– Все это богатство за половину «лимона» отдам.

– Ты что-то спутал, – Карл отодвинул от себя коробку, – я не барыга, чтобы паленые камни и рыжье скупать. У меня призвание другое.

– Камни чистые. Я законный бизнес предлагаю. Все документы при них. Если хочешь, я тебе на каждый из них потом даже магазинный чек предоставлю. Через ювелирку пройдут. Ты налом со мной расплачиваешься и камни забираешь.

Карл смотрел на давнего знакомого невинными, как у ребенка, глазами.

– Я не знал, что ты идиот. На хрена мне камни? Телкам дарить? Да и нет у меня таких денег.

– Они стоящие, – убеждал Качан, – ты не для себя возьми. Монгол к тебе прислушивается. В общаке им самое место. Если правильно поставить, через год их в два раза дороже толкнуть можно. Мне хрусты край как нужны, не для себя. Нужные люди попросили.

Карл бросил на камни пристальный взгляд. В предложении Качана имелся смысл.

– Откуда камни?

– Не могу всего сказать, – торопливо шептал Качан, – таджики помогли краем в одно большое дело войти. Тут и Азия, и Европа, и Африка закручены. Если сумею камни на наличку быстро перемолотить, в долю упаду. А потом, Карл, если мне поможешь, я и тебя подключу. Главное – схему правильно отстроить. Как проложим рельсы, так и дальше по ним поедем.

– Я не телефонный аппарат, чтобы меня подключали, и не паровоз в твоем деле. Если ты собираешься потом мне чеки на каждое кольцо выдать, значит, твоим дружкам полученные деньги отмыть надо, легализовать.

– А что в этом стремного?

– Я втемную не играю. Если ввязываюсь во что-то, то должен наверняка знать, откуда ветер дует. Кто и за чем стоит. Рассказывай схему.

– Не могу всего рассказать. Насчет отмывки – это ты правильно решил. Люди они большие и с еще большими людьми дело имеют по всему миру. С ними камнями рассчитались. Если камни через магазин пропустить, то лаве за них чистым станет. Никто же у покупателя паспорт не спрашивает, адрес не записывает. Не интересуется, где он деньги взял…

Карл слушал и разглядывал кольца с камешками. Он достал очки, но надевать их не стал, смотрел сквозь стекла, сжимая оправу в руке. На каждом кольце стояла проба и заводское клеймо. Было такое впечатление, что Качан просто позаимствовал их на время с заводского склада, чтобы потом аккуратно, под роспись сдать назад. Так менты делают, когда подставу готовят. Дослушав откровения до конца, законный понял, что большего Качан просто не может сказать – боится. Ни одной фамилии не прозвучало.

– …Ну что, берешь?

– Мне твои камни не нужны, но если Монгол решит, то, считай, тебе повезло. – Карл положил очки на стол.

– Перетрешь с ним?

– Подумаю.

И тут Карл почувствовал, что ему стало неуютно в этом доме. Интуиции он доверял. Сколько раз она уже спасала ему жизнь. Бывалый зэк – он, как зверь, чует приближение опасности. Холодок появился в сердце, легкий, но тревожный. Так случается, когда внезапно видишь покойника.

– Я подумаю, – пообещал Карл.

Глаза Качана зажглись надеждой.

– Цена хорошая. Камни стоящие.

– Я не барыга, – Карл подал на прощанье руку.

Пальцы Качана показались ему холодными и влажными, возникло непреодолимое желание вытереть руку. Обижать хозяина не хотелось, поэтому Карл достал носовой платок и сделал вид, что промокнул лоб, а когда прятал платок в карман, незаметно вытер ладонь.

– Провожать не надо, – остановил он Качана.

Уже стоя у машины, Карл оглянулся. В открытом окне виднелся Качан, он сжимал под мышкой шахматную коробку. «Волга» завелась с пол-оборота. Карл виртуозно развернул машину и вывел ее на дорогу через узкие ворота. Свет фар скользнул по густым придорожным елкам, заплясал на блестящем асфальте. Туман клубился по кюветам.

Качан проводил взглядом «Волгу» Карла. Что-то тревожное почудилось ему в рубиновом свете габаритных огней, и он покрепче прижал к себе шахматную доску. Это чувство осталось и после того, как машина скрылась с глаз.

