Брандегарт в притворном сожалении покачал головой, диадема сверкнула в свете ламп, освещавших палатку.

— Что ж, я и не думал, что у вас хватит на это здравого смысла. — Он обернулся к Атайе, послав ей презрительно-восхищенную улыбку. — Вы, Трелэйны, так упрямы.

Мудрец уселся поглубже на подушках, стряхивая крошки с рукава.

— Если вы вновь захотите встретиться со мной — возможно, поторговаться? — вы знаете, где меня найти. Разумеется, пока я не решусь двинуться дальше. Кто знает, где я окажусь в следующий раз? — спросил он, теребя подбородок, словно щеголь, выбирающий шляпу с пером к обеду. — Так много ничего не подозревающих графств — какое выбрать?

С издевательским смешком Мудрец коснулся края панели и грубо прервал контакт. После его ухода Атайя еще целую минуту стояла перед опустевшим окном, пока дымка не развеялась. Мудрец не только захватил Килфарнан — лагерь, где жили сотни ее последователей, стал его домом. Где они сейчас? И что важнее, остался ли кто-нибудь в живых?

— Неотесанный, самовлюбленный, невоспитанный сукин!.. — Дарэк отвернулся, с отвращением выплевывая поток проклятий. — Как смог он так быстро продвинуться по территории моих графств?

— У его людей было достаточно времени, чтобы подготовиться, — напомнила ему Атайя. — Они планировали вернуть себе Кайт с тех самых пор, когда двести лет назад король Фалтил изгнал отсюда их предков.

— И время для нападения выбрано исключительно удачно, — мрачно заметил Джейрен. — Сегодняшнее состояние умов кайтцев делает их необычайно восприимчивыми к колдовским речам Мудреца. Они запутались во всех этих новых идеях относительно колдовства…

— И благодарить за это мы должны вашу жену, — прорычал Люкин, бросив на Атайю злобный взгляд.

— …и устали от преследований и запугиваний Трибунала, так что готовы присоединиться к любому, кто пообещает им защиту и возможность разбогатеть, заключив сделку, — язвительно закончил Джейрен, выпалив заключительную часть своей обвинительной речи прямо в облаченную мантией спину архиепископа.

Дарэк вышагивал по кругу, беспокойно почесывая редкую бороду.

— Эристон — маленький портовый город, а Надьера — практически незащищенная сельскохозяйственная область. Но Килфарнан — один из главных городов… он не должен был так легко сдаться врагу.

Архиепископ задержал критический взгляд на основании помоста, где ранее располагалась панель, открытая Атайей.

— Этот человек опасен настолько же, насколько он горд. Нужно остановить его.

Атайя подняла бровь.

— Наконец-то, ваше преосвященство, мы хоть в чем-то пришли к согласию. — Она обошла архиепископа и направилась к брату. — Мне кажется, сейчас самое подходящее время для того, чтобы вновь созвать Совет, — сказала принцесса. — Возможно, теперь советники поймут, что опасность существует, и гораздо ближе, чем они предполагали.

Архиепископ Люкин с глубоким неодобрением поглядел вслед Дарэку; принцесса Атайя и ее муж-колдун следовали за королем на близком расстоянии.

— Глупец, — бросил он. Архиепископ сложил руки на груди, прикрыв сверкающий серебром орден святого Адриэля. — Король стал такой же игрушкой в руках дьявола, каким был его отец.

Он кинул запоздалый взгляд вокруг себя. Кроме него, Мобарека и Парра, в похожей на пещеру комнате не было никого, но это не успокоило архиепископа — когда дворец полон этими колдунами, нельзя быть полностью уверенным в том, что слова твои останутся в тайне.

Наставник с притворной небрежностью потер щеку.

— Кажется, его величество очень доверяет своим новым союзникам.

Тон его замечания был достаточно доброжелателен, но Люкин знал, что первый учитель разделяет его точку зрения на лорнгельдов. Он знал также, что наставник славился своим умением деликатно выведывать убеждения других людей, не открывая своих собственных. Это придавало Мобареку загадочную ауру — и делало его недосягаемым для обвинений в измене.

Люкин, однако, был совсем не так сдержан.

— Слишком доверяет, по-моему. Я начинаю бояться за его душу.

