Альтамус умолк, с улыбкой глядя на Синдбада. Тот безмолвствовало минуту, раздумывая над услышанным, а потом сказал:
— О сиятельный владыка, неужели та спящая девушка, которой мы помогли выбраться из страшных пещер Мертвецов, — дочь Абуль-Дубана?
— Это так, о Синдбад, — сказал Альтамус. — Если бы она оставалась там сейчас, то даже я, повелитель джиннов, со всем своим колдовским могуществом не смог бы освободить ее. На Страну Мертвецов не распространяется моя власть. Только простому смертному неисповедимым промыслом Небес надо было вывести ее оттуда, и ты сделал это, о доблестный Синдбад.
— О сиятельный Альтамус, без тебя, даже и пребывавшего в облике Алмаза, я вряд ли сумел бы совершить такой подвиг. Все произошло благодаря милосердной воле Аллаха и чудесным свойствам камня, в который тебя превратил недостойный Абуль-Дубан. — Сказав это, Синдбад вздохнул. — Мне остается лишь сожалеть об участи прекрасной девушки, которую я не уберег во время многотрудного пути к твоему дворцу, о царь. Похищенная водяным джинном, она осталась на острове посреди реки…
— О Синдбад, эта река течет не в Стране Мертвецов, а в подлунном мире, где нет преград моему волшебству, — сказал Альтамус. — И мне нет необходимости отправляться к реке для спасения моей любимой жены. Смотри!
Альтамус щелкнул пальцами, произнес заклинание и в тот же миг изумленный Синдбад увидел, как возле его трона появилась девушка, которую он вывел из Страны Мертвецов. Колдовской сон оставил ее; она удивленно оглядывалась, не понимая, где она, а увидев Альтамуса, покорно опустилась перед ним на колени.
— О муж мой, — воскликнула она. — Я уснула вчера во дворце моего отца, и, кажется, спала целую вечность. Ты перенес меня в свою страну? О, какой прекрасный зал, какими красивыми вещами он наполнен! А кто те девушки, что танцуют под золотыми деревьями?
Альтамус ни слова не ответил ей, он лишь коснулся рукой ее белого лба, и глаза девушки блеснули: она все поняла! Рассмеявшись счастливым смехом, она вскочила и в стремительном танце смешалась с хороводом других жен Альтамуса. Синдбад проследил за ней взглядом, и вдруг увидел, что она и еще трое девушек превратились в драгоценные предметы, наполнявшие дворец: одна — в павлина, усыпанного драгоценными камнями, другая — в золотую чашу, третья в жемчужное ожерелье, четвертая, растянувшись на полу, обратилась в богатый ковер с затейливым узором.
— О Синдбад, все, что ты видел в залах моего дворца — это мои жены, сказал Альтамус. — Они бессмертны, как я, и вечно прекрасны. Но скучно всегда пребывать в человеческом облике, и я для своих милых подруг придумал забаву: они по своей воле могут превращаться в разные предметы — в сверкающие драгоценные камни, браслеты, золотые деревья, кубки, ковры, пергаментные свитки с миниатюрами и во многие другие прекрасные и восхитительные вещи, которые ласкают мой взгляд так же, как и их стройные тела. Мои жены, о Синдбад, не только те девушки, что порхают по залам и танцуют под звуки флейт, но и все эти изумительной красоты вещи, которыми полон дворец. Дочь царя Абуль-Дубана стала одной из них и пополнила мой гарем, хотя это и стоило мне таких ужасных волнений. Но я ничуть не жалею о случившемся, ибо ради истинной красоты — воплощенной ли в изделии ювелира, в узоре ли на ткани или в чертах женского лица — я готов претерпеть любые муки. А теперь, о Синдбад, в благодарность за мое чудесное возвращение на престол ты можешь просить у меня все, что пожелаешь. Я могу вернуть тебя в Багдад, могу сделать царем любой из стран подлунного мира, могу подарить тебе дворец, наполненный сокровищами, а могу, как Абуль-Дубану, дать власть над джиннами и духами. Но в этом случае, ты не должен будешь употреблять свою волшебную силу во зло, иначе тебя ожидает участь Абуль-Дубана.
