Я повертела в руке бокал.

– Да, вы угадали.

– Итак, вы вегетарианка с собакой-сосиской!

Я улыбнулась. Официант подошел к нам, и, пока Дэвид с ним беседовал, я в очередной раз украдкой взглянула на его изуродованные руки. Мне с трудом удалось подавить рыдание.

– Миранда, вы пьете белое вино?

Я кивнула. Официант вернулся с бутылкой хорошего шабли. Я сделала порядочный глоток, и мне сразу же стало намного легче. Вскоре принесли первое блюдо – салат из моццареллы для меня, а для Дэвида – маринованных креветок. Тут я заметила, что он как-то странно держит вилку – словно бы не в состоянии держать ее обычным образом. Он заговорил со мной о работе. Беседа потекла легко, поскольку у меня всегда в запасе масса занятных историй. Потом пришла моя очередь задавать вопросы Дэвиду.

– А вы всегда хотели быть фотографом? – спросила я, затаив дыхание.

– Нет, вообще-то я намеревался стать врачом.

– Правда? То есть вы изучали медицину?

– Да.

– А в каком университете?

– В Кембридже.

– Вы учились в Кембридже?

«Ты был в Кембридже и ушел оттуда, не доучившись, – из-за меня».

– Да, но мне пришлось расстаться с медициной, – объяснил Дэвид, положив нож.

– О… Почему? – с притворным удивлением спросила я.

– Потому что… гм… я был вынужден уйти из университета как раз посередине курса.

Теперь я вспомнила слова бывшего соседа Дэвида о том, что тот не доучился в университете.

– Со мной произошел… несчастный случай, – запинаясь, произнес Дэвид. – Вы, наверное, заметили.

– Нет, я…

– В общем, я пропустил несколько месяцев. Надо сказать, в колледже к моим проблемам отнеслись с большим пониманием и предложили мне взять академический отпуск. Но к тому времени, когда мне… гм… стало лучше – если это можно так назвать, – я уже потерял интерес к медицине.

– Но… почему? – тихо спросила я, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди.

– Понимаете, я просто не хотел быть врачом после всего, что со мной произошло. Возможно, я слишком долго пробыл в больнице. Пересадка кожи, видите ли… отнимает много времени… Впрочем, вы знаете об этом не хуже меня.

У меня перехватило дыхание.

– Но… откуда же мне знать? Он удивленно взглянул на меня.

– Ну… вы ведь работали ветеринаром, не так ли?

– О… да… конечно.

– Одним словом, моя жизнь словно бы… остановилась. Потребовалось время, чтобы прийти в себя.

Теперь я могла открыто смотреть на его руки – раз уж он сам заговорил о них. Мне неудержимо хотелось взять их в свои и погладить, и сделать так, чтобы этим бедным рукам стало лучше.

– Мне так жаль, – пробормотала я. «Мне ужасно, ужасно жаль…»

– Не переживайте, – сказал Дэвид. – Вы в этом не виноваты.

«Но в этом виновата именно я».

– Они не очень-то красивы, но, по крайней мере, могут работать. Надеюсь, это вас… гм… не смущает.

«Это очень, очень меня смущает!»

– Ну что вы – конечно, нет.

– Прошло уже столько времени…

– Шестнадцать лет. Он моргнул.

– А вы сильны в математике.

Я посмотрела на него, вне себя от волнения.

– Так быстро сосчитали, – добавил он.

– О… да… вы говорили, что дошли до середины курса, значит, вам было около двадцати… – Я запнулась, но продолжила: – А во вторник вы упомянули, что вам тридцать шесть.

– Разве? – Он взглянул на меня с нескрываемым изумлением. – Что-то я такого не припомню.

– Да, кажется, вы говорили… я совершенно… уверена, что… говорили.

«Заткнись, Миранда!»

– Что ж, очевидно, вы правы. Так или иначе, я решил взять тайм-аут, чтобы прийти в себя. Я поехал в Сан-Франциско – в гости к другу. Его родители переехали туда. Я ведь, кажется, рассказывал вам, что мы жили в Штатах, когда я был маленьким?

Я кивнула.

