Понятное дело, я его вовсе не создавал. Потому что он был всегда.

В Кишиневе, в Долине Роз. Долина Роз – это такая долина с тремя озерами. Популярное когда-то среди горожан место для прогулок. В ней много холмов, два из которых соединены висячим мостом. Под ним, в небольшом ущельице, течет ручей, почему-то безымянный.

Для всех, но не для меня. В 1999 году я специально обратился в Департамент архитектуры и строительства мэрии Кишинева. После долгих проволочек и уплаченных трехсот леев меня допустили в святая святых Департамента – городской архив. Там-то, просматривая толстенные фолианты, справочники и просто кипы листов, я наткнулся на план города, составленный в 1897 году офицером Российской армии, капитаном инженерных войск Николаем Дубриничем. На карте я обнаружил схему Долины Роз. Что примечательно: дотошные русские картографы нанесли на нее старинные названия чуть ли не каждого камня Кишинева. Те самые названия, которые существовали еще до прихода в эти земли турок, а после них – русских. А до них всех – татар, армян, евреев и молдаван.

Тигр. Вот как называется маленький ручеек, текущий под висячим мостом в кишиневской Долине Роз.

Вы могли бы заметить, что он так назывался раньше, а сейчас его могли переименовать. На что я могу возразить: коль скоро ручей так и не был переименован (трудно было подождать, когда я до этого доберусь?!), стало быть, название остается за ним прежнее. Библейское. Я бы даже сказал, аллюзия налицо.

Можете смеяться, но второй ручеек, что начинается как раз у заброшенного польского кладбища (на вершине десятого холма, у другого входа в Долину Роз) называется Евфрат. Итак, Тигр и Евфрат. Первые библейские ручьи Кишинева.

И конечно, легендарные Адам и Ева должны были жить здесь, если бы я их создал. Что? Да сколько же повторять: я не создавал людей!

Как все произошло? Увы, на деле люди, которых я не сотворил, забрели в рай, созданные не мной, и там обосновались. И все это – в легендах, придуманных, опять же, не мной.

На самом деле (о, в разговоре с вами я эти «на самом деле» привык употреблять часто) никаких Адама и Евы не было. Это легенда, основанием для которой послужила история Иисуса и Марии Магдалены (именно через «е»), три недели проведших в Гемисаретских садах. Аналогии слишком явственны: в обоих случаях местом истории служит сад, герои – мужчина и женщина, оба из сада уходят (изгнаны). Вообще, у вас есть дурная привычка: дублировать историю, случившуюся один раз, в нескольких экземплярах и разносить ее по времени и в разные места Земли. Размножение. Это единственное, чему вы научились. Вы здорово размножаетесь сами и потрясающе размножаете свои мифы.

Один Гомер чего стоил!

Изгнания пары из так называемого рая не было бы никогда. Какое мне дело до того, что съели бы в Эдеме два человечка. Познания? Предположим, все это было правдой. Предположим, они съели яблоко. Предположим, они что-то там познали…

Ну, и много вам дали эти познания?

Ворон отчего-то взрывается ворохом перьев и исчезает с балкона. Я чувствую, как по моей щеке что-то течет, и понимаю, что это кровь. Что за чертовщина? Из глубины парка, стоя на одном колене, в меня целится из ружья какой-то коротышка. Видимо, отстреливает ворон. Я приветливо машу ему рукой и сажусь на пол балкона. Мало ли что. Я бы не хотел, чтобы это сделал кто-то другой. Ворона жаль, но ничего не поделаешь.

После того как я поблагодарил хозяина брички, который подвез меня и высадил в Унгенах, я наскоро пообедал в городе и встретил Ирину. Об этом эпизоде своего путешествия мне не хотелось бы вспоминать. Но я ничего не могу поделать: говорю же, я еще не научился давать ход мыслям упорядоченно. Она была официанткой в кафе, где я обедал.

Ирине было семнадцать лет, у нее никогда не было парня, и ей нужен друг. Друг. Она решительным тоном отвергала любые сомнения в чем бы то ни было. У ее соседки жила женщина, с которой соседка спала. Ирину это шокировало. Ее разрывали противоречивые желания и стремление бесконечно болтать: она хотела детей, боялась забеременеть, ненавидела гомосексуалистов, ее папа работал в ремонтной мастерской для автомобилей, мама – повар в ресторане на углу улиц Пушкина и Бернардацци, она терпеть не могла уроки английского языка…

У нее были очень длинные – как раз до большого, слишком, пожалуй, большого зада – волосы.

