Николай Агаянц
Дело о бананах
ГЛАВА I[1]
— Я закрыла, я закрыла! Кон мой.
Три старые метиски играли в лото, пристроившись прямо на земле у входа в лачугу, сколоченную из фанеры и ржавой жести. Такие же хибары кособочились средь чахлых пальм и широколистых банановых кустов, потускневших от едкого зноя и пыли. “Плайита” (пляжик) — так назывался этот район Колона. Но от пляжа тут был разве что прибрежный белый песок, на котором неприглядные строения выглядели как мусор, оставленный на суше морским отливом.
Старухи оторвались от игры. Примолкли. Удивленно уставились на Иселя. Глазами ощупали дорогой костюм из тропикаля, яркий галстук, до блеска начищенные башмаки.
— Будет пялиться на франта. Хосефина! Я тебе говорю. Твоя очередь.
— Сорок пять! Два! Семнадцать!
Исель Прьето завернул за угол. Быстро направился к бодеге “Трианон”, распахнул дверь и увидел настороженные взгляды парней, которые потягивали тростниковую водку у деревянной стойки.
— Что вам угодно, сэр? — на ломаном английском спросил хозяин. Иселя частенько принимали за янки из Зоны: голубоглазый и светловолосый, он меньше всего походил на панамца.
— Вы не Маноло? — по-испански спросил Прьето.
— Да, сеньор. Чем могу быть полезен?
— Потолковать бы нужно. — Исель покосился в сторону парней, всё так же настороженно смотревших на чужака. — Дело есть.
— Пройдемте в мой офис, — без особого энтузиазма отозвался хозяин “Трианона”. Не торопясь вытер руки захватанным полотенцем. Убрал со стойки початую бутылку. Запер кассу.
“Офис” оказался тесным чуланом. Маноло предложил посетителю единственный табурет, а сам взгромоздился на мешок не то с фасолью, не то с рисом (как и во всякой бодеге, в “Трианоне” подавали спиртное и продавали продукты).
— Я из полиции…
— Что вас носит спозаранку? — буркнул Маноло. — Я всё рассказал вчера сержанту Рамосу. Обычная поножовщина.
Начальник полицейского участка “Плайиты” и впрямь опросил свидетелей сразу после происшествия. Но сделал это весьма поверхностно. Сержант не знал, да и откуда ему было знать, какое значение случившемуся могут придать в столице. В Сьюдад-де-Панама.
— А теперь расскажете мне. И поподробнее.
Понукаемый вопросами капитана Иселя Прьето, несловоохотливый Маноло выложил всё или почти всё, что ему было известно.
Фредди — его знали в “Плайите” только по имени — выходец с Барбадоса. Таких много в Колоне: барбадосцев и прочих вестиндцев. Американцы охотно нанимают негров из Вест-Индии на самую тяжелую, плохо оплачиваемую работу. Удобно: неприхотливы они, и английский для них — родной язык. Этот тоже начинал простым грузчиком в Зоне канала. Но очень скоро пошел в гору. Стал “тимлидером”, старшим в бригаде. Холуйствовал, наушничал, выслуживался как мог. Втерся в доверие к боссам. И года два назад кто-то из янки устроил его на работу в компанию “Чирики лэнд”. На теплое местечко. (“Чем уж там занимался Фредди, один бог ведает. Но деньги зашибал немалые. Его девчонка — Ксиомара — рассказывала. Он ей писал, приветы передавал с оказией, а то и подарки слал…”)
19 мая, в воскресенье, Фредди приехал в Колон и около десяти вечера завалился в “Трианон”. Всегда скандальный и задиристый, был он на этот раз непривычно сдержан. Посмотрел молча на Ксиомару, которая стояла в обнимку с Уго Санабария. Раскурил сигару и тихо сказал своей ветреной возлюбленной: “Развлекаешься, значит? А я думал, что ждешь меня…” Та освободилась от объятий Уго и ринулась было к Фредди, да новый дружок удержал её. Может, всё и обошлось бы. Барбадосец сплюнул и пошел к выходу. Конечно, обошлось бы, но Уго — тщедушный недомерок — распетушился и крикнул вдогонку: “Проваливай отсюда, чернозадый. Вали, вали и больше мне не попадайся!” Фредди — на него страшно было глядеть в эту минуту — круто развернулся. Здоровенными своими кулачищами он размазал бы мозгляка по стене, да напоролся на нож. Нож по самую рукоятку вошел в горло. Фредди рухнул замертво. В поднявшейся суматохе Уго удалось убежать.