Всего тридцать километров от Москвы, а темень и глушь здесь такая, будто забрался на край света. Но это только ночью, днем здесь светло и торжественно.

Казалось, мир кончается там, где обрывается свет дворового фонаря. Тут же вспомнились таджикские горы. Там темнота куда страшнее подмосковной. Мрак кажется таким густым, что его можно пощупать, и приходит он не постепенно, а валится на голову за считаные секунды после захода солнца.

Качан выругался про себя, канализации в доме не было, и приходилось всякий раз выходить на улицу. Он не стал заносить доску с кольцами наверх, сунул ее в тумбу под телевизором.

Туалет стоял в самом углу участка, заслоненный от чужих взглядов кустом гортензии, разросшейся до чудовищных размеров. И света в туалете не было, приходилось довольствоваться тонким лучиком, пробивавшимся из окошечка, прорезанного под самым потолком.

Качан выбрался из тесного туалета на свежий воздух и только тогда забросил подтяжки на плечи. Он уже прошел половину дороги к дому, когда увидел свежие влажные следы на бетонном крыльце. Подошвы рифленых ботинок отпечатались предельно четко. Кто-то, пока он ходил, успел пробраться в дом. Качан еще и не успел испугаться, когда ему в спину уперся холодный ствол пистолета.

– В дом иди, – прозвучал под ухом вкрадчивый шепот.

Тяжело ступая, Качан поднялся на ступеньки крыльца. Дверь в дом осталась приоткрытой. Ствол ни на секунду не отрывался от его спины.

– Свет не зажигай, – посоветовал идущий сзади.

Качан успел рассмотреть в зеркале размытый силуэт, но и его было достаточно, чтобы отбросить мысль одолеть высокого и крепко сложенного конвоира голыми руками.

В гостиной за журнальным столиком сидел незнакомец в сером костюме. Под строгими штанами нелепо смотрелись грубые армейские ботинки на толстой рифленой подошве.

– Не ждал гостей, Качан? – развязно произнес незнакомец и хозяйским жестом указал на свободное кресло.

– Не приглашал, потому и не ждал, – попытался сохранить достоинство Качан, но колени сами подогнулись, и грузное тело опустилось в мягкое кресло.

Только после этого вышел на свет и тот, кто привел его в дом. На нем был черный тренировочный костюм и лыжная шапочка, натянутая по самые глаза. Острый загорелый нос торчал из-под нее, как вороний клюв.

«Мент, – мелькнула у Качана мысль, – как есть мент. А тот, в армейских ботинках, – конторщик».

Ошибиться он не мог. У всякого мента, во что бы он ни был одет, чем бы ни был занят, есть что-то неуловимое во взгляде, выправке. Качан осторожно, стараясь не вертеть головой, осмотрелся. Нет, в гостиной, кроме двоих незваных гостей, больше никого не было.

– Чего надо? – осмелел он.

– От тебя – ничего, – спокойно ответил мужчина в сером костюме, достал из кармана мобильник и, быстро набрав номер, сообщил в трубку: – Мы на месте, все в порядке, подъезжайте.

Качану показалось, что о нем на время забыли. Противно тикали кварцевые часы на стене гостиной. До того как Карл обратил на них внимание Качана, тот даже не задумывался об их существовании.

Не прошло и пары минут, как послышался гул моторов. У ворот дома остановились две машины: пикап с вместительной будкой и «Волга» с милицейскими номерами. Фар не гасили. Из «Волги» выбрался холеный мужчина в светлом плаще, белоснежный шарф свисал с его шеи. Жесткие черные волосы окаймляли смуглое лицо. Умные глаза устало смотрели на мир. Шофер остался ждать пассажира за рулем. Подобрав полы плаща, мужчина легко взбежал на крыльцо, он не прикоснулся к ручке – толкнул дверь плечом. Мимоходом глянул в зеркало и, казалось, остался недоволен своим отражением. В гостиной он молча посмотрел на Качана, затем в его глазах блеснули искорки радости.

– Посмотри в тумбе под телевизором, – осклабился он и тут же, заметив замешательство на лице Качана, добавил: – Угадал.

Не успел Качан опомниться, как шахматная доска уже стояла перед ним. То, что менты явились без ордера, не предъявили документов, не прихватили понятых, оставляло шанс договориться.