Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 21. Л. 4–4 об.

Первая публикация — Совр. 1838. Т. IX. С. 131–132, с подписью «Ф. Т.-въ». Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 7; Изд. 1854. С. 10; Изд. 1868. С. 13–14; Изд. СПб., 1886. С. 118–119; Изд. 1900. С. 117–118.

Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 252.

Автограф — на сдвоенном листе бумаги, под цифрой «I» записано «Давно ль, давно ль, о Юг блаженный...», под цифрой «II» — «Итальянская villa». Написано крупными буквами, с большим нажимом, особенно выделились в этом отношении строчки: «Великих Средиземных Волн», «Киприда Светлая всплыла», «Святые Призраки Скользят», каждое слово пишется с прописной буквы.

В печатных изданиях есть варианты отдельных строк. 3-я строка печатается — «И как Эдем ты растворенный» (в 1-м изд. и следующих), 7-я строка в первом издании соответствовала автографу, в следующих — «Я там заслушивался пенья», но в Изд. 1900 — возврат к варианту автографа и первого издания. В первом издании в 9-й строке выделены курсивом слова «время оно» (как в автографе), что не сохранилось в дальнейших публикациях XIX в. 15-я строка в первом издании — «По их лазуревой равнине», но в дальнейших изданиях XIX в. — «лазоревой равнине». 16-я строка также подверглась изменениям: слово «святые» заменяется словом «родные». В 24-й строке слово «царствует» заменялось на — «господствует». Лишь в ХХ в. в изданиях, подготовленных Г.И. Чулковым и К.В. Пигаревым, был осуществлен возврат к автографу, однако у Чулкова (Чулков I. С. 255) 3-я строка печаталась — «И как Эдем ты растворенный...». По-видимому, в изданиях XIX в. была осуществлена «конъюнктурная» правка: слова «Бог», «святые», «царствуют» Тютчев употреблял слишком свободно с привычно-официальной точки зрения.

В Изд. СПб., 1886 указана дата — «1840». Однако эта дата не принята другими издателями. Чулков датирует концом 1837 — началом 1838 г.; Пигарев справедливо уточнил эту дату, полагая, что оно написано в декабре 1837 г. после возвращения Тютчева из Генуи в Северную Италию, в Турин. Стихотворение написано на одном листе бумаги со стих. «Итальянская villa», а его дата указана в альбоме Э.Ф. Тютчевой — декабрь 1837 г., и если принять нумерацию поэта за последовательность написания стихотворений, то «Давно ль, давно ль, о Юг блаженный...» предшествовало стих. «Итальянская villa». Однако Т.Г. Динесман, ссылаясь на 3-ю строфу стихотворения, утверждает, что нарисованный в ней пейзаж больше соответствует виду не предгорий Альп, а самому «зимнему высокогорному пейзажу» этих гор, и приходит к выводу о том, что стихотворение написано по пути Тютчева из Турина в Мюнхен или сразу по приезде в этот город в январе 1838 г. (см. Летопись 1999. С. 288).

Пронумерованные поэтом два стих. («Давно ль, давно ль, о Юг блаженный...» и «Итальянская villa») действительно связаны между собой несколькими художественными мотивами: «блаженного Юга», «небесной лазури», «благосклонной» к земле, гармонии природного бытия, но с контрастными образами: разрушения гармонии, изображением человека — «пришлеца», переходящего какие-то «пороги», «рубежи земли», попадающего в контрастные сферы и прислушивающегося к своим «новым» чувствам; в обоих стихотворениях — мотивы сновидений, призраков, отголосков прошлой жизни, прощания. В нумерации поэта как бы обозначено движение художественной мысли: мотив Юга блаженного разрастается, мотив Севера исчезает, а частная картина итальянского бытия обогащается внутренними диссонансами отношений человека с природой.

Н.А. Некрасов полностью процитировал стихотворение и по типу художественной образности сблизил его с «Весной», увидев в них сочетание изобразительного начала, картины, и мысли, и чувства, и воспоминания. (Некрасов. С. 21.); С.С. Дудышкин также полностью привел стихотворение в своей рецензии на тютч. сб., заметив при этом: «Между поэтом и югом, как видно, образовалась та тесная связь, которая переходит в самую кровь. Их не различишь, они всегда останутся свои друг другу. Это чувствуется по всему, всего же более по задушевности мотива в обращении поэта к дорогому для него югу, задушевности, какую мы запомним только у Пушкина. Как будто юг звучал для них одною музыкою: в их воспоминаниях о нем слышатся те же самые тоны» (Отеч. зап. С. 66).

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 21. Л. 4–4 об.