— Прячется где-нибудь неподалеку, у одной из своих девок. Его вам нетрудно будет разыскать.
Искать убийцу? Пусть этим занимается местная полиция. Капитан Прьето не для того был послан в Колон. Его интересовал убитый.
— Скажите-ка, Маноло, как быстрее пройти к Ксиомаре? — спросил он хозяина бодеги.
Капитану повезло. Он застал девушку дома.
Повезло вдвойне: застал её одну, а не с очередным клиентом. Простоволосая, заспанная, в дешевом ситцевом халатике, она всё равно была весьма и весьма хороша собой.
— Зря пришел, красавчик. Я сегодня и завтра гостей не принимаю. У меня выходной по причине траура — любимый скончался. — Трагическим изломом бровей Ксиомара изобразила глубокую скорбь. — Или ты из полиции? Тогда тем более тебе нечего здесь делать. С легавыми у меня разговор короткий!
Исель понял, что ему лучше не скрывать, кто он такой, — иначе от девицы действительно ничего не добьешься.
— Капитан контрразведки Национальной гвардии Прьето. Придется вам рассказать всё о вашем приятеле. О Фредди,
— Чего теперь о нём рассказывать! Убит человек…
— Вы переписывались с ним?
— Да, письма я от него получала. Нечасто, правда. Ко дню ангела, к рождеству да на пасху.
— Сохранились они?
— Конечно. Они дороги мне. Мы же собирались обвенчаться к Новому году. Я бы подзаработала к этому времени. Да и ему подвернулось выгодное дельце…
— Какое?
— Этого я не знаю.
— Покажите письма.
— Сейчас, капитан. Секундочку.
В жестяной коробке из-под печенья покоились перевязанные розовой ленточкой письма и открытки. Послания Фредди были немногословны. Приветы. Туманные намеки на преуспевание в жизни. Корявые признания в любви и неуклюжие нежности.
Из фирменного конверта с эмблемой банановой компании “Чирики лэнд” контрразведчик извлек цветную фотографию. На ней — группа джентльменов в белых смокингах, при бабочках. Явно американцы. Они развалились, блаженно улыбаясь, в плетеных креслах. Во втором ряду — почтительным полукольцом — выстроились люди, одетые попроще. Крайний слева отмечен крестиком (“Вот он — мой Фредди!” — всхлипнула Ксиомара), крестиком отмечен и пожилой господин в самом центре белых смокингов. “Мистер Уэстли” — накарябано рукой убитого барбадосца. Эта же фамилия, с добавлением титула (вице-президент “Чирики лэнд”), стояла под поздравлением на рождественской открытке, адресованной “уважаемому мистеру Ф. Стрэнду”. Подобные стереотипные поздравления вручаются к праздникам всем служащим крупных фирм. Тем не менее хвастливый Фредди не преминул переслать открытку невесте и ещё приписал: “Гляди, как меня ценит шеф. Шутка сказать — я теперь правая рука начальника охранного отряда компании”.
Провожая капитана Прьето до дверей, Ксиомара, взбудораженная воспоминаниями, вновь прослезилась:
— Виновата я перед Фредди. Обещала бросить это занятие, да очень хотелось подкопить денег побольше к свадьбе… — И без всякого перехода: — А вы заглядывайте ко мне, капитан. Не пожалеете.
— Ладно, ладно! Учти, Ксиомара, о том, что у тебя побывали из контрразведки, никому ни слова. Придержи язык за зубами…
— Да что вы! Как можно? И без того неприятностей хватает.
“Джип”, предоставленный в распоряжение столичного офицера начальником местного отдела контрразведки, стоял там, где его бросил Исель. Он не очень хорошо ориентировался в городе и, направляясь на встречу с майором Бенавидесом, минут сорок колесил по улицам и переулкам Колона.
— Признаться, я уже не надеялся увидеть вас сегодня, капитан. Пора обедать. Составите мне компанию? Рядом есть славный ресторанчик. — Ансельмо Бенавидес был приветлив и радушен. Рассеченные шрамом губы добро улыбались.
— Охотно. Я здорово проголодался. Но сперва дайте-ка мне ещё раз взглянуть на записку, найденную у Фредди.