— О сиятельный владыка, — опускаясь на колени, сказал Синдбад. — Я всего лишь смертный, и, как все смертные, подвержен соблазну греха. Боюсь, что управляя джиннами, я не смогу удержаться от необдуманного и несправедливого поступка. Поэтому прошу тебя лишь об одном: вернуть меня в Багдад и избавить мой город от злодея Зумдада ибн Джалиджиса. Он принял мой облик и остался хозяйничать в моем доме. Меня пробирает дрожь при мысли о том, что он успел натворить за эти месяцы. О мой дом, о моя любимая жена, о мои верные слуги! — воскликнул Синдбад и разразился горестными рыданиями.
Альтамус поднял руку, успокаивая Синдбада, и сказал:
— О друг мой, пусть это не беспокоит тебя. Мне подвластны не только духи, но и стихии. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на окна моего дворца. Все эти годы, что я отсутствовал, моя страна была погружена в сумерки бесконечно длящейся ночи. Но в ту минуту, как я вернулся, на небосводе появилось солнце. Отныне ночь и день положенной им чередой будут сменять друг друга. Помимо ветров, морей, звезд и солнца, мне подвластно и само время. Я сделаю так, что все эти месяцы, в течение которых ты странствовал, обернутся для тебя несколькими минутами, и ни твоя жена, ни твои слуги и друзья не заметят твоего отсутствия. А зловредный джинн снова окажется в сосуде и на этот раз он будет погребен на дне самого глубокого и темного моря, откуда он уже не вырвется никогда.
— Благодарю тебя, о могущественный царь, — Синдбад склонился в низком поклоне.
Альтамус прошептал заклинание, и Синдбад, подняв на него глаза, увидел перед собой лишь сияющую дымку. Уже не было ни трона, ни прекрасного зала; Синдбад словно плыл в лучах, и ему казалось, что он парит над бездной.
Сияющая мгла неожиданно рассеялась и он обнаружил себя в своем доме в Багдаде, в тот самый вечер, когда откупорил сосуд с жестоким джинном Зумдада ибн Джалиджисом. Взору Синдбада предстало его зеркальное отражение, которое поднималось по крытым ковром ступеням к двери, ведущей в комнату его жены. Это и был джинн Зумдада ибн Джалиджис, принявший облик Синдбада. Едва зловещий двойник взялся за дверную ручку, как вдруг какая-то сила отбросила его назад, он скатился по ступеням и упал к ногам настоящего Синдбада, который смотрел на него с возрастающим изумлением.
Внезапно к коварному джинну вернулся его истинный звероподобный облик, лицо его исказилось, он захрипел, глаза его выпучились. Он упал и забился в судорогах нестерпимой боли, и при этом начал быстро уменьшаться в размерах. Вскоре он съежился до размеров пальца и его хрип перешел в надсадный писк. Откуда-то появилась бутылка, подкатилась к нему, и уродливого коротышку, несмотря на его отчаянное сопротивление, втянуло в горлыщке. Бутылку заткнула пробка, а на пробке появилась колдовская печать. Все это в мгновение ока произошло на глазах пораженного Синдбада. Бутылка подскочила, перевернулась и со скоростью пушечного ядра вылетела в распахнутое окно. Синдбад попытался проводить ее взглядом, но она умчалась так быстро, что он тотчас потерял ее из виду.
За окнами разливались соловьи и дышала ароматом садов безмятежная южная ночь, полная звезд, с двурогим месяцем, неподвижно зависшим над куполами султанского дворца. Сомнений не было: Синдбад вернулся в свой мирный город, который больше не покинет никогда!
Наутро к Синдбаду пришли его друзья-купцы и сообщили радостную весть: в порт Басры пришли торговые корабли, отправленные Синдбадом год назад в далекие страны. Трюмы кораблей ломятся от редкостных и дорогих товаров, которые можно с выгодой продать в Багдаде. Тут в комнату, где сидели Синдбад и его друзья, вошли слуги и повар Касим. Они внесли большое блюдо с зажаренной рыбой, купленной вчера Синдбадом на набережной Тигра. Кушанье все нашли восхитительным; гости в один голос заявили, что по вкусу рыба напоминает осетра, но гораздо нежнее. В конце концов все сошлись на том, что изысканнее блюда им пробовать не приходилось. Затем, как повелось, начались рассказы о путешествиях и чудесах заморских стран.
Синдбад безмолвствовал, слушая разговоры своих друзей, и думал: а не приснилось ли ему его путешествие? Он ощупал палец, на котором носил кольцо Одноглазого, и обнаружил, что кольца нет. Должно быть, Альтамус пожелал оставить кольцо у себя.