— И за его жизнь, — вставил капитан Парр, правая рука неосознанно теребила затянутую в кожу рукоятку меча. — Неужели он думает, что сестра оставит его в живых после того, как получит то, чего добивается? Король сам помогает ей устранить единственное препятствие между ней и троном и даже не сознает этого!

Люкин согласно кивнул.

— Король не хочет видеть в ней рвущуюся к власти ведьму, каковой она является! У нее не дрогнет рука покуситься на жизнь короля — Боже, храни его душу! Почему Дарэк думает, что Атайя пощадит его? Нет, сразу же после смерти Мудреца она ухватится за корону, словно ребенок за шутовской жезл, — мы не должны сомневаться в этом. Необходимо что-то сделать, чтобы спасти его величество от подобного развития событий, к которому вскоре приведут его собственные поступки, иначе будет слишком поздно… для всех нас.

— Спасти его, — эхом повторил Мобарек. — Но каким образом?

Глаза Люкина потемнели, когда он бросил взгляд на дверь, через которую только что вышли король и его спутники.

— Устранить ту, которая использует его.

Мобарек вновь потер щеку, на сей раз более задумчиво. Комната погрузилась в пугающее молчание, нарушаемое лишь царапающим звуком, с которым ногти наставника скребли щеку, — звук этот напоминал шуршание, издаваемое крысами, копошащимися под полом.

— Устранить ее — затея довольно рискованная. — Люкин отметил про себя, что наставник не сказал, что идея плоха, а только то, что она достаточно опасна. — Прежде всего мы должны позволить ей избавить нас от этого Мудреца. Нравится тебе это или нет, Джон, а она единственная, кто может сделать это.

— Возможно. А может быть, это всего лишь дьявольская уловка. Подумайте, — Люкин ближе придвинулся к наставнику; загоревшиеся смутные огоньки превратили его глаза в две черные бусинки, как у лиса, — если принцессе удастся победить Мудреца, люди будут в долгу перед ней, и омерзительный союз между лорнгельдами и его величеством только укрепится. Если такое произойдет, мы никогда уже не сможем вырезать эту язву из наших внутренностей… или это станет гораздо более рискованной операцией, чем сегодня.

Мобарек безмолвно взвешивал доводы архиепископа.

— А как же Мудрец?

— Бог пошлет нам решение. Мы должны только верить.

Мобарек слегка нахмурился, гораздо меньше, чем его протеже, веря в божественное вмешательство.

— А король… как быть с ним?

— Как быть с ним? — эхом повторил Люкин, словно вопрос этот совсем мало тревожил его.

Парр посмотрел на архиепископа с заговорщическим выражением на лице и произнес то, на что не отважился наставник:

— Вы сделаете это против воли короля.

— Прежде всего я, более чем любой смертный, отвечаю перед Богом, капитан, — отвечал Люкин с напускной набожностью, которая вовсе не шла ему. — Если это означает, что я должен поступить против воли моего короля, да будет так. Однако позвольте напомнить вам, что король в своем куда более разумном прошлом собственными устами осуждал сестру: однажды приговорил ее к смерти от рук Родри, в другой раз — к пожизненному заточению в монастыре. Если мы устраним принцессу, это вовсе не будет противоречить воле короля, по крайней мере до того, как он был введен в заблуждение колдовскими хитростями своей сестры.

В глазах капитана выразилось одобрение весьма извращенным логическим построениям Люкина.

— Я с радостью исполню то, что потребуется.

— Подобное поручение сопряжено с большим риском для вас, друг мой. В отличие от вас я связан более высокими клятвами. Однако, — добавил он, постукивая пальцем по щеке, — вы могли бы… скажем, оставить ворота открытыми на ночь…

Капитан склонил голову.

— Что касается принцессы, — пробормотал Мобарек, — у вас есть какой-нибудь план?

— Еще нет, — отвечал архиепископ, — но это не займет много времени. Способ, которым ее следует убить, не должен быть слишком изощренным. Позвольте мне, наставник, взять это на себя. Я не могу допустить, чтобы вы оказались вовлечены во все это, если вы еще испытываете сомнения. Однако, — добавил архиепископ, молитвенно сложив руки, — я был бы признателен, если бы вы дали мне хотя бы свое благословение, если уж не публичное одобрение.