Спруил уже несколько мягче, как будто и сам понимал, что Хэнк - самый вероятный виновник ночного переполоха. Рот у него приоткрылся на пару дюймов, когда он посмотрел на миссис Спруил. Семейство явно пребывало из-за Хэнка в некотором смятении, они были не в состоянии его защищать.

– Поехали работать, - сказал отец. Все были рады покончить с этой стычкой. Я взглянул на Тэлли, но она смотрела в другую сторону, погрузившись в свои мысли и не обращая внимания ни на меня, ни на кого бы то ни было другого.

Луис все утро пролежал на задней веранде, приложив к лицу лед. Бабка хлопотала вокруг него, неоднократно пытаясь навязать ему свои «лекарства», но Луис держался твердо. К полудню он уже был по горло сыт всем этим врачеванием в американском духе и горел желанием вернуться в поле, сломан у него нос или нет.

Производительность труда Хэнка теперь упала с четырехсот фунтов хлопка в день до менее двухсот. Паппи от этого просто бесился. Время бежало, положение все более осложнялось, и взрослые стали чаще о чем-то шептаться. У Паппи ведь никогда не было больше 250 долларов свободных денег.

– Он нынче сколько собрал? - спросил он за ужином у отца. Мы только что произнесли благодарственную молитву и теперь раскладывали еду по тарелкам.

– Сто девяносто фунтов.

Мама в отчаянии закрыла глаза. Считалось, что ужин всей семьи - это время отдыха и общения. Она ненавидела споры во время еды. Праздные сплетни - обычная болтовня о последних событиях, о людях, с которыми мы были или, может быть, не были знакомы, - все это было в порядке вещей, но вот конфликтов она не любила. Пища как следует не будет перевариваться, если тело не расслабилось.

– У меня есть мысль поехать завтра в город, найти Стика Пауэрса и сказать ему, что этот малый мне больше не нужен, - заявил Паппи, размахивая вилкой в воздухе.

Нет, он этого никогда не сделает, мы все это прекрасно понимали. И он тоже. Если Стику каким-то образом удастся заковать Хэнка Спруила в наручники и засунуть в свою патрульную машину - а на такое зрелище я очень хотел бы полюбоваться, - остальные Спруилы тут же упакуют свое барахло и уедут в считанные минуты. А Паппи не станет рисковать урожаем из-за какого-то идиота вроде Хэнка. И мы будем по-прежнему скрипеть зубами и стараться как-то перетерпеть его присутствие на нашей ферме. И еще будем молиться и надеяться, что он больше никого не убьет и его никто не прикончит, а через несколько недель урожай уже будет убран, и он уедет.

– Ты ж не знаешь наверняка, что это он, - сказала Бабка. - Никто ж не видел, что это он в амбар кидался.

– Некоторые вещи вовсе не обязательно видеть собственными глазами, - выстрелил в ответ Паппи. - Мы ж не видели Трота с кистью в руке, но совершенно счастливы считать, что это он красит дом, так?

Мама, улучив момент, спросила:

– Люк, с кем сегодня играют «Кардиналз»? - Это был ее стандартный вопрос, этим она почти напрямую хотела дать всем понять, что хочет поесть в спокойной обстановке.

– С «Кабз», - ответил я.

– Сколько у них игр осталось? - продолжала она.

– Только три.

– А Мьюзиэл далеко вперед вырвался?

– На шесть очков. У него триста тридцать шесть. У Баумхольца триста тридцать. Ему Стэна не догнать.

На этом этапе полагалось вступить отцу и поддержать жену в ее попытке увести разговор в сторону от более серьезных вопросов. Он прокашлялся и сказал: