К Дурнову* Довольно любил я, чтоб вечно грустить, Для счастья же мало любил, Но полно, что пользы мне душу открыть, Зачем я не то, что я был? В вечернее время, в час первого сна. Как блещет туман средь долин, На месте, где прежде бывала она, Брожу беспокоен, один. Тогда ты глаза и лицо примечай, Движенья спеши понимать, И если тебе удалось… то ступай! Я больше не мог бы сказать. Арфа*
I Когда зеленый дерн мой скроет прах, Когда, простясь с недолгим бытиём, Я буду только звук в твоих устах, Лишь тень в воображении твоем; Когда друзья младые на пирах Меня не станут поминать вином, Тогда возьми простую арфу ты, Она была мой друг и друг мечты. II Повесь ее в дому против окна, Чтоб ветер осени играл над ней, И чтоб ему ответила она Хоть отголоском песен прошлых дней; Но не проснется звонкая струна Под белоснежною рукой твоей, Затем что тот, кто пел твою любовь, Уж будет спать, чтоб не проснуться вновь. «На темной скале над шумящим Днепром…»* На темной скале над шумящим Днепром Растет деревцо молодое; Деревцо мое ветер ни ночью, ни днем Не может оставить в покое; И, лист обрывая, ломает и гнет, Но с берега в волны никак не сорвет. Таков несчастливец, гонимый судьбой; Хоть взяты желанья могилой, Он должен влачить одинок под луной Обломки сей жизни остылой; Он должен надежды свои пережить И с любовью в сердце бояться любить! Песня («Не знаю, обманут ли был я…»)* I Не знаю, обманут ли был я, Осмеян тобой или нет, Но клянуся, что сам любил я, И остался от этого след. Заклинаю тебя всем небесным И всем, что не сбудется вновь, И счастием мне неизвестным, О, прости мне мою любовь. II Ты не веришь словам без искусства, Но со временем эти листы Тебе объяснят мои чувства И то, что отвергнула ты. И ты вздохнешь, может статься, С слезою на ясных очах О том, кто не будет нуждаться Ни в печали чужой, ни в слезах. III И мир не увидит холодный Ни желанье, ни грусть, ни мечты Души молодой и свободной, С тех пор как не видишь их ты. Но если бы я возвратился Ко дням позабытых тревог, Вновь так же страдать я б решился И любить бы иначе не мог. Пир Асмодея* (Сатира) У беса праздник. Скачет представляться Чертей и душ усопших мелкий сброд, Кухмейстеры за кушаньем трудятся, Прозябнувши, придворный в зале ждет. И вот за стол все по чинам садятся, И вот лакей картофель подает, Затем что самодержец Мефистофель Был родом немец и любил картофель. По правую сидел приезжий <Павел>, По левую начальник докторов, Великий Фауст, муж отличных правил (Распространять сужденья дураков Он средство нам превечное доставил). Сидят. Вдруг настежь дверь и звук шагов; Три демона, войдя с большим поклоном, Кладут свои подарки перед троном. 1-ый демон (говорит) Вот сердце женщины: она искала От неба даже скрыть свои дела И многим это сердце обещала И никому его не отдала. Она себе беды лишь не желала, Лишь злобе до конца верна была. Не откажись от скромного даянья, Хоть эта вещь не стоила названья. «C'est trop commun!» [4] воскликнул бес державный С презрительной улыбкою своей. «Подарок твой подарок был бы славный, Но новизна царица наших дней; И мало ли случалося недавно, И как не быть приятных мне вестей; Я думаю, слыхали даже стены Про эти бесконечные измены». 2-ой демон На стол твой я принес вино свободы; Никто не мог им жажды утолить, Его земные опились народы И начали в куски короны бить; Но как помочь? кто против общей моды? И нам ли разрушенье усыпить? Прими ж напиток сей, земли властитель, Единственный мой царь и повелитель. Тут все цари невольно взбеленились, С тарелками вскочили с мест своих, Бояся, чтобы черти не напились, Чтоб и отсюда не прогнали их. Придворные в молчании косились, Смекнув, что лучше прочь в подобный миг: Но главный бес с геройскою ухваткой На землю выплеснул напиток сладкой. |
