Когда-то всю жизнь Эмили взорвал подобный фейерверк. Пятнадцати лет отроду она встретила мужчину, который спустя три года стал ее мужем и с которым она прожила девятнадцать лет. Они любили друг друга, почти не ссорились, потому что муж обладал мягким характером и терпеливо сносил взбалмошный и властный нрав Эмили, и были счастливы. Так, наверное, и прожили бы до самой старости, но прирожденная страстность натуры Эмили рано или поздно должна была заявить о себе.
Ей было в ту пору тридцать семь, но выглядела она настолько молодо, что многие недавние знакомые считали, что у них с мужем значительная разница в возрасте, а он был старше ее всего-то на пять лет. Она была очень красива, на нехватку поклонников жаловаться не приходилось. Иногда Эмили дарила небрежный поцелуй какому-нибудь особенно настойчивому ухажеру, но ни разу не позволила себе ничего большего. Она была примерной женой, у нее была безукоризненная репутация. Даже что-то пуританское проскальзывало в ее суждениях – аристократическое южное воспитание давало себя знать. Свой темперамент Эмили зажала в тиски суровой морали, как ее прабабушка затягивала в корсет свою талию. Она была образованной рафинированной дамой, женой хорошо известного в научных кругах биолога.
И вот женщина, которая еще вчера дорожила своей незапятнанной репутацией и оберегала покой супруга, забывает обо всем на свете и становится притчей во языцех у всего города…
Она влюбилась. Нельзя сказать, что Эмили не любила мужа. Она испытывала к нему безграничную нежность, она ценила и понимала его, он был ей близок, как никто… Она любила его, но это чувство было ей не по росту.
Это был не тот размах, не тот накал. Это была любовь, которая не смогла устоять перед страстью. Эмили не сопротивлялась захватившему ее чувству, не задумывалась о последствиях, не колебалась в выборе. Она сожгла все мосты и сама отдалась всепоглощающему пламени.
Ричард был на три года младше нее. Он уже год с лишним наслаждался свободой, оставив жену и двоих детей. Этот человек был полной противоположностью мужа Эмили: неглупый, но не образованный, сильный и властный. Привыкшая к почитанию и обожанию Эмили вдруг оказалась в беспрекословном подчинении у человека, который, хоть и окружал ее заботой и ухаживал за ней так, как, по его мнению, подобает ухаживать за женщиной, но не понимал ее и не осознавал, что она отличается от тех женщин, с которыми он привык общаться. А Эмили была так влюблена, что Ричард с его грубостью, жаргонными словечками и ругательствами стал для нее олицетворением мужественности. Так в старину знатная дама могла отдать предпочтение конюху, от которого несло навозом и потом, и ни один сиятельный граф в белоснежных манжетах не был в ее глазах столь привлекательным.
Ричард многое умел, но плохо ладил с людьми. Он вечно бывал зол на чьи-то происки, подсиживания и наветы. За него держались, ценя его умения, и смотрели сквозь пальцы на его вздорный характер и частые выпивки. Но он все равно был уверен во всеобщей недоброжелательности. Если бы он был женщиной, то несомненно имел бы репутацию стервы, но он был мужчиной, а потому считалось только, что у него сложный характер и, к тому же, проблемы с алкоголем.
Он снимал дешевую квартиру на окраине города, по соседству с местной табачной фабрикой. Эмили появлялась там в его выходные, и в этой берлоге холостяка, с убогой мебелью и одноразовой посудой, недоеденными пиццами и пустыми пивными бутылками на столе, она была по-настоящему счастлива. Она боролась с этим безобразием, но с чрезвычайным трудом наведенное подобие порядка длилось недолго: стоило ей не появиться день-два, и Дик вновь приводил квартиру в более привычный для нее вид.
Виделись они практически каждый день. Муж Эмили полностью доверял ей, поэтому никогда не задавал вопросов, где она была и как провела день.
Она всегда сама делилась с ним всем, что казалось ей интересным. А теперь ей приходилось лгать, чтобы не заронить в нем подозрений своим молчанием. Впрочем, чем дальше, тем чаще она все же отмалчивалась. Ужин, обычно проходивший в оживленной беседе, теперь, бывало, походил на поминальную трапезу: муж внимательно посматривал на Эмили, пытаясь понять, что с ней происходит, а она избегала его взгляда и грезила наяву о своем любовнике.
Им не хватало встреч по выходным. Они не могли проводить вместе ночи, поэтому днем старались утолить ту любовную жажду, что одолевала их. Менялись места работы Ричарда – и менялись декорации их встреч. Сначала это была комната под самой крышей в автомастерской, где они познакомились, когда Эмили решила подлечить свой «ситроен», предшественник белого «фольксвагена». Потом – склад в магазине, где Ричард работал охранником. И, наконец, бесчисленные пустые помещения ремонтируемых квартир и офисов, откуда Эмили зачастую возвращалась с известкой в волосах и пятнами краски на платье.
Они напоминали двух сумасшедших. Едва появлялась Эмили, Ричард бросал работу, и они надолго исчезали. Затем он возвращался на рабочее место, а она, затаившись, ждала, когда он снова улучит момент, чтобы вернуться к ней. Конечно, они старались не привлекать к себе внимания, но это было невозможно. Косые взгляды, смешки и перешептывания стали неотъемлемым фоном их отношений. Но им это было почти безразлично. Они ни о чем не могли думать, кроме как друг о друге, о том моменте, когда их губы сольются, когда переплетутся тела и они вновь станут одним целым.
Муж Эмили был первым, кто почувствовал, что с ней что-то происходит, но последним, кто узнал, что именно. О его рогах судачил весь город, но он до самого последнего момента не ощущал их тяжести, предполагая все, что угодно, но только не то, что стал участником самой банальной и пошлой драмы.
Фейерверк страсти длился более полугода. Потом начался спад. Нет, Эмили была по-прежнему влюблена и готова отдавать себя без остатка, но Ричард… Он был ненасытен, и одной, пусть даже очень красивой и соблазнительной женщины ему было мало. Однажды Эмили обнаружила в его комнате чьи-то чулки, в другой раз от него исходил едва уловимый запах чужих духов… А главное, его глаза уже не вспыхивали так жадно, как это бывало прежде, его руки не торопились сорвать с нее одежду… Начались сцены ревности, упреки, слезы – словом, все то, что мужчина просто не в состоянии долго переносить.
Теперь Ричард встречал ее холодно и давал понять, что она отвлекает его от работы и компрометирует в глазах коллег и начальства. О том, что она давно уже погубила свою репутацию, он не вспоминал. Ведь она взрослая женщина, не правда ли? Так к чему строить из себя соблазненную школьницу? Эмили чувствовала его растущее раздражение, но ничего не могла с собой поделать: каждый день ему приходилось видеть ее заплаканные глаза, ее осунувшееся лицо. Ричард не был каким-то злодеем, и его чувство к Эмили было действительно серьезным. Но он не хотел менять свою жизнь, не испытывал желания снова связывать себя женитьбой и клясться в вечной любви и верности.
Они выходили на улицу, потому что он теперь предпочитал не афишировать их встречи перед коллегами, и Эмили начинала свой бесконечный, повторявшийся из раза в раз монолог, а Ричард молча курил, и лицо его было совершенно спокойным. По выходным она приходила к нему, как прежде, но теперь его часто не оказывалось дома. Эмили по привычке прибирала квартиру, что-то готовила (никогда прежде не занимавшаяся хозяйством, она за полгода научилась неплохо готовить), а потом ей не оставалось ничего другого, как только сесть за накрытый на двоих стол и, спрятав лицо в ладонях, горько расплакаться. Когда же она заставала Ричарда дома, он вдруг вспоминал, что ему необходимо срочно уйти, а на все ее расспросы бросал одну-единственную фразу: «Я никогда не отчитывался даже перед женой!» Эмили казалось, что ее Дика подменили другим человеком. Ведь тот, прежний, ее Ричард никогда бы не смог произнести подобное, да, он не слишком хорошо воспитан, но он никогда не был хамом. И у него не было от нее никаких секретов, она знала о каждом его шаге, они рассказывали друг другу о каждом часе, проведенном в разлуке… Тот Ричард любил ее, а этот… Он не гнал ее от себя и иногда даже занимался с ней любовью, а ей казалось, что пока он хочет ее, еще не все потеряно. Правда, в постели все теперь происходило не совсем так, как она представляла себе в грезах о возлюбленном. Секс имеет свою душу, а то, что происходило между ними теперь, больше напоминало гимнастические упражнения.