– В общем, старшая сестра моего друга работала фотографом в «Сан-Франциско экзаминер». До сих пор вспоминаю, какое сильное впечатление она на меня произвела… Сперва она уходила и снимала потрясающий материал, потом по полночи проявляла пленку – она была страстно предана своему делу! А главное, на следующий день фотографии появлялись в газете. У меня была куча свободного времени, и сестра друга показала мне, как работает фотоаппарат, разрешила входить в темную комнату и проявлять снимки. Короче говоря, я увлекся фотографией и решил бросить Кембридж…

– И все-таки жаль, что вы ушли из университета.

– Поймите, мне показалось бессмысленным туда возвращаться. Я поступил в Лондонский политех на отделение фотографии, и, по счастью, к тому времени руки уже почти зажили. Кстати, в результате несчастного случая я получил кое-какую финансовую компенсацию – что-то вроде страховки. Я купил отличную, хотя и подержанную «Лейку» – кстати, ту самую, которой фотографировал вас. Оказалось, я в состоянии ее держать. Конечно, левая рука действует неважно – повреждено сухожилие, – но главное, чтобы правая работала. К счастью, у меня не было проблем с фокусировкой и перемоткой, а иначе я бы едва ли справился с учебой. В общем, получив диплом, я пару лет проработал ассистентом фотографа, а потом меня приняли в «Рейтер», и это оказалось настоящим прорывом.

– Значит, вы стали фотожурналистом. А почему вас не привлекла работа, скажем, фотохудожника? Фотографировали бы разные пейзажи, а еще лучше – моделей.

– Ну, вообще-то мне нравится снимать пейзажи, и одно время я увлекался этим. Но дело в том, что в какой-то момент я очень заинтересовался политикой. Раньше, когда я был подростком, эта сторона жизни мало меня волновала, но позднее, в двадцать с небольшим, я стал более… – он помедлил, – политизированным.

Уж я-то догадывалась, почему так получилось…

– Знаете, с вами так легко общаться, – с некоторым удивлением сказал Дэвид. – Обычно собеседник из меня никудышный, но с вами я, кажется, мог бы говорить часами. Даже не знаю почему. Наверное, потому что вы слушаете с таким сочувствием.

– Правда?

– Да. Мне кажется, вы по-настоящему… сопереживаете. Вот вы только что так взволнованно слушали мой рассказ о том… несчастном случае. Я нахожу это очень трогательным.

Пока я ломала голову над ответной репликой, явился официант и унес тарелки.

– Я беспокоился, что вы не согласитесь поужинать со мной сегодня, – продолжал Дэвид. – Ведь я наверняка показался вам грубым, да?

– А я боялась, что кажусь вам чокнутой.

– Мы как-то неуклюже начали наше знакомство, правда?

Я кивнула.

– Сказать вам, почему я пригласил вас? – неожиданно спросил он.

Возникла пауза. Я посмотрела ему в глаза и заметила в них янтарно-зеленые пятнышки.

– Да, – пробормотала я. – И почему же?

– Потому что вы так огорчились, когда я отказался от пива. – Он повертел перед собой ложку. – У вас было такое выражение лица, словно вы действительно… раздосадованы. Впрочем, я, наверное, обольщаюсь, но вид у вас был не на шутку опечаленный. В общем, меня это так растрогало, что я решил пригласить вас на ужин.

Он улыбнулся, и маленький шрам в форме полумесяца, к которому я наверняка имела самое прямое отношение, исчез в образовавшихся от смеха морщинках.

За горячим беседа стала еще более непринужденной. С радостью и в то же время с ужасом я поняла, что нравлюсь Дэвиду, – увы, долго это не продлится… Он сказал мне, что разведен.

– Как долго вы были женаты? – поинтересовалась я неискренним тоном.

– Чуть больше года.

– Недолго.

Он покачал головой.

– Брак оказался ошибкой. У нас с женой было слишком мало общего, – пояснил он. – Да еще эти постоянные разъезды – и у меня, и у нее.

– А чем она занимается?

– Катя – модель. Многие фотографы встречаются с моделями. Такие знакомства возникают легко – мы вращаемся в одних кругах, и стиль жизни у нас в чем-то схож. Мы с Катей очень нравились друг другу, но брак был ошибкой. Нам следовало ограничиться романом.

– Вы порвали с ней?

– Нет. Она меня оставила. Она сказала, что я плохо с ней обращался, в чем, вероятно, есть доля правды. Катя считает, что я мало с ней разговаривал и вообще вел себя эгоистично. Наверное, она права. Фотографы нередко бывают эгоистами – работа у нас такая. – Он подлил мне вина. – А как насчет вас, Миранда? Вы ведь живете одна, да?