– Ты была уверена, Миранда?

– Да.

– И ты не ошибаешься?

– Конечно, нет.

– А я думаю, ошибаешься.

– Да нет же, я уверена!

– А я – нет. Ты просто спутала вину с любовью. Да, возможно, у тебя и возникло ко мне какое-то чувство, но ты просто пыталась искупить свою вину передо мной. Я уверен, что это не любовь.

– Это любовь.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, и все.

– Но откуда?

– Хорошо, я скажу тебе. Вчера, когда мы осматривали надгробия на приходском кладбище в Амберли, я вдруг поняла, что хочу быть похороненной вместе с тобой. Разве это не доказательство? Ты должен мне верить, Дэвид!

– Нет, – горько возразил он. – Тут ты ошибаешься. Я вовсе не обязан тебе верить.

– Но я говорю правду.

– Но какого черта я должен верить твоим словам? По-моему, ты очень преуспела в искусстве обмана.

– Ты ошибаешься.

– О нет! Все эти бесконечные уловки…

– Да, мне пришлось к ним прибегнуть, чтобы найти тебя и познакомиться с тобой, но на самом деле я совсем не такая. И я очень мучаюсь из-за того, что вводила тебя в заблуждение.

– Да, ты и вправду ввела меня в заблуждение. Какую же цепочку лжи тебе пришлось сплести, Миранда! Мне почти жаль тебя – так долго лгать, так старательно избегать разоблачения! Должно быть, ты очень устала от всего этого… Однако это наводит меня на другую мысль – куда более важную, чем все остальное. Скажи мне, как я могу быть уверен в том, что ты действительно не знала про бомбу?

Я похолодела.

– Но это правда. Я и не подозревала о том, что в посылке. А если бы я знала, то никогда – слышишь, никогда – не стала бы подбрасывать ее вам, как бы сильно я ни была увлечена Джимми.

– А может, ты просто убедила себя в этом?

– Нет. Это правда. Пойми, я поверила словам Джимми, потому что для сомнений у меня просто не было оснований. До того он не совершил ни одного жестокого поступка.

– Но это всего лишь слова, – сказал Джимми, – и не более того. – Я беспомощно посмотрела на него. – Но откуда мне знать, что ты говоришь правду? Я вполне допускаю, что вы с этим… Джимми решили вместе навредить моему отцу по каким-то неизвестным мне причинам. А теперь, шестнадцать лет спустя, ты стараешься внушить мне, что была лишь орудием в руках этого Джимми и ничего не подозревала о его истинных намерениях.

– Но все именно так и было! Как ты думаешь, почему Джимми попросил меня доставить посылку? Да потому что ему самому не хватило храбрости это сделать!

Дэвид задумчиво поглядел на меня, а потом снова на море.

– Пакет был положен под дверь рано утром. Это свидетельствует о том, что ты постаралась уйти незамеченной.

– Конечно. Я ведь не хотела предстать перед магистратским судом по обвинению в распространении пропаганды – а я была уверена, что кладу вам под дверь именно пропагандистскую кассету. Да, я знала, что нарушаю закон, но, как мне казалось, мои действия были оправданы тревогой за судьбу лабораторных животных. И я поверила вранью Джимми о твоем отце.

– Значит, ты специально встала очень рано, чтобы доставить пакет, да?

– Нет, я… Нет… – У меня перехватило дыхание. – Не поэтому. Все было не так. Я… я… любила Джимми – я уже сказала тебе об этом. И ту мартовскую ночь… ту ночь я провела в его квартире на Ист-стрит, и мы в первый раз…

– О, избавь меня от этого, – простонал Дэвид.

– Для меня это было великое событие, – пробормотала я. – Это произошло со мной впервые, и я была до безумия влюблена в Джимми. Случившееся между нами стало для меня доказательством его любви. Я провела ту ночь в его квартире, но я очень боялась, что мама заметит мое отсутствие, поэтому мне нужно было обязательно попасть домой до того, как она проснется. А она вставала очень рано из-за моих младших сестер, поэтому мне пришлось уйти от Джимми около пяти. И когда я уже собиралась уходить, он взял со стола в прихожей пакет – теперь я вспоминаю, что этот пакет довольно долго там маячил, – и протянул его мне, попросив положить под дверь к профессору Уайту. Я спросила Джимми, почему он хотел, чтобы это сделала я, и он ответил, что я все равно буду проезжать Уэст-драйв по дороге к дому. Это было справедливо, и я согласилась.

– Но разве ты не спросила его, что в пакете?