Задремав, я гладил ее полную ногу.

– Разумеется, – голос стал за два дня еще вкрадчивей, пожалуй, – мы вас не торопим. У вас есть неделя.

– Это все таможня, – я пытался придать голосу хрипоту, – они не выпускают молдаван.

– Я, – погладил меня голос, – прекрасно осведомлен об этом затруднении и в любом случае с нетерпением жду вас, любезный Прометеус Балан.

Я начинал верить в чудеса.

Девица, пожалуй, была чересчур крупновата. И полновата, чего уж там. Зато очень сладко пахла.

Еще у нее был удивительно маленький для девицы ее габаритов рот, очень тесный и ужасающе ловкий. Большой белый зад Ирины наводил на меня священный ужас. Я боялся, что если опущу туда лицо, то пропаду. Никогда ничего больше не увижу. Роды наоборот, вот чего я боялся. Мы очутились в одной постели, едва пришли к ней домой. Ей очень нужен был мужчина. Мне нужна была женщина. Мы поладили.

Мне казалось, что она очень глупа. Кажется, я не ошибался.

Казалось, она не скажет слова из трех букв, когда можно отделаться одним «а». Максимальное упрощение. Первое, что она мне сказала после соития:

– Теперь мы будем вместе всегда.

– Что? – Я не слушал.

– Ты будешь мой. Навсегда мой. Нам теперь ничего не нужно. Ты бы хотел быть вместе со мной здесь всегда? Никуда не выходить, просто быть рядом?

Я собирался остаться еще на день. Потому ответил:

– Конечно, я хотел бы остаться здесь навсегда!

Она тяжело, как и я, дышала. У нее был писклявый и тонкий, как ее рот, голос. Кажется, верхом сексуальной распущенности для нее было то, что мы очутились здесь вдвоем. Я приподнялся и глянул на Ирину: под ее тушей были распластаны прекрасные длинные волосы, почти до колена. И потянув за один волос, попавший каким-то образом между нашими тесно сжатыми животами, испытал необыкновенно сильное влечение.

Сказать, что я испытываю такое же влечение к спящей в комнате Елене, было бы неправдой. Тогда, на пути в замок Дракулы, который, и я уже догадывался об этом, был моим работодателем, я попал в сети Ирины. Она высосала мое мясо, мою плотскую страсть. Обглодала меня до скелета, оставив душу. А вот Елена-то как раз душой и занялась. Мне будет не хватать ее, девушки из снов.

Я пробыл у Ирины неделю, и на седьмую ночь мне приснился ужасный сон. Этого было достаточно, чтобы я собрался и ушел рано утром к Пруту. Там, говорили местные жители, желающих переправиться ждут лодочники. У меня крепкие нервы, но я ненавижу кошмарные сновидения.

Я приподнимаюсь и вижу, что мужчина с ружьем, погрозив мне кулаком, уходит в церковь. Все, что осталось от ворона, лежит на асфальте под моим балконом.

Интересно, пережил ли Прометей своего ворона?

Со мной он полностью оскотинился, и мне это пришлось по нраву. Честно говоря, мне плевать, что Прометею пришлось задержаться по пути в замок графа. Мне плевать, что это отодвинуло разгадку тайны Молдавии на девять лет. Для меня нет времени, нет Молдавии, нет ничего. Есть только одно для меня.

Лишь плоть. Я – Чрево. Меня называли Геей, Астартой, Афродитой, Богородицей, Мадонной. Мое имя не имеет значения. Я всепожирающая плоть, я чрево, я жажду лишь плоти и семени, которое бы оплодотворило меня. И это отличает меня от жалких суккубов, которые балуются тем, что переносят семя от мужчины к женщине. Я сама жажду семени – в себя!

Мне на все плевать, я существую больше, чем вечность. Я плыву на своем маленьком островке и жду, когда ко мне придет очередной мужчина. Времени в моем доме нет. В моем доме – застывшая вечность.