Первая публикация — Совр. 1838. Т. Х. С. 184-185, с подписью «Ф. Т-ъ», цензурная помета — «28 июня 1838». Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 11–12; Изд. 1854. С. 19; Изд. 1868. С. 22; Изд. СПб., 1886. С. III; Изд. 1900. С. 119 (во всех этих изданиях, за исключением Совр. 1838, в названии — русское слово «вилла»).

Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 253.

В автографе записано под цифрой «II», а под «I» значится: «Давно ль, давно ль, о Юг блаженный...» Строфы отчеркнуты, а последние две отделены от предыдущих точками, протянувшимися по всей длине строки. Четвертая строка сдвинута вправо, только одна эта строка. Специфика синтаксиса — повтор тире и многоточий, не все из них сохранены. Если тире часто заменяют точки и запятые и означают завершение высказывания, конец смысловой единицы, то многоточия явно указывают на смысловую и эмоциональную протяженность речи, авторскую недоговоренность. В эмоциональном рисунке речи, выразившемся в поставленных поэтом знаках препинания, своеобразное сочетание «тишины» (затухание эмоций в многоточиях) и взволнованности, напряжения чувств — отсюда повторы восклицаний и их соединение с многоточиями или вопросом, оставшимся без ответа (в конце стихотворения).

В печатных изданиях варьируется 5-я строка: в Совр. 1838 г. — вариант автографа, но в следующих прижизненных и в Изд. СПб., 1886 — «И вот тому уж века два иль боле», так и в Сушк. тетради (с.15–17), списке Муран. альбома (с. 16–18). Конечно, приближение слов, обозначающих время («века два», «боле»), делает фразу логически более строгой. Но эта перестановка меняет смысловые акценты высказывания. Выставляется в начало фразы критерий времени — «века два», а бесцветное слово «тому» отодвигается, так мыслит поэт, такова его воля художника слова. В Изд. 1900 — возврат к первому изданию. 11-я строка в прижизненных изданиях и в Изд. СПб., 1886 — «Провеяло над нею полусонной», что отчасти разрушало рифму (благосклонно — полусонной), но в первом издании и в Изд. 1900 верно: «Провеяло над нею полусонно». Варьировалась и 13-я строка. Если в первом издании был принят вариант автографа («По-прежнему в углу фонтан лепечет»), то в дальнейших прижизненных изданиях и первых последующих (как и в Муран. альбоме) появился другой вариант — «По-прежнему фонтан в углу лепечет». И в этом случае перестановка слов неоправданна; поэт сосредоточился на двух художественных компонентах — пространственных изменениях и временных, у Тютчева выделены слова: «villa», «угол», «потолок», а чем заполнено пространство виллы — для поэта менее значимо, отсюда непоэтичный «угол» (по сравнению с «фонтаном») вышел на первое место, как и «потолок» в следующей строке. Во всех указанных изданиях последние две строфы не были отделены точками.

Датируется декабрем 1837 г. в соответствии со списком Альбома Тютчевой (с. 78–78 об.).

Н.А. Некрасов выделил в особый разряд стих. «И гроб опущен уж в могилу...», «Итальянская villa», «С какою негою, с какой тоской влюбленной...». Их отличительный признак, по его мнению, — «едва заметный оттенок иронии», напоминающий и поэзию Гейне. «Иронией» он назвал конфликтную основу стихотворений, чувство разлада, выраженное особенно очевидно в финальных строфах стихотворений, и во всем стих. «И гроб опущен уж в могилу...». Отмечено «поэтическое достоинство» стихотворений (см. коммент. С. 405). Напротив, С.С. Дудышкин склонен был усматривать в стихотворении недоконченность рисунка и вытекающую отсюда неясность мысли. Подобное он нашел уже в «Видении». Перепечатав полностью стих. «Итальянская villa», критик размышляет: «Какая прелесть!» — невольно вырвется у каждого читателя под очарованием этой несравненной фантазии. И в самом деле она уносит вас так далеко, она окружает вас такими чарами, что нет сил противиться ее обаянию. Но пусть попробует читатель дать себе отчет в ее заключении, пусть отыщет ключ к объяснению последней загадки. Кому, во-первых, принадлежит этот «чудный лепет» и что за таинственный смысл его? Далее, что это за «злая жизнь» с ее мятежным жаром? Кого и как могла возмутить она? Если под нею разуметь прошедшую жизнь виллы, то почему ж она злая? и т. п. Не сомневаемся, что сам автор знает свою мысль, но не видим, чтоб он нашел соответствующий ей образ. Или он не совсем овладел ее выражением, или недосказал нам чего-то: во всяком случае, здесь чего-то недостает для полного удовлетворения» (Отеч. зап. С. 74). Критик не постигает глубинного смысла стихотворения, впадая в поверхностно-позитивистское его истолкование.