– Спросила, и он сказал мне, что это видео про обезьян, направленное против вивисекции, и что твой отец как раз занимается неврологическими экспериментами. – Дэвид тихо застонал и покачал головой. – И я поверила ему. Все дело было в том, что Джимми никогда, никогда не проявлял жестокости. Он был мирным человеком, этаким героем – борцом за права животных, который публично отвергает насилие как метод борьбы. Никто, никто не мог заподозрить его в экстремизме. А у меня уж тем более не было повода для подозрений, к тому же я хотела произвести на него впечатление, а потому пообещала доставить пакет и… сдержала свое обещание. Джимми сказал, что твоего отца ждет «небольшое потрясение», но только на следующий день, узнав правду, я поняла истинный смысл его слов.

– Ты приехала на велосипеде?

– Да.

– Значит, это ты была той женской фигуркой, которую заметил молочник?

Я кивнула.

– Боже милосердный, – тихо сказал Дэвид. – Так это была ты. Это была ты. – Он запустил руку в волосы. – Ну, Миранда, спасибо тебе за то, что наконец-то рассказала мне обо всем. Сколько времени тебе потребовалось на это – шесть недель? А теперь я хочу, чтобы ты сказала мне кое-что еще. – У меня душа ушла в пятки. – Кто этот Джимми? – спросил Дэвид, пристально на меня глядя. – Кто он такой? Я хочу знать его полное имя и чем он занимается. Ты говорила, что встретила его недавно, значит, ты сможешь ответить на мой вопрос.

– Нет, не могу, – жалобно выдавила я.

– Ты можешь.

– Хорошо – да, я могу. Могла бы, но не хочу.

– Но ведь у меня есть право это знать.

– Верно. Но у меня есть право не говорить тебе. Прости меня, Дэвид, если бы у меня была возможность, я бы сказала, но пойми – все дело во мне, а не в Джимми. Если я выдам Джимми – каким бы подонком он ни был, – это будет подло и нечестно.

К тому же я знакома с его женой, и это может разрушить их брак. И потом, я уверена, что с тех пор он не сделал ничего ужасного и больше ни для кого не представляет угрозы.

– Но чем же объяснить тот его… поступок?

– Если бы я только знала! Но я не знаю. Он так и не объяснил мне истинных причин. На следующий день после того… кошмара мы виделись с ним в последний раз. Вскоре я узнала, что он уехал из Брайтона, и с тех пор я потеряла с ним всякую связь.

Какое-то время мы посидели молча, слушая крики чаек, кружившихся над нашими головами.

– Как странно, – сказал Дэвид несколько мгновений спустя. – Мы с тобой оказались по разные стороны баррикад в одной и той же чудовищной истории.

– Да, – пробормотала я. – Это так. За последние шестнадцать лет я очень часто думала о тебе. Я пыталась представить себе, что произошло с тобой и насколько тяжелыми оказались твои раны. Я так переживала, Дэвид, – это было для меня чудовищным потрясением.

– Это ты сейчас так говоришь.

– Я говорю так, потому что это правда. Я ведь даже писала письма, в которых рассказывала тебе всю правду и просила у тебя прощения. Но потом я всегда рвала их, опасаясь, что ты пойдешь в полицию и моя жизнь будет разрушена.

– Бедная Миранда, – вздохнул Дэвид. – Бедная Миранда…

В моей душе вспыхнула искра надежды.

– Мне тебя очень жаль. Правда. И, возможно, ты действительно говоришь правду. – Он пожал плечами. – Этого я не знаю, но знаю другое, – он поднялся со скамейки. – После всего случившегося наш ланч отменяется. Не могли бы мы вернуться к твоей машине?

– Зачем?

– Хочу забрать свои вещи. Я поеду в Лондон на поезде.

– О, Дэвид, пожалуйста, не уходи. Если хочешь, мы будем долго-долго разговаривать обо всем этом, но, пожалуйста, не уходи. Только не сейчас!

– Но больше нам говорить не о чем. Ты наконец поведала мне правду, и мне больше не хочется быть с тобой, Миранда. И дело не в моих раках и даже не в том, как они изменили мою жизнь. Просто эта бомба должна была убить моего отца, поэтому извини, но мне как-то не хочется дружески общаться с женщиной, подбросившей бомбу к нам в дом. – Он взял свой пиджак. – Мои чувства к тебе… изменились. Я тебе больше не верю. Когда мы играли в шахматы, ты сказала мне, что стратегическое мышление – не твоя сильная сторона, но, похоже, ты и тут слукавила. Я даже подозреваю, что ты умело манипулировала мной, добиваясь, чтобы я полюбил тебя, а потом и простил. Но я не могу тебя простить. Да, я действительно влюбился в тебя, но это чувство я питал к кому-то другому – к другой женщине, которую считал тобой. Так я могу забрать свои вещи? – тихо спросил он.